Притворщик-2, или Сага о «болванах»
Шрифт:
— Принимаю, — охотно согласился я, — меня прямо сейчас проводят в отель или как?
— А вы шутник, — он мило улыбнулся. — Вынужден вас разочаровать, назад в гостиницу вы не поедете, по крайней мере, сейчас.
— Жалко.
— Но, — он сделал красивую паузу, — но все еще возможно. Если вы честно поделитесь со мной добытой информацией, останетесь в живых и сегодня же покинете страну.
— Я должен вам верить?
— Слово офицера. Я, к вашему сведению, полковник армии США. Думаю, мы с вами в одном звании.
— Я всего лишь рядовой запаса.
— Есть
— Нехило, целых три миллиона?
— С сегодняшнего дня три миллиона и семьсот пятьдесят тысяч долларов США.
— Впечатляет, а третий вариант?
— Он вам не понравится.
— И все же?
— Если вы откажетесь сотрудничать, вас для начала покормят и дадут пару часов отдохнуть, чтобы подготовить к работе. А потом все начнется с начала, только мы применим сыворотку посильнее. Очень результативное средство, беда, только, что после окончания ее воздействия вы либо сразу же отдадите концы, либо всю оставшуюся жизнь проведете в дурке, пуская слюни и делая под себя, — встал и подошел ко мне. — Выбирайте.
— Скажите, — с надеждой спросил я. — А нет ли четвертого варианта?
— Увы, — он вернулся на место.
— Тогда я выбираю… Скажите, который час?
— Пятнадцать тридцать пять.
— Значит, самое время пообедать и выпить чашечку кофе.
— Кофе не обещаю, но обед сейчас принесут, — он встал и вышел из комнаты.
После того, что Джон назвал обедом, а на самом деле скудной еды и чая, меня стало клонить в сон, поэтому добрые люди, у которых я очутился в гостях, великодушно разрешили немного подремать на диванчике. В наручниках и под бдительной охраной красавчика Мигеля. Я валялся на боку лицом к стене, а он ходил по комнате, курил и что-то тихонько напевал. Парень очень любил музыку, к сожалению, сама она это большое и светлое чувство не разделяла.
Я всхрапнул и заворочался, устраиваясь поудобнее. Минут через пятнадцать начнется второй тур балета и участвовать в нем нет ни малейшего желания. К сожалению, ситуация сложилась так, что мое мнение абсолютно никого не интересует. Когда в преферансе объявляют «шесть первых» или же «Сталинград», никого не спрашивают, собираются они вистовать или пасовать. Их всех просто… ну, в общем, имеют в виду, причем, грубо.
Надо признать, что влип я очень не по-детски, вернее, меня просто сдали. «Охотники» ребята серьезные и, что самое неприятное, у них есть замечательная традиция никого из захваченных в плен не оставлять в живых. Так что честное офицерское миляги Джона стоило очень мало, ничуть не больше, чем слово любого другого из нас в подобной ситуации. Да и вообще, разведка штука специфическая и лишняя честность здесь
И все-таки они совершили ошибку, даже две. Первое, они вытащили у меня из брюк ремень. Правильно, между прочим, поступили, в этих деталях туалета иногда скрывается много чего полезного. Ошибка в том, что стриптиз на этом закончился. Совершенно, к слову сказать, напрасно, в поясе брюк у меня тоже кое-что есть. Второй ошибкой было оставить меня наедине с красавчиком Мигелем. За время нашего короткого знакомства он несколько раз чувствительно меня отбуцкал, и ему это явно понравилось. И потом он почему-то решил, что я его боюсь. Вот, на этом-то и сыграем.
Хватит, однако, дрыхнуть, пора домой, что-то я загостился. А если не получится домой, по крайней мере, хоть погибну, как положено офицеру и джентльмену. Шутка, погибать я совсем даже не собирался, за это у нас лишают годовой премии и переносят очередной отпуск на ноябрь.
Я заворочался, неловко повернулся и, кряхтя, уселся на диване. Мигель, удобно устроив ноги на столе, с легкой усмешкой за всем этим наблюдал.
— Ну, очухался? — лениво спросил он. Я и не подумал ответить, аккуратно извлек из пояска брюк изогнутую железку, нащупал замочек на браслете и принялся за дело. Отдельное мерси за скованные за спиной руки, моему охраннику не было видно, чем я занят.
— Ты, что, оглох? — молчание.
— Может, просто забыл человеческий язык? — он начал закипать. Ох, уж мне этот латинский темперамент. За него этих мачо обожают как тощие и анемичные, так и пухлые и полнокровные тетки бальзаковского возраста. Я тоже от него в полном восторге, правда, совсем по другой причине.
— На человеческом языке, дурачок, — я протяжно зевнул. — Изъясняюсь с рождения. Английский тоже немного понимаю, — закашлялся, поэтому он не услышал, как щелкнул замочек.
— Что ты сказал?
Я еще раз зевнул и потряс головой.
— Послушай, сынок, — тут я перешел на испанский. — Подойди-ка и дай мне еще парочку пощечин. У тебя это здорово получается, а вот кулаками выходит как-то по-бабски.
Он убрал ноги со стола и прищурился.
— И, вообще, — тут я чихнул, и он опять ничего лишнего не услышал. А мне послышался какой-то шум за стеной, но отвлекаться на него не было времени. — Смешно вы, голубые, деретесь. Как-то, в прошлом году, видел, как двое педиков рассорились из-за пудреницы…
Он взревел, перепрыгнул через стол и подбежал ко мне.
— Педик, говоришь, — прошипел он и нанес прямой с правой.
Парня когда-то явно выучили правильно, с переносом веса тела, бить. От этого удара я должен был если и очнуться, то ближе к ужину. Но… но слишком уж по-боксерски он наносил удары. Я заметил это, еще когда он отрабатывал их на моей многострадальной тушке. А бить по-боксерски, значит, выбрасывать расслабленную кисть, чтобы она летела на ненапряженной руке, как на ниточке, и только перед самым соприкосновением с местом приложения удара, сформировать ударную поверхность: сжать кулак и нужным образом довернуть кисть.