Прививка от бешенства
Шрифт:
– Она не выразит. Видишь, какое у нее невыразительное выражение лица? – Наташка оглянулась на меня и заговорщически подмигнула.
– Ты все-таки решил меня бросить, как и обещал.
Я мгновенно забыла про здравый смысл.
– Когда? – искренне удивился муж.
Надо же! Заспал. На всякий случай я обиделась.
– Иришка… тут, понимаешь, такое дело… Собственно говоря, ты знаешь, что наш хирург Соловьев сломал ногу. Я говорил тебе перед отъездом в Виноградное. А тут, как назло, еще его тещу прооперировали. Отдохнула, называется, на природе. Вчера приезжала Ольга, жена Соловьева,
Обида на моей физиономии моментально трансформировалась в маску ужаса. Заметив это, Димка, глотая слова, рассыпался в заверениях, что слетает по назначению быстрее эсэмэски.
Что значит «слетает»?! Страх за мужа мигом пересилил страх за собственную жизнь. Точно так же, как он, глотая слова, я принялась убеждать его, что наш паровоз под кличкой «Нива», рожденный ползать, летать не может. И не надо его заставлять. Димка, решив, что маска ужаса – порождение гротескного беспокойства за жизнь его, любимого, расчувствовался и одновременно приосанился, почувствовав свою значимость. В уверениях, что будет предельно осторожен в пути, сквозила снисходительность.
Наташкины глаза сузились. Не раскрывая рта, одними губами, она обозвала Димку не очень понятным словом и, ехидно улыбаясь, заметила, что ничего удивительного в этом нет – Ольга не простит дополнительно сломанных костей своего супруга. Я вспомнила про здравый смысл и выдохнула:
– Шутка! Можешь уматывать в свой спецрейс. «Это хотя бы тебя спасет от возможных наездов маньяка», – подумала про себя, а вслух выдала: – Хоть отдохну по-человечески. Разберу, наконец, антресоли и выкину все на помойку.
С этим заявлением я, пожалуй, перестаралась. Димка долго и нудно объяснял, к каким коробкам я не имею права прикасаться. В итоге получилось, что на антресоли лучше не заглядывать.
– Когда думаешь отчаливать?
В ожидании ответа зачем-то заглянула в пустую духовку.
– Да я бы и сейчас сорвался, но уж, так и быть, поезжайте к своей ветеринарше.
– Ну и срывайся. При чем тут Айболитка? – вмешалась Наташка. – Выберем время и заедем к ней завтра. На часок. Ир, не вредничай! А ты, Димон, поезжай себе, поезжай. Что-то я за Соловьева волнуюсь. И за своего Бориса – тоже. Пропадает человек на озере ни за что. Один на один с червяками.
– Ну, во-первых, не один, там еще двое любителей. И живут они в арендованном домике для рыбаков. А во-вторых…
– Во-вторых, лучше, если он будет пропадать с родными по лестничной клетке людьми, – поставила подруга точку.
С этого момента начались безумные сборы в дорогу. Я все время путалась и пихала в Димкину спортивную сумку свои вещи. Он терпеливо их выбрасывал, решив, что у меня от предстоящей с ним разлуки ум за разум зашел.
– Иришка, обещаю, что буду помнить о тебе каждую свободную минуту. И для этого совсем не требуется твое нижнее белье. Отдохни, родная, я уж как-нибудь сам… Сам, я сказал, лавровый лист мне не нужен!
С большим трудом я заставила себя успокоиться и занялась полезным делом: полезла протирать несуществующую пыль с картины бывшего заволжского больного. В правом нижнем углу был автограф – И. Рогожин. Димка немедленно прекратил сборы и заинтересованно уставился на меня.
– Вот, говорю, место прекрасное для раздумья, – сняв картину со стены и косясь на мужа одним глазом, заявила я.
– Ну если только для раздумья… – медленно протянул он, не отрывая от меня взгляда. – Странное для тебя стремление. И о чем ты решила раздумывать?
– Да так, ни о чем. Просто дурью маюсь! Для постоянного проживания лучше выбрать другое, более подходящее место.
– Иван Иванович Рогожин живет в Москве, на проспекте Мира, и не жалеет. А пейзаж он написал недалеко от озера Светлояр. Это в районе Заволжья. На противоположном от Нижнего Новгорода берегу. Прошлым летом гостил у друзей то ли в Городце, то ли в какой-то деревне под Городцом… Вспомнил! В городке Семенове – столице золотой Хохломы. Потом переехал в село Владимирское. Кстати, ты слышала легенду о славном граде Китеже?
Димка наконец занялся запихиванием в сумку коробки с рыболовными снастями.
– Читала в детстве Мельникова-Печерского, его роман «В лесах». И потом, еще опера есть такая. Римского-Корсакова. «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» называется. Это когда хан Батый пошел на Китеж, но вместо города увидел чистое и светлое озеро. Так и обалдел! Славный град на его глазах опустился на дно.
– Правильно. На дно чистого и светлого озера. Так вот Рогожин на полном серьезе уверял меня, что как-то вечером решил написать закат на Светлояре и не смог. Привиделись ему сквозь воду церкви, терема княжеские, хоромы боярские да дома простолюдинов. Мало того, послышался колокольный звон. Сбежал он домой. Ну да художники народ впечатлительный.
– А если он прав? Надо же! Русская Атлантида!
– Прав не прав… Некогда сейчас это обсуждать. Вешай картину на место и слезай с дивана. Я помогу.
Димка оставил коробку с крючками на паласе и, не дав как следует повесить картину, стащил меня с дивана. Я тут же угодила ногой в эту несчастную коробку со снастями, но муж только вздохнул:
– Когда-нибудь выберем время и скатаем с ребятами к Светлояру. Где-то у меня рогожинская визитка лежит…
Через полчаса от Димкиного присутствия остался лишь легкий беспорядок в квартире и тяжелый осадок в моей душе. Серая пелена равнодушия опутала с головы до ног, парализовав даже инстинкт самосохранения.
– Ты еще и не собиралась! – возмущенно рявкнула подруга, появившись в дверях.
– Куда-а-а? – с тоской в голосе простонала я.
– А куда кривая выведет, – наставительно заметила Наташка, аккуратно складывая в стопочку раскиданную Димкину одежду. – С Анастас Ивановичем я договорилась. У твоих лохматых дармоедов будет круглосуточное питание, чистые лотки и постельный режим. Чем им еще от безделья заниматься?
– Может, никуда не поедем? Надо хорошо обдумать ситуацию. Что, если Анна права и все угрозы не что иное, как хобби обормота Вениамина? В свободное от возлияний время.