Принцесса разыскивает горошину
Шрифт:
Железная дверь — а теперь я хорошо видела, что это именно дверь, — в очередной раз лязгнула, и в проеме возникли две фигуры. Молодой и коренастый крепыш в джинсах и тельняшке, скорее всего, обладатель неокрепшего баска, для которого сроки моего ухода в лучший из миров не имели принципиального значения. И — маленький лысый старикан в светлых летних брюках, белой майке и хлопчатобумажной безрукавке на «молнии» в бесчисленных заклепках и карманах. И этого старикана я точно знала. Но откуда?
Я заставила себя сосредоточиться, а последнее, как вы понимаете, стоило мне немалых
Софа посылала меня с конвертом? Посылала. И имя у того, кому я должна была его передать, было нелепее некуда. А, вот — Сигизмунд Потапыч! И он еще клацал челюстью, как компостер. Ни дать ни взять моя свекровь, когда у нее протез из строя вышел! Точно, клацал, а теперь только пришепетывает. Наверное, починил.
Сначала Сигизмунд Потапыч распекал меня, как на профсоюзном собрании. И журил, и корил, и головой качал. Все удивлялся моему легкомыслию.
— Не ожидал, не ожидал я от вас такого, Куприянова Надежда Петровна! Ладно, этот молодой раздолбай без царя в голове, он давно себе приключения ищет. Подумать только, мальчик из хорошей обеспеченной семьи. Отличное образование, блестящее будущее, а не может придумать себе других развлечений, кроме как лазить по помойкам и якшаться бог знает с кем. На него уже и родные рукой махнули… А вы, вы… Уважаемая матрона, почтенная мать семейства — и нате вам. Бросила мужа и подалась в бега с каким-то сопляком!
— Положим, это он меня бросил, а не я его… — позволила я себе робко возразить, с трудом переваривая то, что услышала про Димыча. Хотя, вы свидетели, я всегда подозревала, что он не совсем тот, за кого себя выдает, и в последнее время эти сомнения во мне только укрепились.
— И не спорьте, не спорьте! — Сигизмунд Потапыч был непреклонен. — А поддельный паспорт? К тому же на мужское имя! Такое безрассудство не делает вам чести. Тем более что вы не одну себя в опасность поставили.
Честно говоря, я все еще не очень понимала, в какую степь он клонит, зато догадывалась, что без Софиного участия здесь не обошлось. А вот насчет природы этого участия я как-то не определилась. Но хотелось бы думать, что ею двигали не только абстрактный гуманизм, но и конкретные теплые чувства ко мне. Иначе зачем бы ей насылать на меня этого дедка со вставной челюстью?
— Вас Софа прислала? — виновато посмотрела я на Сигизмунда Потапыча.
— В некотором роде, — скупо обронил он.
— А Димыч… Димыч, он где?
— Уж за этого шалопая можете не волноваться, — успокоил меня Сигизмунд Потапыч и обратился к своей зондеркоманде с довольно неожиданным предложением: — Ну что, ребята, покажем Надежде Петровне наше кино? По-моему, пора. Тем более что оно ей понравится.
— Ага, — взял под козырек Басок и куда-то усвистал.
Отсутствовал он недолго, а вернулся с видеомагнитофоном, удлинителем и еще какими-то причиндалами. Затем удалился во второй раз и притащил небольшой
Басок же тем временем расположил телевизионное хозяйство прямо на полу и включил в сеть. Что-то подкрутил, вставил в видеомагнитофон кассету и с торжественным выражением отошел в сторону, многозначительно пообещав:
— Сейчас начнется кино.
Кино и правда началось. Да еще какое! Сначала на экране возникла малоодетая фройляйн в позе дачницы, пропалывающей грядки, несколько раз сказала «О, я, я…» и страстно заохала, а после этого камера, как приклеенная, застыла на предмете, вызвавшем у нее столь неумеренные восторги, и… экран погас. Это Басок экстренно нажал кнопку пульта и зашелся в извинениях. Мол, простите, Сигизмунд Потапыч, накладочка вышла.
— Тьфу ты, паскуда! — смачно сплюнул под ноги Голопупенка и тоже принялся оправдываться перед стариканом. — Это все он! Кобель!
— Это я уже понял! — Сигизмунд Потапыч неожиданно взвизгнул фальцетом, при этом свежепочиненная челюсть не выдержала и громко клацнула. — Где та кассета? Или ты ее потерял?
— Ну, гад!.. — вразвалку пошел на проштрафившегося Баска Голопупенка. Причем явно не с самыми дружескими намерениями.
— Да здесь она, куда ей деться! — Было заметно, что Басок здорово струхнул. — Найду, сейчас найду! — пообещал он и со сверхзвуковой скоростью вылетел за дверь.
С его уходом в комнате с расписанными стенами воцарилась напряженная тишина. Не зная, чем себя занять, я водила взглядом по стенам, механически считывая с них разнообразные изречения, типа «здесь был Юра», или «Коля с Дерибасовской шлет привет потомкам». Почти всю стенку изучила, пока Басок снова не застучал копытами.
— Вот! Вот она! — радостно выпалил он.
— Уверен? — строго уточнил Сигизмунд Потапыч.
— Зуб даю! — Басок пристыженно потупился.
— Тогда заряжай, — скомандовал беззубый Софин посланец.
Басок образцово-показательно засуетился. Вставил в видак кассету и щелкнул пультом. «Панасоник» послушно засветился и спустя мгновение стал педантично выдавать записанное на пленке. Двух голенастых девчонок, лопающих мороженое у подножия Эйфелевой башни. Одну из них я видела в первый раз, а вот другую узнала бы и с закрытыми глазами. Это была моя Нэлка. В косой цветастой юбке с воланом, которую я сама ей шила и которую она не хотела брать с собой, упорно называя колхозом, и в неизвестной мне лиловой майке на бретелях, вероятно купленной уже в Париже.
— Узнаете, Надежда Петровна? — осведомился Сигизмунд Потапыч. — Это ваша дочь Неля со своей французской подружкой Бриджит. Весело проводят школьные каникулы.
— Но… — я сглотнула застрявший в горле комок. — Откуда у вас эта запись? И кто… Кто ее сделал?
— А это я вам непременно объясню, — заверил меня господин Вставная Челюсть, не сводя глаз с экрана, на котором моя Нэлка и ее французская подружка Бриджит безмятежно уплетали мороженое, не ведая того, что будет твориться со мной, когда я увижу эту идиллию.