Приорат Ностромо
Шрифт:
Гирин, не отрываясь от руля, покосился на жену. Настя, стоило ей завидеть дом брата, напряглась немного, но не отвернулась, не отвела глаза, как бывало раньше, а храбро посмотрела на то самое место, где когда-то убили ее отца.
Она как-то признавалась, что была «папиной дочкой», да и сама очень любила папу. И потеря давила на нее до сих пор — боль истончилась, но не пропала вовсе, держа за душу черной нитью.
Настя изредка вспоминала об отце, грустила немного, но все же обычная жизнь заполняла ее дни, отвлекая от горестных
Женщина перехватила взгляд «водилы» и мягко улыбнулась:
— Всё нормально.
— Ого! — воскликнул Максим, подскакивая на заднем сиденье. — Пап, смотри, машин сколько!
Действительно, на обширном дворе Мишиной «дачи» поместились четыре или пять легковушек, не считая зеленого Ритиного «москвичонка», выглядывавшего из раскрытых ворот гаража.
— Понаехали! — фыркнул Иван, и притормозил у красивой кованой ограды. — Чинно-благородно…
— Это Миша выставил, — похвасталась Настя, — а старый забор спалил в бане!
Капраз кивнул, глуша мотор.
«Видать, та дощатая ограда и ему память бередила», — подумал он.
— О-о! Крымчане пожаловали! — разнесся веселый голос Риты, вышедшей на крыльцо. — Привет, Настёна!
— Привет! — завопила Настя, срываясь с места.
Давние подруги, ставшие родственницами по велению благосклонной судьбы, обнялись с разбегу и закружились, смеясь и щебеча.
Иван, как и ранее, ощутил легкую оторопь при встрече с Маргаритой. Эта женщина редкой и дерзкой красоты не только будила в нем древние инстинкты, но и вызывала упоительный восторг, сродный смятённости.
Если долго смотреть на Риту, то в какой-то момент приходило пугающее понимание — ты ступаешь по краю бездны. Притягательной и влекущей бездны! Жадно разглядываешь прелестное Ритино лицо, гибкую женственную фигуру, словно отыскивая изъян, а убеждаешься в совершенстве — и голову кружит эмоциональный штопор…
Даром, что ли, кубрики и каюты на «Свердловске» увешаны постерами с великолепной Литой Сегаль!
На крыльцо шагнула Наташа Ивернева, одетая в обтягивающую тонкую блузку с открытыми плечами и застиранные джинсы — женщина в полном расцвете красы, с вызывающим сознанием особенной силы своего тела. Выпуклый гладкий лоб, тонкие косые брови и безбрежно синие, лукавые глаза гармонировали со смешливым очерком полного крупного рта.
Красавица спускалась к Гирину по ступеням, дразняще покачивая бедрами. Былые раздумья моряка всколыхнулись, но не погрузились в тайные глубины вожделения, а сменили русло ассоциаций — капразу пришла на ум любимая книга, недавно выпущенная без купюр, но с прежними шикарными иллюстрациями Шалито и Бойко. «Час Быка».
Вот какой фильм стоило бы поставить!
Только не упрощать, не сводить к убогому «экшену» со звездолетами и потасовками, а передать всю глубину мысли и высоту духа, ефремовские мудрость и печаль!
Гирин даже остановился у решетчатых ворот, завороженный не свойственной ему идеей.
«А почему бы и нет? Снять эпичную кинокартину часа на четыре, вроде „Видео Иисуса“… Только не для проката! Да-да-да! — вдохновился он. — Снять — и показать… Школьникам! Старшеклассникам, студентам… Пусть смотрят — и думают. А что? Разве плохо? Ведь вот она — Рита! Воплощенная Фай Родис! Или Инна… — Иван засмотрелся на Инну, дразнившую рдеющего Макса. — Вылитая Чеди Даан! А Наташа тогда… Олла Дез? Не-не-не! Эвиза Танет!»
— О чем задумался, детина? — улыбнулась Талия, милостиво подставляя щечку.
— О будущем советского кино, — отзеркалил ее улыбку капраз, и храбро чмокнул, чуя холодок услады. — У вас сегодня день приемов?
— Вроде того! — рассмеялась Ивернева. — Сначала Васёнок нагрянул с Мариной-Сильвой… Слышишь? Это Наталишка деда ищет… — на красивое лицо пала тень. — Миша уехал с самого утра, пытается остановить опасный эксперимент… — пересилив себя, Наташа нацепила голливудскую улыбку. — Ага… А потом Лидия Васильевна пожаловала с Филиппом Георгиевичем… Вопли — это Лея, а Наталишка сегодня в сильном расстройстве, даже свою акустику не включает…
Гирин прислушался.
— И Ромуальдыч здесь? — приятно удивился он. — Или это не его голос?
— Его, его! — темная синева Наташиных глаз просветлела. — И Ромуальдыч не один! — оглянувшись, Талия громко зашептала: — С невестой!
— Вот это я понимаю! — У Ивана скачком поднялось настроение. — А то, как схоронил Марту, так и увял. Настя всё беспокоилась, в Ялту к нему наезжала…
— Вань! — тихонько засмеялась Ивернева. — Если ты решил, что избранница Арсения Ромуальдыча — пожилая и грузная матрона, вроде фрекен Бок, то ты ошибаешься! Это девчонка, откуда-то из Полинезии! Хорошенькая, такая, смугляночка! Ей двадцать восемь… Будет!
— Правильно! — впечатленно рубанул Гирин. — Вот это правильно!
Наташа сделала большие глаза, но капраз не уловил сигнал, пока за спиной не послышался знакомый басок:
— Етта… Привет, Иван, — Вайткус крепко пожал руку командиру корабля, и сокрушенно завздыхал: — Сам не знаю, правильно или неправильно… К-хм! Просто… Тоска такая — и вдруг Маруата! Помнишь наш поход на «Бризе»?
— Еще бы! — с чувством вытолкнул капраз.
— Ну, вот… Похожий рейс был. К-хм… Возвращаемся обратно, заходим на заправку в Табитеуэа, а Маруата уже ждет! Я бы, может, и промолчал, так ведь она ничего не просит, не берет — ни денег, ни подарков! Ну и… «Хочешь, говорю, будем вместе?» Она в слезы… Висит у меня на шее, целует, плачет — и смеется… А мне… Не знаю. С ней хорошо, конечно, но… Сколько мне, там, осталось? Ведь Маруата мне во внучки годится!
— Ромуальдыч, — серьезно сказал Гирин, — она годится тебе в жены! А сколько вам осталось — неважно.
— О! — подняла палец Наташа. — Вам! А то — мне, мне…
Заслышав знакомое урчание мотора, Иван обернулся. По улочке скользнула черная «Волга», изрядно запыленная, отчего ее радикальный цвет больше напоминал «гризайль». С места водителя выбрался мрачный Гарин, но дверцей хлопать, вымещая досаду на машине, не стал — замок аккуратно клацнул.
Завидев «понаехавших», Михаил смягчился.