Приорат Ностромо
Шрифт:
— Уходим! — скомандовал старшой, первым покидая кабинет.
— Есть!
Перешагивая вытянутые ноги Векшина, крепыш «нечаянно» уронил канцелярский ножик, и опер словил его, зажимая между коленей. Лязгнула металлическая дверь, со скрежетом провернулся ключ, затихли удаляющиеся шаги.
Геннадий заерзал по ковру, пока руками, связанными за спиной, не ухватился за нож, не защелкал им, вытягивая острое лезвие.
— Марина!
Женщина, отталкиваясь ногами и елозя попой, придвинулась, на ощупь подставляя давящие веревки.
—
— Режь!
Путы не сразу, но поддались. Марина, освободив руки, мигом завладела орудием труда, полоснув по узлу на ногах. Пять ударов сердца — и Векшин уже растирал запястья. А начохр сразу кинулась к радику. Нет, ей не показалось — крепыш сознательно оставил им связь!
— Не всё прогнило в здешнем королевстве! — ухмыльнулся опер.
Бегло улыбнувшись, «Росита» набрала Мишин номер.
— Алло! Алло! Миша? Это я! Панков нас…
Геннадий пригнул голову, чтобы слышать получше.
— Маринка! — в голосе Гарина узнавалось громадное облегчение, но и напряг позванивал. — Бегите! Сможете?
— Да! — выдохнул Векшин.
— Хватайте, угоняйте машину — и дуйте оттуда! Вы в самом эпицентре! Я скоро!
— Дуем! — вытолкнула Марина без тени улыбки.
Сунув «Теслу» в карман, она бросилась к окну.
— Третий… этаж! — запыхтела она, отворяя раму.
— Ну-ка… — опер подвинул начохра, и перевесился за окно. — Пустяки! — сипло доложил он. — Тут до пожарной лестницы один шажок… Зря я, что ли, паркуром интересовался?
Запрыгнув на подоконник, Векшин ступил на карниз шириной в полкирпича, оттолкнулся… Крик угас на Марининых губах — опер, кряхтя и постанывая от натуги, цеплялся за облупленные перекладины.
— Руку! — сдавленно обронил он. Укрепившись ногами на гудящей лестнице, держась за нее одной рукой, другую он протягивал «Росите».
Задохнувшись холодом высоты, женщина вылезла в окно — и шагнула, отчаянно цепляясь за крепкую мужскую длань. Слабость и нервическая дрожь запоздали, охватив Марину уже на земле.
— Ходу! — вырвалось у Векшина. — Там мой «уазик»!
Перебежать до угла, свернуть… Замурзанный, болотного цвета «козлик» скромно жался в сторонке от сверкавших лаком «Волг», «Вартбургов» и «Лад».
Мотор завелся с полоборота — и начохр с опером покинули обреченный НИИВ.
Там же, позже
Пост охраны на въезде в Щелково-40 я миновал, почти не снижая скорости. Сначала хотел дать газу — и снести шлагбаум, но передумал, ведь рядом сидел капитан 1-го ранга в парадном мундире.
И я со всей дури засигналил. Очумелая охрана забегала, мигом подняла полосатый брус, да еще и во фрунт тянулась, козыряя блеску погон…
— Етта… — хохотнул Вайткус. — Здорово ты их построил!
— Ивану спасибо, — улыбнулся я мельком, выезжая по асфальтированной дуге к проспекту Козырева.
—
— Но пригодилось же! — обронил я, поглядывая на дорогу.
По сравнению со столицей, в «сороковнике» царила размеренная провинциальная неспешность. Проспект почти пустовал, лишь вдалеке, у кинотеатра «Тахион», желтел коробчатый автобус, то ли «ЛиАЗ», то ли «Икарус».
— Етта… — заворчал Ромуальдыч. — Миш, а куда мы так несемся? Ежели шарахнет…
Я мотнул головой.
— Если шарахнет в «Дзете», то по нам ударит как бы джет — радиоактивный поток и вспышка… Ну, что-то вроде направленного ядерного взрыва! От института, думаю, вообще ничего не останется… Так только, круг остеклованного шлака, метров сто в поперечнике, вот и вся зона полного поражения…
— Едут! — неожиданно воскликнул Васёнок. — Это они!
Теперь и я заметил зеленый «уазик» — машинка неслась нам навстречу, обогнав давешний автобус, как стоячий.
Я замигал фарами, сбавляя скорость, и съехал на обочину.
«Точно они!»
Хрустя гравием и пыля, рядом притормозил «УАЗ». Пока улыбчивый Векшин вылезал из-за руля, Марина выскочила и бросилась ко мне — я схватил женщину в охапку.
— Миша… Мишенька… — лепетала она, и наконец-то дала волю слезам.
А я прижимал «Роситу» к себе, да перебирал картинки из прошлого. Нас так много связывало, но так и не связало до конца, как меня и Риту. А ведь если бы тогда, в Одессе, Маринка думала не о том, что я на семь лет младше ее… Да что об этом говорить!
Жизнь сложилась так, как она сложилась. Не во всем отвечая былым мечтаниям, но я доволен.
«Житие мое…»
Мысль еще порхала между нейронами, когда ноги уловили содрогание земли. Я замер.
Отсюда, с небольшого пригорка, я видел высотки впереди, парк, частный сектор вразброс — симпатичные коттеджи по Колмогорова, по Канторовича, по Александрова…
А в крайней точке, куда сходились два ряда многоэтажной застройки, куда утягивалась широкая лента проспекта, глыбился НИИ Времени. И было жутко видеть, как институтские корпуса распухали ярко-фиолетовым огнем, бледным отблеском адского пламени распада.
— Глаза! — каркнул я, прижимая к себе Маринкину голову, и лбом упираясь в ее плечо.
Наверное, бетон, стекло и сталь Института Времени на мгновенье заслонили безудержную реакцию деления, уберегая сетчатку. Я изготовился упасть под близкий раскидистый дуб, роняя с собой Маринку, но ударная волна не накатила.
«Дзета» уготовила нам катаклизм пострашнее. Мурашки забегали у меня по спине, стоило увидеть, как уцелевшие или рушившиеся корпуса НИИВ складываются вовнутрь, нещадно пыля, но и пыль, и стены — всё валилось в прорву!