Присяга простору
Шрифт:
А ведь родился-то, наверно,
и не в П а р и ж е, и не в Вене,
а, скажем, где-нибудь в Клинцах,
и пусть уж он тогда не взыщет,
что и в Клинцах такой же рыщет,
и на перроне пива ищет,
а не найдя,— «Ну и дырища!» —
его Клинцы клянет в сердцах.
О, это мелочное чванство,—
в нем столько жалкого мещанства!
Оно — позор перед страной,
страной натруженной, усталой,
где каждый малый полустанок —
он
И д а ж е мчась куда-то мимо,
должны мы в помыслах своих
родным, от нас неотделимым,
считать родное для других.
Страна от моря и до моря
неповторима и сложна,
достойна в радости и горе
любви от моря и до моря,
огромной, как с ма она.
Ты должен быть повсюду с нею —
109
в Клинцах, Зиме или Тавде,
а если где еще скуднее,
там быть должно еще роднсе,
еще любимее тебе.
А у кого любви не хватит,
скажу ему: «Себя жалей...»
Нет долга, может быть, святей
любую точечку на карте
считать кровинкою своей.
Так входит в плоть — не по-иному —
через любовь к родному дому
любовь к родимой стороне,
п о т о м — к о всей своей стране
и к шару, наконец, земному
в его бескрайней ширине.
И как бы мог любить я Кубу,
ее оливковую куртку,
ее деревья и дома,
когда бы нежно и кристально
я, как Есенин мать-крестьянку,
ке обожал тебя, З и м а?!
Мое любое возвращенье
к тебе — всегда, как возрожденье,
и с новым, смыслом каждый раз,
и вот — в Зиме я вновь сейчас...
1963
Г Р А Ж Д А Н Е, ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ...
Д.
Апдайку
Я на пароходе «Фридрих Энгельс»,
ну а в голове — т а к а я ересь,
мыслей безбилетных толкотня.
Не пойму я — слышится мне, что ли,
полное смятения и боли:
«Граждане, послушайте меня...»
по
Палуба сгибается и стонет,
пол гармошку палуба чарльстопит,
а на баке, тоненько моля,
пробует пробиться одичало
песенки свербящее начало:
«Граждане, послушайте меня..»
Там сидит солдат на бочкотаре.
Наклонился чубом он к гитаре,
пальцами растерянно мудря.
Он гитару и себя изволит,
а из губ мучительно исходит:
«Граждане, послушайте меня...»
Г р а ж д а н е не хочут его слушать.
Гражданам бы выпить да откушать
и
Впрочем, нет,—еще поспать им важно...
Что он им заладил неотвязно:
«Граждане, послушайте меня...»?
Кто-то помидор со смаком солит,
кто-то карты сальные мусолит,
кто-то сапогами пол мозолит,
кто-то у гармошки рвет меха.
Но ведь сколько раз в любом кричало
и шептало это же начало:
«Граждане, послушайте меня...»
Кто-то их порой не слушал тоже.
Распирая ребра и корежа,
высказаться суть их не могла.
Вряд ли что с недоброю душою,
но не слышат граждане чужое:
«Граждане, послушайте меня...»
·
Эх, солдат на фоне бочкотары,
я такой же — только без гитары...
Через реки, горы и моря
я бреду и руки простираю
и, уже охрипший, повторяю:
«Граждане, послушайте меня...»
111
Страшно, если слушать не желают.
Страшно, если слушать начинают.
Вдруг вся песня в целом-то мелка,
вдруг в ней все ничтожно будет, кроме
этого мучительною, с кровью:
«Граждане, послушайте меня...»?!
1903
г
ВАЛЬС НА ПАЛУБЕ
Спят на борту грузовики,
спят краны.
На палубе танцуют вальс
бахилы,кеды.
Все на Камчатку едут з д е с ь -
в крайкрайний.
Никто не спросит: «Вы куда?»
Лишь:«Кем вы?»
Вот пожилой мерзлотовед.
Вот парни —
торговый флот! Танцуют лихо —
есть опыт.
На их рубашках Сингапур,
ПЛЯЖ,
пальмы,
а въелись в кожу рук металл,
соль, копоть.
От музыки и от воды
плеск, звоны.
Танцуют музыка п ночь
Другс другом.
119
И тихо кружится корабль —
мы,
звезлы,
и кружится весь океан
круг за кругом.
Туманен вальс, туманна ночь,
путь дымчат.
С зубным врачом танцует
кок Вася.
И Надя с Мартой из буфета
чуть дышат —
и очень хочется, как всем,
имвальса.
Я тоже, тоже человек,
и мне надо, что надо всем.
Быть одному
мне мало.
Но не сердитесь на меня
вы,Н а д я,
и не сердитесь на меня
вы,Марта.
Д а, я стою, но я танцую]
Я в роли . '
довольно странной — правда, я