Принцип иллюзии
Шрифт:
– Апотропей?
– Что?
– Защитный амулет, который тебе дал возлюбленный?
Неужели Луиджи ему не сказал?
– Что-то в этом роде.
– Где он?
– Я его выкинула.
Эдриан недоверчиво замотал головой, потом снова ощупал кармашек, в котором была бабочка, и наконец воззрился на Саран в полном недоумении:
– Ты выкинула тысячелетний апотропей?
–
Саран начинала злиться. Луиджи так ее не отчитывал, как Эдриан, а ведь шаман даже не знал, что подарок был от его напарника. Неужели настолько ценная вещь? Ну так надо было сразу сказать!
– Апотропическая магия зависит от того, кто и с какой целью дарит вещь. Изначально это может быть чем угодно: украшением, одеждой, любой безделушкой. И не обязательно, чтобы дарящий был шаманом, нужно лишь, чтобы он отдал вещь по доброй воле с благим пожеланием. Апотропей, который был тут, - Эдриан бережно погладил обугленный уголок сумки, - насчитывал десятки поколений владельцев. Он тысячи лет путешествовал от любовника к любовнице, от матери к сыну, от мужчины к женщине, и с каждым разом становился все сильнее: охраняя, принося удачу и уводя с неверных дорог. Он не мог быть утерян, украден или отнят силой, только передан с любовью и по доброй воле. Или выброшен.
Последнее слово Эдриан произнес с особой горечью. Саран промолчала. А что говорить? Она почти ненавидела себя за то, что сейчас ее больше всего заботило, кто и когда подарил нефритовую бабочку Луиджи. Мать? Или возлюбленная, одна из тех, с кем, по словам Эдриана, Луиджи не повезло?
– Я надеюсь, тот, кто отдал тебе апотропей, никогда не узнает, что ты с ним сделала, - глухо проговорил Эдриан.
Затем повторил пасс с ножом: провел лезвием вокруг сумочки в одну сторону, в другую, сверху вниз и обратно. Как будто разрезал невидимые нити.
– Готово.
Он явно был разочарован. Саран и сама не знала, куда деть глаза.
– Ловко у тебя получилось, - пробормотала она, забирая у Эдриана обезвреженную сумочку.
– Я серый шаман, разрушать заклинания и обращать вспять магию - моя специализация.
Он по очереди загасил оставшиеся свечи. Попытался коснуться металлической статуэтки, но тут же отдернул палец - видимо, та все еще была ледяной. Ковролин вокруг как будто выцвел. Зато с деревянной статуэткой все было нормально.
– Любую магию?
– после минутного раздумья уточнила Саран.
– Практически. А что?
Эдриан даже перестал собирать разложенные на полу вещи. Почувствовал, насколько это для нее важно?
– И лисью?
Глупо надеяться, что он не понял или не заметил, кто она такая. Он читал ее. И наверняка видел, что она сделала с Луиджи.
– Ты можешь обратить лисью магию?
– Нет.
Эдриан стянул из-под подноса со стаканами кружевную салфетку и, обернув ею руку, взял-таки заледеневшую иглу.
– Ты расскажешь Луиджи?
– Пока не решил.
На Саран он не смотрел, продолжая заниматься своими делами. Убирал обратно в сумку то, что успел достать.
– Это был приказ Пхатти. Я не хотела...
Острый взгляд поверх плеча заставил ее замолчать. Должно быть, Эдриан видел, что произошло в отеле. Тогда это точно не было приказом Пхатти.
– Если ты расскажешь, он убьет меня.
– Скорее всего.
– Пожалуйста!
Саран шагнула вперед, покачнулась, схватилась за спинку кровати. Литой узор царапнул ладонь. Металл был неожиданно холодным.
– Я ведь не обязан принимать решение прямо сейчас, верно?
Эдриан обернулся, не вставая. Посмотрел на нее снизу вверх. Без осуждения, без ненависти. Но и тепла в его взгляде не было. Темный омут. И можно только догадываться, какого калибра черти там обитают.
– Но... Предупреди хотя бы, ладно? Когда примешь.
Он ничего не сказал. Чуть повел плечом, снова отворачиваясь. Опять начал копаться в сумке, достал спортивный шейкер - непрозрачную светло-зеленую бутылку примерно на литр. Внутри что-то бултыхалось. Эдриан отвинтил крышку и сделал несколько крупных глотков.
Саран вернулась на кровать. От усталости и разочарования слегка потряхивало. Как же надоела эта слабость! Сколько можно бояться и зависеть от других? Она же пятихвостая лиса, черт возьми! Не неопытная девочка-феечка, впервые в жизни угодившая в передрягу посерьезнее сломанного ногтя. С ней случались вещи и похуже Луиджи Эргенте. И тогда она выжила. И нашла выход. И теперь непременно найдет.
Вот выспится - и найдет.
Саран прикрыла глаза, чувствуя, как снова начинает ныть рана на боку. Действие обезболивающего заканчивалось, но просить новую таблетку она не стала. Потерпит. Нельзя привыкать и впадать в зависимость еще и от шаманских лекарств. Она больше не будет слабой и пугливой. И сбегать на полусогнутых, поджав хвосты и прижав уши, она тоже не станет.
Эдриан может решать все, что захочет, но ни одна пятихвостая лиса не станет надеяться на шамана и молиться о его покровительстве. Она будет решать сама. И надеяться будет только на себя и Луну в небе. В конце концов, может статься, что к тому времени, когда Эдриан решит рассказать обо всем Луиджи, тому уже будет все равно. Ведь ни один человек в здравом уме не захочет убить любимую женщину, когда у них все хорошо, а впереди рисуется счастливое будущее. Сколько раз в истории было так, что мужчины, влюбляясь, отворачивались от старых друзей и изменяли прежде нерушимым взглядам? Не счесть! Так с чего бы вдруг Луиджи становиться исключением? Единственная проблема - прикосновения. Запрет может сыграть определенную роль на ранней стадии, но затягивать с ним не стоит. Нельзя, чтобы страх перерос в фобию. И нельзя, чтобы Луиджи стало скучно.
Саран заставила себя вспомнить все, что с ней делал Эргенте в кошмарах. Увидеть в последний раз, поверить, что это всего лишь гнусная иллюзия и отпустить. Хотя бы постараться. Очень-очень... Под ресницами все равно стало влажно. Пришлось закусить губу и сжать кулаки, чтобы унять дрожь и остановить бессмысленные слезы.
Олег мертв. Луиджи любит ее. А с Эдрианом и глупым страхом она справится.
Завтра. Как только выспится. Ночная Заступница, не оставь!