Пришельцы. Выпуск 2
Шрифт:
— Глупости! — громко произнес Кирилл. Он снова подошел к озеру и сунул в воду обе руки. И сейчас же на середине Чистого ключа вспух небольшой водяной горб, тихо, но отчетливо ухнуло, а потом забормотало. Поверхность озера всколыхнулась, заставив закачаться упругие зеленые стебли, растущие из воды у самого берега. Кирилл отпрянул уже на несколько шагов, благополучно влетев в кустарник.
— Тьфу на вас! — Кирилл разозлился. Он решительно вернулся к воде и принялся умываться. Все-таки какая холодная здесь вода! Но здорово бодрит. Кожа лица так и горит. Бодрит! Горит! Просто стихи. А вот еще сравнение — кожа горит, как после бритья «Невой». Нет, так лучше не сравнивать.
Опять ухнуло, и опять вспух водяной горб. Споткнулась о близкий берег набежавшая волна, и только
Чистый ключ время от времени вспухал водяным горбами. Кирилл даже засек время между двумя этими явлениями — ровно две с половиной минуты.
— Просто клепсидра какая-то, — пробормотал он. — Неудавшийся гейзер.
А ведь в гейзере вода — кипяток. А здесь холодная до невозможности. И вода здесь изумрудного оттенка не оттого, что в ней развились микроводоросли — они просто не могут возникнуть в таком холоде, — а просто в ней отражается окружающая зелень. И микроэлементы, как говорил Борис Борисыч, подкрашивают… Где-то глубоко под землей погребен исполинский айсберг — остаток Великого оледенения. И от гигантского давления или внутреннего жара земли он тает, рождая подземные реки и озера… А что будет, когда он весь растает? Исчезнут реки, высохнут озера. Интересно, почему нет соленых рек?..
Кирилл медленно возвращался прежней дорогой. На душе было почему-то грустно. Он невольно бросал взгляды на поверхность реки, по которой ровно через каждые две с половиной минуты прокатывалась одинокая гладкая волна, как сокращение мышцы под шкурой животного. И чем дальше от Чистого ключа, тем слабее становилось это движение…
Он почти дошел до своего флигеля, как невесть откуда взявшаяся Катя крикнула ему:
— Замри!!!
Кирилл застыл на одной ноге, хотя стоять было крайне неудобно. Катя выбралась из зарослей полевых цветов и подошла к Кириллу.
— А по газонам ходить не очень-то хорошо, — улыбаясь, сказал он. — И, кстати, я уже устал изображать из себя статую.
Катя наклонилась и подобрала что-то с каменной плитки у самой ноги Кирилла.
— Отомри! — сказала Катя и подняла руку повыше, чтобы хорошо было видно. — Смотри, ты чуть было не наступил на косенога.
—
— О! — Кирилл даже чуть вздрогнул. — И ты не боишься?
Сам он с детства катастрофически боялся пауков. С возрастом, правда, этот страх поутих, но все равно гнездился где-то в подсознании.
— Почему я должна его бояться? — Катя поднесла ладошку к своему лицу. Ее глаза забавно скосились, разглядывая паука.
— Он хороший, — сказала она. — Даже небо заплакало бы, если бы ты на него наступил.
— Да, дождик сейчас совершенно не помешал бы, — отвлекаясь от паучьих тем, проговорил Кирилл.
— И тебе совсем его не жалко? — спросила Катя.
— Конечно, жалко. Только ты знаешь что? Выпусти его на травку. Пусть там живет. А дорожки все-таки для людей предназначены.
Катя послушно сунула руку в траву и терпеливо подождала, пока паук перелезет на стебель цветка.
— А ты знаешь, почему идет дождь, если убить паука?
— Потому что паук — это заколдованная девушка, — ответила Катя и посмотрела на Кирилла снизу вверх. — Но если я и превращусь когда-нибудь, то только в бабочку. Большую и красивую.
— Интересная мысль, — Кирилл присел на корточки и заглянул в серьезные детские глаза. — Только не торопись превращаться в бабочку. Ладно?
— Хо-ро-шо, — раздельно произнесла Катя. — А почему ты сказал, что нужен дождь?
— Потому что природа погибает от жаркого солнца. Это здесь так хорошо и прохладно. И то — не очень. А в других местах, где мало воды, трава выгорает, деревья сохнут и птицы падают на лету.
— Я этого не знала, — тихо сказала Катя и добавила: — А мне так лета хотелось!
Она повернулась и задумчиво пошла по дорожке, засунув руки в карманы комбинезона.
Серьезный маленький человек, подумал Кирилл, и трава выше ее панамки. Тут он удивился. Трава и цветы действительно были выше шестилетнего ребенка. Что они, за ночь, что ли, вымахали? Или они и были такими? Он крепко задумался, пытаясь вспомнить, как выглядели клумбы вчера. Вот невнимательность так невнимательность. А еще журналист. Городской, понимаешь, житель!
Кирилл подошел к флигелю, на пороге остановился, снова огляделся вокруг, пытаясь вспомнить, как все было вчера? Ничего не вспомнил, пожал плечами и зашел внутрь. В комнате на столе плавилась печатная машинка с одиноким листом бумаги, а вместе с ней и лампа «летучая мышь».
— Фу, как здесь жарко!
Решительно надо перебираться отсюда в тень, в прохладу, к Чистому ключу. Сидеть под сенью ивы, слушать журчание воды и печатать, печатать, печатать… Мозги просто кипят!
Кирилл подошел к столу и прикоснулся к ослепительно сверкающему рычагу возврата каретки. Он действительно нагрелся так, что обжигал кожу. Слабый, но отчетливый запах керосина витал в воздухе. Может, лампу вынести куда-нибудь на улицу? Или спрятать в шкаф? В любом случае, ее надо убрать в тень. Кирилл подхватил «летучую мышь» за проволочную ручку, отнес в дальний угол и поставил на печку. Потом немного подумал и переставил на полочку, прибитую к стене. Вернувшись к столу, сел на скрипнувший табурет, придвинул машинку, положил пальцы на клавиши… Все! Дальше он оцепенел. Голова была чистая, как тот заправленный в каретку лист. Желание есть, мыслей — никаких. Не помогли фантазии на тему древних храмов, колдунов и пришельцев. Все смешалось в пеструю сумятицу. Стройный, убедительный сюжет так и не возник. Воображение подсовывало какие-то обрывки, лоскутки, из которых никак не складывалось нечто единое, целое. «Как же это делают другие? — думал Кирилл. — Может, надо бросить все и уехать в ту самую Тмутаракань? И так уже все бросил и уехал. А может, я слишком многого хочу? Я здесь только второй день. Из меня еще не вытряхнулись впечатления городской жизни, вся эта суета-маета. А новое удивляет, отвлекает. Надо перестать бегать, спрашивать, выяснять чего-то, строить версии. Надо просто успокоиться, предаться созерцанию. Восточные мудрецы знали в этом толк. Не зря же проповедовали стремление к достижению гармонии».