Приют фэйри
Шрифт:
– Как скажешь... Филлис, - грустно ответила миссис Бриггс.
– Вот, опять я впросак попала. Совсем не разбираюсь в этих церемониях! А как лекарство называется, я запамятовала. Вроде ладана что-то. Очень хорошее лекарство, так помогает! Доктор еще капельки прописал, вот от них толку нет, сердце как болело, так и болит. А от ладана так хорошо! Выпью - и на душе светло, словно опять молодой стала да домой вернулась...
– Так давайте поищем это замечательное лекарство! Где вы его в последний раз видели?
– В салоне, где наряды вчера готовили. Мне что-то нехорошо стало, принесла флакон, выпила немного, - и полегчало. Лекарство я на каминной полке оставила: вдруг опять прихватит? Потом забыла. А сегодня проснулась, пошла в салон - флакона нет! Вот беда-то...
– А с горничными вы говорили?
– Да! Клянутся-божатся, что утром, когда убирать пришли, никакого флакона в салоне не было. Кто их знает, может, и не врут...
– Давайте все же сами посмотрим. Вдруг флакон закатился куда-то, а горничные не заметили.
– Хорошее дело! Вертихвосткам этим никакой веры нет...
Когда они из темного коридора вошли в ярко освещенный солнцем салон, Филлис поняла, что миссис Бриггс чувствует себя очень плохо. Несмотря на тепло, почтенная дама дрожала, а губы ее посинели.
– Вы садитесь, отдохните, а я поищу, - мягко сказала Филлис.
– Хотя, по-моему, лучше вам позвать мистера Бриггса или послать за врачом.
– Что ты!
– она не на шутку испугалась.
– Не надо никого! Мне хорошо, только знобит немного. Видно, простудилась на сквозняке. А так я здорова как корова. Вся наша порода такая: моя бабка до девяноста дожила!
Если бы Филлис познакомилась с миссис Бриггс хотя бы лет через пять, то непременно настояла бы на вызове врача и серьезно поговорила с мистером Бриггсом. Увы, юные девушки мало знают о болезнях, поэтому Филлис поверила собеседнице и начала методично осматривать салон.
– Спасибо огромное, солнышко, - ласково сказала миссис Бриггс.
– Понапрасну тебя гонять я бы не стала, но этот ладан мне очень-очень нужен. Выпью немного - и словно снова на нашей Крук-стрит. Знаешь, как хорошо мы там жили?.. Я всегда первой вставала. Одевалась осторожненько - за все годы Джозефа ни разу не разбудила!
– и спускалась в лавку. Ела немного лепешек с молоком и убираться начинала. Все дочиста вымою, выскребу, а там и Джозеф просыпается. Я иду завтрак готовить, а он товар достает да покрасивше раскладывает. Потом открываем лавку; Джозеф за прилавок встает, а я прогуляться иду по нашей Крук-стрит. Все встречные со мной здороваются, все меня знают, все уважают... Эх, было времечко!
– она вздохнула.
– По-моему, сейчас тоже хорошие времена, - сказала Филлис почти искренне.
– Вы с мужем уважаемые люди, у вас прекрасная дочь...
– Я понимаю, девочка!
– вздохнула миссис Бриггс.
– Но ведь и ты все видишь, правда? У Джозефа и Энни дела пошли хорошо - и друзья появились, и занятия по душе. А я в этом 'Приюте', как говорится, не пришей кобыле хвост... Ты не думай, я не жалуюсь!
– она всплеснула руками.
– Мы с Джозефом все обдумали, обсудили. Он говорил, денег у него хватило бы и на то, чтобы купить поместье по соседству с пэрами какими-нибудь. Но мы решили не заноситься. Пэры на нас всегда свысока смотрели бы, сколько у нас денег не будь. А простые сквайры в глуши - другое дело. Им денег не всегда хватает, вот и живут без затей и без особой спеси. Конечно, для местных мы все равно полипы...
– Кто?
– растерялась Филлис.
– Ну... эти...
– миссис Бриггс смутилась.
– Опять напутала! Ну... полипеи!
– Может, плебеи?
– Да, точно! Вот ведь голова дырявая!..
– почтенная дама вздохнула.
– В такой глуши деньги кое-что значат даже для дворян. Да и не только деньги, как оказалось: я за Энни очень боялась, когда мы в пансион ее отправляли: вдруг задразнят происхождением-то? Но мисс Хэвишем - спасибо ей!
– хороший пансион порекомендовала, правильный. Я, может, и необразованная, но не тупая и вижу: у дочки моей там настоящие подруги появились. Не ради денег вы с ней дружите, а потому что нравится она вам. А у мисс Харвуд отец - знаменитый живописец, у тебя - известный адвокат, у мисс Макферсон денег куча... И всем вам ко двору пришлась наша Энни. А она ведь на Крук-стрит родилась...
– По-моему, неважно, где человек родился. Белль умная, добрая и смелая, поэтому у нее много подруг.
– Ох...
– миссис Бриггс рассмеялась странным дребезжащим смехом.
– Девочка моя милая, неважно, где человек родился, когда у него деньги есть. А если нет - так и останется там, где на свет появился. Разве были бы у нашей Энни такие манеры, если бы не деньги, что мы с Джозефом заработали?! Когда мы сюда только переехали, она даже читать толком не умела и ученье ненавидела. Тут мисс Хэвишем помогла - придумала очень хитрую штуку. Предложила дочурке нашей стать учительницей и преподать все науки одной смышленой деревенской девчонке-сироте. Энни лестно показалось других наставлять, а для этого пришлось самой книжные премудрости осваивать. Так вот мисс Хэвишем, благослови ее Господь, и приохотила нашу доченьку к наукам всяким... А если бы денег у нас не было, все совсем иначе могло повернуться. Мы с Джозефом это понимали, вот и работали много лет как проклятые, чтобы в люди выбиться. Ох, как же мы уставали тогда! А все равно счастливы были - молодые, веселые... По воскресеньям танцевать ходили, а в праздники Джозеф нанимал музыкантов и устраивал веселье прямо в лавке. Всех соседей приглашали, угощали их ростбифом, лепешками и элем. И плясали, пока ноги не отваливались!
– Как в 'Рождественской песни'?
Миссис Бриггс сразу погрустнела:
– Она у меня то же спросила, когда я об этом рассказала, мисс Хэвишем то есть. А я и знать не знаю, что за песня такая, хотя много их слышала... Ты не думай, я не жалуюсь: муж и дочь счастливы, а больше мне ничего не надо. Но так иногда хочется вернуться в прошлое...
– она подперла щеку рукой.
– Знаешь, меня от свадьбы с Джозефом многие отговаривали: Бриггсы-то не настоящие его родители, а приемные. Об отце Джозефа никто никогда не слышал, а о матери лучше бы тоже ничего не знали. Неправедно она жила, а когда поняла, что от чахотки скоро сгорит, отдала сына благочестивым людям - хозяевам мясной лавки. Они ребеночка-то правильно воспитали, но многие боялись, что дурная кровь у Джозефа скажется. А вот просчитались, вороны старые!
– миссис Бриггс торжествующе рассмеялась.
– Лучше мужа, чем он, и вообразить нельзя. Работящий, заботливый, честный... Нас только одно мучило - очень долго детей не было, но он ни разу и словом меня не попрекнул. Говорил, надо смиряться с волей Божьей. Мы уж и надеяться перестали... А когда Энни родилась - вот в рай попали, просто в рай! Кто ж знал, как все обернется...
– По-моему, у вас и сейчас все прекрасно, - осторожно сказала Филлис, не совсем уверенная в своих словах.
– Да, - вздохнула миссис Бриггс.
– Уж я-то знаю! Джозеф ведь очень честный, никогда душой не кривил, всегда слово свое держал, как бы ни было тяжко. И сейчас точно такой же. Может, если бы переменился, мне было бы легче, чем все эти мучения видеть...
– Я не совсем вас понимаю, миссис Бриггс, - Филлис даже растерялась, настолько нелепым показалось только что услышанное.
– Ох!...
– она словно бы проснулась.
– Что-то совсем я заболталась! Так что, девонька, так и не нашла ладан этот?
– Нет, увы. Может, вы его в другом месте оставили?
– Да, наверное. Пойду у себя поищу...
– миссис Бриггс с трудом встала и направилась к двери, но на пороге обернулась и с невероятной силой сказала: - Спасибо тебе, солнышко, за то, что выслушала меня, дуру старую. Поговорила с тобой - и словно дома побывала. Благослови тебя Господь, деточка! Пусть в трудную минуту люди всегда помогают тебе так, как ты мне помогла!