Пришельцы
Шрифт:
– И что?
– Погляжу, мол, прежде чем опять в камеру залечь. Хочу, дескать, посмотреть на тех, кто завладел тайной, то есть на тебя и на меня посмотреть: я ему объяснил, что с тобой обязательно поделюсь своими впечатлениями.
– Давай по порядку!
– Устал я страшенно. Потом уж как-нибудь, на досуге как-нибудь.
– Досуг нам редко - выпадает, Гриша!
– Ничего, выпадет еще, бог даст.
– Значит, рано ото сна оторвали его?
– Председатель хлопнул себя по коленям ладонями и укоризненно покачал головой.
– Ишь ты!
– Рано, да. Вы, намекнул, еще зеленые.
– Ишь ты,
– Послезавтра, ровно в полдень.
– И где его ждать?
– В твоем кабинете.
Сидор Иванович, слегка наморщив лоб, прикинул, чем он будет занят послезавтра ровно в полдень, и с облегчением засопел: никаких заседании и встреч на полдень не назначено, хотя ведь гарантий дать нельзя - кого-нибудь и принесет нелегкая не ко времени. Но там будет видно.
2
С утра небо хмурилось, потом тучи растащил ветер, и опять наступила благодать, к обеду совсем развеселело, и над лужами закурился парок. Председатель колхоза "Промысловик" Сидор Иванович Ненашев с раннего утра крутился на полных оборотах и по намеченной программе. Он побывал везде: на скотных дворах, в мастерских, на полях. К обеду, перехватив в столовой рагу, Ненашев появился у конторы и долго, с тщанием, мыл в корыте у крыльца сапоги. Возле, с лицами деловыми и хмурыми, толпились люди - женщины, мужчины, старики, старухи: дожидались, когда "сам" закончит мыть тряпкой, намотанной на палку, свою обувь, чтобы потом, согласно очереди, попасть к председателю в кабинет и изложить просьбу: кому приспичило, допустим, получить внеочередной аванс ("в связи со свадьбой дочери"), кому занадобилось отпроситься с работы ("в связи с острой нуждой посетить родственников, проживающих в Алтайском крае"). Один хлопотал о пенсии, второй хотел выписать мясца с колхозного склада за наличный расчет, третьему не терпелось пожаловаться на притеснения бригадира. И так далее, и так далее. На ходу председатель деловых разговоров не признавал, вел их только в кабинете, разрешая всякую просьбу, даже самую пустячную, вежливо и ровно.
В прихожей, где сидела секретарша Галя, Ненашев снял резиновые сапоги, достал из шкафа легкие туфли, поблекшие, сношенные, наскоро причесался и широко распахнул дверь, обитую черным дерматином.
Кабинет Ненашева, стоит особо отметить, выдерживал самые современные стандарты. Не у всякого, к примеру, секретаря райкома партии или директора завода были такие хоромы, обставленные дорого и не без вкуса. Огромный письменный стол, изготовленный на мебельной фабрике по спецзаказу (он стоял наискосок в углу), застекленные книжные полки, чешский линолеум праздничной расцветки (зеленые цветы на голубом фоне), телевизор, телефоны на полированной тумбочке, хрустальная люстра. Окна в кабинете широкие и зашторенные до самого пола, строгие обои. Словом, лучшего и желать не надо. Посетитель, переступая ненашевский порог, не то чтобы робел, но подбирался внутренне, был деловит и краток.
Сидор Иванович быстро разобрался с народом и тотчас же велел позвать Веру Ивановну Клинову из бухгалтерии. Вера Ивановна была румяна, толста и постоянно сердита (а говорят: толстухи добродушны!); сердита она была потому, что жить пыталась по правилам, четко разграничивая добро и зло, но никак не могла уложиться в схему и раздражалась постоянно. У Веры Ивановны была привычка вздыхать так длинно и так горестно, что многим, кто ее не знал казалось, что она вчера или позавчера схоронила кого-то близкого.
Клинова явилась по вызову немедля, села сбоку председательского стола, зябко повела плечами, закрытыми пуховой шалью, вздохнула конечно. Сидор Иванович привычно огляделся и хотел спросить, отчего дорогая Вера Ивановна грустна сегодня, но не спросил, одумавшись. Толстая женщина избегала смотреть в глаза председателю и отворачивала взор к окошку, за которым ничего выдающегося не происходило. Ненашев слышал стороной, будто Клинова проникнута к нему симпатией личного порядка, и потому слегка ее побаивался - он жил бобылем, было ему шестьдесят лет, мужчиной он, несмотря на возраст, считался видным, но и слыл чудаком хотя бы потому, что с обостренной непримиримостью отвергал всякие намеки на преимущества семьи - ячейки общества.
Они помолчали.
Потом Ненашев вдруг осведомился:
– Мы здоровались?
Вера Ивановна исторгла затяжной вздох и покачала головой с осуждением:
– Нет. Вы с утра рассеянны, Сидор Иванович. Я вас возле мастерских встретила, вы на меня, будто на камень придорожный, поглядели.
– Не может быть того!
– Ненашев прижал кулак к сердцу.
– Вы уж извините меня, ради бога!
Женщина выпростала из-под шали руку и пригрозила председателю коротким пальцем:
– Влюблены, поди, Сидор Иванович, вы, мужики-то, ох как легкомысленны!
– Какая уж тут любовь, помилуйте - сев на носу и всякое такое.
– Председатель думал о том, что действительно сегодня не в себе маленько. "Однако зачем я ее позвал-то? Да!"
– Как дела у вас? Где Суходолов?
– В райцентр уехал, в банк за деньгами.
– Уехал, значит. И как он?
– В каком это смысле?
– Ну здоров он, кхе? Не жалуется?
– А что ему сделается! Выбрит, наглажен. Вроде веселый. У него в райцентре, видать, шмара завелась, вот он и охорашивается; все вы, мужики, одинаковые! Три дня прошлялся где-то, и совесть его, кобеля, не гложет тут люди с ног сбились, а ему хиханьки да хаханьки.
– Вы же знаете. Вера Ивановна, Гриша у нас парень путевый и ничего такого себе не позволит, кхе...
Лицо женщины, плоское и большое, как тыква, налилось алой краской, она упрямо защемила губы:
– Все вы одинаковые!
– И я, значит, непорядочный, да?
– Порядочный, пока шлея под хвост не попала!
– А попадет эта самая шлея?..
– Станете таким, как все.
– Спасибо!
– Пожалуйста. Зачем звали-то?
– Да про Гришу вот хотел спросить...
– Вы ж с ним раньше меня виделись, он ведь к вам ночью-то - прибег.
"Ничего тут не скроешь, как за стеклом в аквариуме плаваю, будь ты неладна, деревня-матушка!"
– Минутку мы потолковали, верно.
– А чего же меня от работы отрываете, он вам, наверно, про свою гульбу все обсказал, мне он того сроду не, скажет. Все вы - одинаковые!
– Ну, спасибо.
Вера Ивановна пошла из кабинета, бедра ее перекатывались медленно и величаво. Она не обернулась напоследок и не скрасила встречу улыбкой примирения. Ненашев сказал секретарше, чтобы пока никого не пускала, - поскольку надо было неотложно кое о чем раскинуть мозгами.