Притворство
Шрифт:
— Поэтому вы и вернулись к Полу? За работой? Сирина вспыхнула некрасиво резким румянцем.
— Мне не надо беспокоиться о работе, дорогая. Я вернулась к Полу по причинам сугубо личным.
От отвращения к этому разговору Энн просто затошнило, она отодвинула стул и встала.
— Боюсь, вам придется меня извинить, миссис Браун. Мне надо напечатать несколько писем, чтобы они ушли дневной почтой.
Оставшись одна, Сирина свернулась в уголке дивана, ее рыжие волосы красиво рассыпались по зеленому бархату. Она ясно дала понять секретарше Пола: соперничества она не потерпит.
Войдя в комнату, Пол увидел ее улыбку и подумал со своим привычным цинизмом, насколько хорошо Сирина знает, как эффектно подать себя.
— Хелло, дорогая, прости, что заставил тебя ждать.
— Дорогой Пол, когда-нибудь в будущем я тебе отплачу за все. — Она опустила ноги на пол, продемонстрировав их облитую нейлоном форму. — Ты совершенно не выглядишь раскаявшимся.
— Нет, я раскаиваюсь. — Он поднес ее руку к губам. — Раскаиваюсь настолько, насколько вообще на это способен.
— Какое несимпатичное извинение! Он улыбнулся углом рта.
— Я не люблю, когда женщины проявляют собственнические инстинкты по отношению ко мне.
— Ты просто не любишь женщин.
— Ты знаешь, кто в этом виноват.
Она отодвинулась от него и взяла свою сумочку.
— У тебя какое-то странное настроение. Я не собираюсь больше разговаривать с тобой, пока ты не выпьешь.
— У нас нет времени. Я обещал Коре, что мы приедем к ланчу.
— Но ты должен задержаться на минутку и послушать запись, как я читаю монолог Мэри-Джейн. Это так важно для меня.
— Я знаю, — сказал он со слабой усмешкой, — неужели, ты считаешь меня таким самоуверенным, чтобы поверить, что ты вернулась ко мне ради меня самого?
Она широко открыла глаза, и выражение ее лица перестало быть детским.
— Я рада, что ты мне это сказал. Пол. Это дает мне шанс сказать тебе кое-что, что я должна была сказать сразу, как только мы встретились снова. — Она подошла ближе к нему. — Конечно, ты нравишься мне. А почему бы нет? Ты — Пол Моллинсон, драматург. Ты — богатый, преуспевающий, красивый я умный. У тебя изумительное чувство юмора и отвратительный характер, ты бодр в полночь и сонный утром. — Она остановилась. — Продолжать дальше?
— Нет, спасибо. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Я никогда не думал, что ты настолько умна и так хорошо все понимаешь.
— Я говорила тебе, что проникнусь тобой, обовьюсь вокруг тебя.
— Как ядовитый плющ?
— Плющ… Может быть! Но без яда. — Она обняла его, и он наклонил голову к ее лицу.
— Я сумасшедший, что слушаю тебя, — прошептал он у самых ее губ. — Я должен был усвоить свой урок много лет назад.
Губы их встретились, и открывшая дверь Энн сделала шаг назад, чтобы снова выйти из комнаты.
— Не уходите, — позвала ее Сирина. — Мы сейчас уходим.
— Вы тоже можете уйти пораньше. — Пол подошел к письменному столу. Он стоял к ней спиной. — И не возвращайтесь до середины дня в понедельник. Я раньше не вернусь.
Энн пробормотала “спасибо” и вышла. Из окна столовой она проводила взглядом уезжавших Пола и Сирину, долго затем глядя на дорогу вслед их автомашине. Шум мотора давно стих, а она все стояла в глубокой задумчивости. Ее вернул в реальный мир бой церковных часов, надо было еще закончить работу.
К четырем часам перепечатка была закончена, и она, прежде чем уйти, решила дождаться чая. Лениво взяла она в руки пьесу и стала ее просматривать, потом включила, магнитофон и послушала запись Сирины. Какая не правильная интонация. Она перенесла микрофон на свой стол и начала читать монолог.
«Я лгала тебе, Фрэнк. Я лгала тебе с самого момента нашей встречи…»
Энн забыла, что она находится в гостиной дома на Хэмпстед Мьюз, забыла, что она Энн Лестер, дочь Лори Лэнгема. Она была Мэри-Джейн, девушкой, которая не умеет заводить друзей и которая, наконец влюбившись, узнает в горький момент истины, что человек, которого она полюбила, такой же неудачник, как она. Она выговаривала слова роли без едкой иронии, с которой Пол их диктовал, добавляя та здесь, то там, по фразе, которая слегка меняла смысл всего монолога и его первоначальное звучание. Когда, она в конце концов договорила все до конца, в голосе ее дрожали слезы и она была так взволнована, будто выступала перед публикой.
— В чем дело, мисс Лестер? Разговариваете сами с собой? — Смизи вкатила сервировочный столик в комнату и закрыла дверь.
— Я читала отрывок из пьесы. — Энн повернулась к магнитофону и улыбнулась. — Вы когда-нибудь слушали свой собственный голос?
Смизи попятилась назад.
— Не теперь. Вы еще меня будете поддразнивать! Я знаю, что взвизгиваю, так какой же смысл себя расстраивать?
— И вовсе вы не взвизгиваете, разве когда сердитесь.
Зазвонил дверной колокольчик, и Смизи, посмеиваясь, пошла открывать.
Со вздохом Энн перекрутила пленку и начала стирать. Она не решалась дать Полу послушать запись.
— Мисс Лестер? — Смизи просунула голову в дверь. — Пришел мистер Лэнгем. Я сказала ему, что мистера Моллинсона нет дома, но он утверждает, что хочет поговорить с вами.
Энн выключила магнитофон и встала из-за стола, когда вошел отец.
— Папа, по-моему, ты обещал больше сюда не приходить.
— Я знал, что Пол рано уедет, поэтому я приехал забрать тебя к нам. Мама переживает, что она тебя совсем не видит.
Энн прошла к столику.
— Раз уж ты здесь, выпьешь чая?
— Нет, не могу. Я не заглушил мотор: машина очень плохо заводится.
— Тогда я быстро — только возьму пальто. Она взбежала наверх, чтобы взять его и попрощаться со Смизи и поспешила вниз, и все-таки опоздала: отец сердито копался под капотом.
— Проклятая развалина опять заглохла. — Он обошел машину кругом. — Если бы мне не пришлось ехать сюда за тобой…
— Я тебя не просила, — запротестовала она.
— Знаю, что не просила. Но твоя мать все время без остановки пилила меня. Как мне хотелось бы, чтобы ты бросила всю эту чушь и вернулась домой. Если ты собираешься серьезно работать на сцене, пора начинать.