Приорат Ностромо
Шрифт:
Киврин глубокомысленно покивал:
— Очень ёмко! Первые три слова я, кажется, понял…
Вайткус фыркнул, а я покрутил пальцами в воздухе, и выдал перевод:
— Аз есмь Время — всесильный миров сокрушитель,
Явился я племя сие уничтожить.
В битву ты вступишь иль поле брани покинешь,
Тебе так и этак пощады не будет!
—
— Всесильный миров сокрушитель… — пробормотал Корнеев задумчиво, и увял.
— А мне еттот рёв напомнил кое-что… — выговорил Ромуальдыч, погружаясь в недра памяти, и встрепенулся, энергично выразившись: — Чертов склероз! Федя же звонил в полпервого, Дворский! Они там, на Луне, одну идею обмозговали с Бур Бурычем: а если еттот «портал в инферно» заткнуть взрывом, как сбивают огонь с горящих нефтяных скважин?
— У нас «скважина» за сотню метров в растворе, — пробурчал я, — да больше уже…
Какая-то мысль проклюнулась в голове, сверкнув импульсом озарения, но додумать я не успел — со двора донеслось рычание мощных моторов, топот, и сильная рука рванула дверь.
Порог, сгибая голову в фуражке, перешагнул офицер в больших чинах. Его погоны скрывались под мокрой накидкой, но двойные лампасы выдавали немалое звание. Мундир плоховато скрывал изрядную упитанность военного, а седые бакенбарды указывали на возраст.
— Генерал Гремин! — трубно представился он, бросая ладонь к виску, обвел присутствующих маленькими голубенькими глазками, и остановил внимательный взгляд на моей скромной персоне. — Товарищ Гарин, мне приказано срочно доставить вас в Кремль. Вас хочет видеть товарищ Романов.
Мне оставалось только встать, да отряхнуть свой рваный костюм от портных с Севил Роу, измазанный в глине и саже.
— Я готов.
Тот же день, позже
Москва, Кремль
Мне подали темно-зеленый «Тигр» в полосатых разводах, порыкивающий мощным дизелем, и мы помчались. Ну, сначала, как водится, потряслись на валкой лесной дороге, а затем выскочили на шоссе. За нами следом катили еще два «Тигра» с пулеметными башенками наверху, а замыкающим несся БТР с десантурой.
Никому и никогда не признаюсь, что в те минуты я был рад и доволен, оставляя друзей. Им скоро выдвигаться к Фрязину, рисковать жизнью, чтобы спасти уцелевших, а мне выпало качаться на мягком сиденье, и сонно глядеть за окно…
Круговерть над устьем «прокола» виднелась за мокрым, заляпанным бронестеклом. Отсюда она казалась неопасной — расстояние скрадывало размер. Черный смерч разросся до размеров вулканической тучи, вздымаясь в стратосферу и обертываясь дождевыми полосами гороподобных кучевых кумулюсов, — грозный и неистовый, подсвеченный блистанием молний…
Но порой непрерывные, неостановимые потоки воздуха ощутимо качали броневик, заливая толстые ветровые стекла мутной водой с небес, и я мигом цеплялся за поручень.
Третья бессонная ночь давала о себе знать,
Но тут мне пришла на ум давняя авария в Узбекистане, у кишлака Урта-Булак, где вспыхнул гигантский газовый факел. Загасить его удалось лишь три года спустя — подземным ядерным взрывом… Вот оно!
Если услать в «Дзету» тактическую ракету и подорвать боеголовку в момент перехода, то это реально заштопает «прокол» электромагнитным импульсом! Только рвануть надо чисто плутониевый заряд, имплозивный, одноступенчатый — у него время детонации минимальное.
Килотонн, так, тридцать-пятьдесят должно хватить. Главное, чтобы заряд сработал четко в момент межпространственного перехода… Но тут сами законы природы нам в помощь! Скорость света в «Дзете» выше, и полностью снаряженный «специальный» боеприпас сдетонирует сразу, едва миновав локальный барьер, ведь критическая масса плутония в дзета-мире в несколько раз, а то и на порядок меньше. Рентгеновское излучение — а это, на секундочку, чуть ли не восемьдесят процентов энергии взрыва! — разрушит «прокол» прежде, чем осколки деления ядер успеют разлететься…
«Да, — кивнул я сам себе, — это единственный выход! Осталось в этом убедить товарища Романова…»
* * *
Московские улицы встречали безлюдьем и темнотой — целые кварталы лишились электричества. Зато техники нагнали — тыщи единиц. Осколки стекла, ветки и прочий мусор уже, видимо, смели и вывезли. Теперь у домов трудились автовышки, задирая рабочие площадки с электриками, а мощные автокраны выхватывали из кузовов «МАЗов» и «Татр» штабеля да рулоны кровельного материала, и перебрасывали их на изуродованные крыши.
«Не одним нам не спать!» — мелькнуло у меня.
Коммунальщики пахали, как матросы авральной команды на судне, угодившем в тропический шторм — дождь льет, ветер свищет… Монтеров, бедных, мотает в люльках, да и стрелы автокранов пошатывает — целые толпы кровельщиков тянут-потянут за тросы, удерживая груз, не дают ему раскачиваться и колотиться об стены.
Та еще работка! Можно себе представить, сколько отборных матюгов сносит шквалистыми порывами!
Ближе к центру окна светились, но лишь кое-где, ведь стояла глубокая ночь. Пустые улицы наводили тоску, но вот мокнущие постовые, а на перекрестках и патрульные машины с мигалками — успокаивали.
— Товарищ Гарин, — неожиданно заговорил генерал, до этого молча сидевший рядом. — Шансы у нас есть?
Заметив, как навострил уши молоденький лейтенант, сидевший за рулем, я изобразил улыбку, подняв уголок губ.
— Есть, товарищ Гремин. Вы, кстати, в каких войсках служите? Не во внутренних?
— Нет, — мотнул головой офицер, — я ракетчик.
— Зенитчик или РВСН?
Гремин внимательно посмотрел на меня, но ответил:
— 11-я гвардейская армия.
— ОТРК «Искандер», «Ока»?