Приобщение

Коржавин Наум Моисеевич

2

Осенним днем лежим под солнцем летним, А дома осень — снег с дождем сейчас. Мы окунёмся в море — и уедем. И наша жизнь опять обступит нас — Как снег и дождь… Но не хочу впервые Я снова в жизнь — за всё держать ответ. Кто видел мир в минуты роковые, Не столь блажен, как полагал поэт…

1971

* * *

Страх — не взлёт для стихов. Не источник высокой печали. Я мешок потрохов! — Так себя я теперь ощущаю. В царстве лжи и греха Я б восстал, я сказал бы: «Поспорим!» Но мои потроха Протестуют… А я им — покорен. Тяжко день ото дня Я влачусь. Задыхаясь. Тоскуя. Вдруг пропорют меня — Ведь собрать потрохов не смогу я. И умру на все дни. Навсегда. До скончания света. Словно я — лишь они, И во мне ничего больше

нету. Если страх — нет греха, Есть одни только голод и плаха. Божий мир потроха Заслоняют — при помощи страха. Ни поэм, ни стихов. Что ни скажешь — всё кажется: всуе. Я мешок потрохов. Я привык. Я лишь только тоскую.

1972

РОДИНЕ

Что ж, и впрямь, как в туман, Мне уйти — в край, где синь, а не просинь. Где течет Иордан, — Хоть пока он не снится мне вовсе. Унести свою мысль, Всю безвыходность нашей печали, В край, где можно спастись, Иль хоть сгинуть, себя защищая. Сгинуть, выстояв бой, В жажде жизни о пулю споткнуться. А не так, как с Тобой, — От Тебя же в Тебе задохнуться. Что ж, раздвинуть тиски И уйти?.. А потом постоянно Видеть плёсы Оки В снах тревожных у струй Иордана. Помнить прежнюю боль. Прежний стыд, и бессилье, и братство… Мне расстаться с Тобой, Как с собой, как с судьбою расстаться. Это так всё равно, — Хоть Твой флот у Синая — не малость. Хоть я знаю давно, Что сама Ты с собою рассталась. Хоть я мыслям чужим Вторя страстно, кричу что есть силы: — Византия — не Рим. Так же точно и Ты — не Россия. Ты спасёшься? — Бог весть! Я не верю. Всё смертью чревато. …Только что в Тебе есть, Если зная, как Ты виновата, Я боюсь в том краю, — Если всё ж мы пойдем на такое, — Помнить даже в бою Глупый стыд — не погибнуть с Тобою.

1972

22 ИЮНЯ 1971 ГОДА

Свет похож на тьму, В мыслях — пелена. Тридцать лет тому Началась война. Диктор — словно рад… Душно, думать лень. Тридцать лет назад Был просторный день. Стала лишней ложь, Был я братству рад… А еще был дождь — Тридцать лет назад. Дождь, азарт игры, Веры и мечты… Сколько с той поры Утекло воды? Сколько средь полей У различных рек Полегло парней, Молодых навек? Разве их сочтешь? Раны — жизнь души. Открывалась ложь В свете новой лжи… Хоть как раз тогда Честной прозе дня Начала беда Обучать меня. Я давно другой, Проступила суть. Мой ничьей тоской Не оплачен путь. Но всё та же ложь Омрачает день. Стал на тьму похож Свет — и думать лень. Что осталось?.. Быт, Суета, дела… То ли совесть спит, То ли жизнь прошла. То ль свой суд вершат Плешь да седина… Тридцать лет назад Началась война.

1971

* * *

Иль впрямь я разлюбил свою страну? — Смерть без неё и с ней мне жизни нету. Сбежать? Нелепо. Не поможет это Тому, кто разлюбил свою страну. Зачем тогда бежать? Свою вину Замаливать? — И так, и этак тошно. Что ж, куст зачах бы, отвратясь от почвы, И чахну я. Но лямку я тяну. Куда мне разлюбить свою страну! Тут дело хуже: я в неё не верю. Волною мутной накрывает берег. И почва — дно. А я прирос ко дну. И это дно уходит в глубину. Закрыто небо мутною водою. Стараться выплыть? Но куда? Не стоит. И я тону. В небытии тону.

1972

* * *

Неужели птицы пели, Без пальто гуляли мы? Ранний март в конце апреля Давит призраком зимы. Холод неба, зябкость улиц, Ночь без бодрости и сна… Что-то слишком затянулась Нынче ранняя весна. Как тот призрак с места сдвинуть, Заблистать в лучах реке? Мир в пути застрял — и стынет От тепла невдалеке. Это всё — каприз природы, Шутки солнечных лучей… Но в родстве с такой погодой Для меня весь ход вещей. Всё, с чего гнетёт усталость, Всё, что мне внушало злость, Тоже кончилось, осталось И торчит, как в горле кость. В светлых мыслях — жизнь иная, Сам же — в этой дни влачу: Что-то вижу, что-то знаю, Чем-то брежу — и молчу. Словно виден свет вершины, А вокруг всё та же мгла. Словно впрямь — застрял, и стыну На ветру,

вблизи тепла.

29.4.(1.8.) 1972

* * *

Уже июнь. Темней вокруг кусты. И воздух — сух. И стала осень ближе. Прости меня, Господь… Но красоты Твоей земли уже почти не вижу. Всё думаю, куда ведут пути, Кляну свой век и вдаль смотрю несмело, Как будто я рождён был мир спасти, И до всего другого нет мне дела. Как будто не Тобой мне жизнь дана, Не Ты все эти краски шлёшь навстречу… Я не заметил, как прошла весна, Я так зимы и лета не замечу. …Причастности ль, проклятья ль тут печать — Не знаю… Но способность к вдохновенью Как раз и есть уменье замечать Исполненные сущности мгновенья. Чтоб — даже пусть вокруг тоска и зло, — Мгновенье то в живой строке дрожало И возвращало суть, и к ней влекло, И забывать себя душе мешало. Жизнь всё же длится — пусть в ней смысл исчез. Всё ж надо помнить, что подарок это: И ясный день, и дождь, и снег, и лес, И всё, чего вне этой жизни нету. Ведь это — так… Хоть впрямь терпеть нельзя, Что нашу жизнь чужие люди тратят, Хоть впрямь за горло схвачены друзья, И самого не нынче-завтра схватят. Хоть гложет мысль, что ты на крест идёшь, Чтоб доказать… А ничего не будет: Твой светлый крест зальёт, как море, ложь, И, в чём тут было дело, — мир забудет. Но это — так… Живи, любя, дыша: Нет откровенья в схватках с низкой ложью. Но без души — не любят… А душа Всевластьем лжи пренебрегать не может. Всё рвётся к правде, как из духоты. Всё мнится ей, что крылья — в грязной жиже… …Мне стыдно жить, не видя красоты Твоей земли, Господь… А вот — не вижу.

1972

* * *

Люди пашут каждый раз опять. Одинаково — из года в год. Почему-то нужен нам полёт, Почему-то скучно нам пахать. Я и сам поэт… Писал, пишу, Может, вправду что еще рожу… А чтоб жрать — не сею, не пашу, Скучные стихи перевожу. И стыдясь — за стол сажусь опять, Унижаю сердце без конца. А ведь всё — чтоб, уцелев, летать, Быть собой и волновать сердца. А ведь всё — чтоб длился мой полёт. Чтоб и вверх взлетать, и падать вниз… Одинаково из года в год Люди пашут землю… В этом — жизнь. Не охотник я до общих мест, Но на этом вправду мир стоит. Если это людям надоест, Всё исчезнет… Даже этот стыд. Мысль, надежда, жажда знать, искать, Свет, тепло, и книги, и кино… Между тем как людям вновь пахать Интересно станет всё равно. А потом окрепнут… И опять, Позабыв про боль былых утрат, Кто-то станет сытости не рад, Не пахать захочет, а летать. Что ж… Душа должна любить полёт. Пусть опять летит!.. Но всё равно: Землю пашут так же — каждый год, И других основ нам — не дано.

1972

НЕПОЭТИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

Мне — то ли плакаться всегда, То ль всё принять за бред… Кричать: «Беда!»?.. Но ведь беда — Ничто во время бед. Любой спешит к беде с бедой К чему-то впереди. И ты над собственной — не стой! — Быстрее проходи. Быстрей — в дела! Быстрей — в мечты! Быстрей!.. Найти спеши Приют в той спешке от беды, От памяти души, От всех, кому ты протянуть Не смог руки, когда Спасал, как жизнь, свой спешный путь Неведомо куда.

1973

ВСЁ-ТАКИ ЖИЗНЬ…

То свет, то тень, То ночь в моем окне. Я каждый день Встаю в чужой стране. В чужую близь, В чужую даль гляжу, В чужую жизнь По лестнице схожу. Как светлый лик, Влекут в свои врата Чужой язык, Чужая доброта. Я к ним спешу. Но, полон прошлым всем, Не дохожу И остаюсь ни с чем… …Но нет во мне Тоски, — наследья книг, — По той стране, Где я вставать привык. Где слит был я Со всем, где всё — нельзя. Где жизнь моя — Была да вышла вся. Она своё Твердит мне, лезет в сны. Но нет её, Как нет и той страны. Их нет — давно. Они, как сон души, Ушли на дно, Накрылись морем лжи. И с тех широт Сюда, — смердя, клубясь, Водоворот Несёт всё ту же грязь. Я знаю сам: Здесь тоже небо есть. Но умер там И не воскресну здесь. Зовет труба: Здесь воля всем к лицу. Но там судьба Моя — пришла к концу. Легла в подзол. Вокруг — одни гробы. …И я ушел. На волю — от судьбы. То свет, то тень. Я не гнию на дне. Но каждый день Встаю в чужой стране.