Пришельцы. Выпуск 2
Шрифт:
— Никогда не занимался живодерством.
Кирилл боролся с желанием закрыть глаза и думал, что да, надо бы постоять под холодным душем.
— Я тоже не сторонник такого хобби. Я о другом… Держи вилку… Познакомился недавно в поезде с одним мужиком. Как водится, выпили, посидели, разговорились, и он мне… э-э-э… поведал, что такое — ловить бабочек. Он делал коллекции и деньги на этом зарабатывал. Так вот! У него была с собой особая тетрадь, а в ней огромный список. В каждой его строчке значилось… ну, к примеру: «Новосибирская область, такой-то район, деревня такая-то, 14—18 июня», и название бабочки на латыни. И так далее, и так далее. Ты понимаешь! Чтобы поймать бабочку определенного вида, надо было поехать в какую-нибудь Тмутаракань и быть в нужном месте только в определенные дни. Вот тогда будет удача!
— Ага! — согласился Кирилл, разжевывая горячую пельменину.
— Поэтому — за удачу! — Женька наполнил стопки. Кирилл вновь согласился и для убедительности кивнул. Мохнатый зеленый чертик уселся на краю рюмки и, покачивая копытцем, принялся щелкать пальцами, чтобы высечь огонь. С третьего раза у него это получилось, и он прикурил сигару от указательного пальца, затянулся и выпустил кверху несколько маленьких дымовых колечек…
— Кого это ты там наблюдаешь? — поинтересовался Женька.
— Не наблюдаю, а представляю, — буркнул Кирилл и поднял рюмку, мысленно согнав с нее чертика. — Так за что пьем?
— За удачу!
Выпили за удачу. Потом — за то, «чтобы она нас не покидала!» Потом — за вдохновение и за то, «чтобы оно нас тоже не покидало!» Вновь поговорили о необычайной жаре и о том, как хорошо сейчас, наверное, на море.
— А какое сегодня число? — вдруг спросил Женька.
— Второе июня. А что?
— Все нормально, все хорошо, — пробормотал Женька и снова наполнил рюмки. — За второе июня!
— Если так пойдет, — буркнул Кирилл, — то мы скоро будем пить за свет луны и за лай собаки.
Выпили за второе июня.
Постепенно разговор принял ту форму, которая называется трепом, а ощущение удовольствия от процесса пития трансформировалось в ощущение усталости от этого самого процесса.
— Вот скажи мне, зачем ты хочешь заняться писательством? — Женька подпирал голову кулаком. — Из-за желания денег и славы? Из чувства неудовлетворенности собой? Зачем?..
Кирилл тоже подпирал голову кулаком.
— Если честно — не знаю, — сказал он. — Деньги, хотя и небольшие, у меня есть, слава особенно не прельщает — хотя и сладкий, но все же дым. Ради них, пожалуй, работать не стоит. Но кто знает, зачем мы вообще живем: говорить и думать мы можем одно, и убеждать в этом других, а наше тайное естество направляет все наши действия только для того, чтобы получить эти самые деньги и славу. Может это — цель жизни? А?
— Цель жизни! — ухмыльнулся Женька и начал вставать из-за стола. Табуретка под ним сердито прорычала, проехавшись ножками по крашеному полу.
— Цель жизни! — повторил Женька. Он открыл дверцу холодильника. — Вот цель жизни, полюбуйся!
Кирилл выбрался из-за стола, сделал несколько аккуратных шагов и осторожно заглянул в холодильник.
— Что это? — несколько недоуменно спросил он.
Все полки были заняты круглыми и прямоугольными, витыми и гладкими, толстыми и тонкими, высокими и низкими, красными, синими, зелеными, — словом, всех форм, размеров и цветов свечами. Они торчали вверх из отверстий, вырезанных в картонных крышках плоских конфетных коробок.
— Что это? — повторил Кирилл, указывая рукой в холодильник.
— Не видишь? — усмехнулся Женька. — Самые обыкновенные свечи. Хотя… не обыкновенные. Берется обычная свечка за восемь рублей, плавится вот в этой посудине, — нога в шлепанце слегка стукнула по замызганной кастрюльке под подоконником, — добавляются ароматизаторы разные, краска, тоже разная, все перемешивается и заливается в нужную форму, — с подоконника был поднят металлический брусок. — В такую, например. Немного терпения, и вот готовая продукция! — Женька показал бруском в холодильник.
Кирилл снова глянул на ряды разноцветных свечей, потом захлопнул дверцу, подошел к столу и разлил остатки водки по рюмкам.
— Ты прямо как отец Федор, осуществивший свою мечту… Значит, ты теперь этим деньги зарабатываешь?
— Да где там, — махнул рукой Женька. — Свечи лью, чтоб совсем без работы не сидеть; худо-бедно, но понемногу все равно покупают. У меня один знакомый владелец магазина есть — через него и реализую… Хотя… какая там к черту реализация: не сезон. Вот к новому году — это да! Ну, будем!
Допив водку, немного посидели молча. Затем пили чай, обливались потом, и опять молчали. Вдруг Кирилл засмеялся.
— Слушай, — сказал он, отставляя чашку. — Я пришел к тебе и задал, может быть, и глупый, но конкретный вопрос: хочу стать писателем, что для этого нужно? А ты мне в течение нескольких банок пива и бутылки водки рассказываешь разные разности. Так все-таки что нужно, чтобы стать писателем?
— Железная задница, — буркнул Женька и вновь налил себе чаю. — И это не я сказал, я только процитировал. Нужно уметь сидеть часами за столом и выводить букву за буквой, строчку за строчкой. Хемингуэй заставлял себя печатать по десять тысяч знаков в день, а то и больше. Это такая пахота, по сравнению с которой отливание свечек покажется сущим развлечением. И вот, когда ты будешь выдавать хотя бы эти десять тысяч в день в течение месяца, а то и двух, то, может быть (я подчеркиваю — может быть!), что-нибудь да получится.
— Ты хочешь сказать, что надо сидеть и тупо печатать и печатать?
— Печатать и печатать — да! Но не тупо! Не тупо! Это графоман печатает тупо: ему сказать нечего, только сам процесс его увлекает. Вот ответь мне, положа руку на сердце, тебе есть что сказать?
Кирилл отхлебнул из чашки и задумался.
— Вот видишь! Ты еще этого не знаешь!
— Да знаю я, знаю! — слегка раздраженно произнес Кирилл. — Я в каждой своей статье об этом говорю.