Приют одинокого слона
Шрифт:
Он сидел на мокрой скамейке. Мир медленно наполнялся светом, словно он смотрел на восход солнца, снятый на пленку и прокрученный в ускоренном режиме. Оксана, бледная, растрепанная, стояла рядом с ним.
– Ну как, лучше?
– она протянула ему маленькую желатиновую капсулку.
– На, валидолину пососи.
Резкий холодный вкус затопил рот. Язык сразу онемел, но хватка тяжелой ватной шапки, сдавившей голову, начала ослабевать
– Ксан, ты серьезно думала, что это я... Генку?..
– с трудом шевеля непослушным языком, спросил Вадим.
– Я не хотела так думать, - Оксана
– Но ведь ты сам сказал в баре, что лучше будет признаться.
– О Боже!
– застонал Вадим, обхватив голову руками.
– Но ведь я был уверен, что это ты... И говорил о тебе. Надеялся еще, что ты скажешь: да ты что, это не я. Но ты подтвердила: да, лучше признаться.
Оксана села рядом, совершенно не заботясь, что ее светлые джинсы промокнут, откинулась на спинку скамейки и захохотала. Вадим испугался, что это истерика, но Оксана прекратила смеяться так же резко, как и начала. Она вытерла навернувшиеся слезы, и Вадим понял, что они - настоящие, а не от смеха.
– Похоже, мы друг друга не поняли, - то ли вздохнула, то ли всхлипнула Оксана.
– Но если не ты и не я, то кто?
– Да какая теперь разница?
– Вадиму показалось, что его наполняет какой-то невероятно летучий газ, что еще чуть-чуть - и он улетит в это похожее на лоскутное одеяло, серо-голубое небо, выше башни, выше обзорной вышки.
– Какая разница? Может, Лидка, может, Макс. А может, и правда Лора. Генка получил то, что хотел. Мне это не нравится, но он, надеюсь, доволен.
– Вряд ли. Я думаю, ему там несладко приходится. Скажи лучше, почему ты подумал, что это я?
– Не знаю даже. Пойдем потихоньку, холодно сидеть.
– У нас хватит на пару чашек кофе?
– Оксана встала и отряхнула джинсы.
– Хватит. Может, даже и с пирожным. Когда мы поднимались, я видел где-то тут рядом кафешку.
Кафе нашлось минут через пять - совершенно пустой стеклянный павильончик. В нем было тепло, пахло свежесмолотым кофе и корицей. Они сели за столик в уголке, заказали по чашке кофе и по фруктовому пирожному: на мягком бисквите в толстом слое ярко-красногого желе покоились кусочки ананаса и клубника.
– Почему подумал, что это ты?
– Вадим словно продолжил прерванный диалог.
– Ты вела себя странно. Постоянно лезла на рожон. Будто говорила: по-настоящему виноватый человек так выставляться не будет, поэтому я не я и лошадь не моя. Потом дневник этот, страницы вырванные. Слон под окном. Да много чего по мелочам. Но я еще сомневался. Поэтому и решил тебя спровоцировать: мол, лучше признаться. Надеялся, что ты будешь возмущаться, оправдываться. Наверно, я бы поверил. Легко верить тому, чему хочешь верить. Получилось, перехитрил сам себя.
– А я думала, ты говоришь о себе. Ты ведь тоже себя достаточно странно вел. Начиная с того момента, когда я тебя позвала наверх, а ты словно был где-то за тридевять земель. Да нет, даже еще раньше. Еще в Праге. И потом, я видела, каким диким взглядом ты смотрел на Генку, когда мы пошли с ним на лыжах кататься.
– Подожди, Ксан!
– нахмурясь, Вадим перебил ее.
– Я вот чего не пойму. Последним в комнате у Генки был я, - он рассказал ей, как зашел к нему, как увидел на полу у кровати труп. Как побоялся позвать остальных: подумают ведь на него - пусть лучше кто-то другой.
– Так вот, получается, что передо мной у него была ты?
– Да. Я у него была. Но его не видела.
– Это как?
– не понял Вадим.
– Да так. Открыла дверь, смотрю: в комнате никого. Я и вышла.
– Ничего не понимаю. Если он уже был убит, ты не могла его не увидеть. Хотя...
Он вспомнил, как сам открыл дверь комнаты и ему показалось, что комната пуста. И только сделав пару шагов, увидел ногу в домашнем тапке, с задравшейся брючиной. Если смотреть от двери, кровать закрывала всю середину комнаты. И нет ничего удивительного, что Оксана, которая была на двадцать с лишним сантиметров ниже Вадима, не увидела с порога лежащего на полу у кровати Генку. Все дело в угле зрения.
– Да, ты вполне могла его и не заметить. Значит, или Макс, или Лора, или Лида.
Странно. Только что он был на сто процентов уверен, что Генку убила Оксана. Но стоило ей сказать: это не я, я думала, что это ты... А ведь это всего лишь слова. Но он ей верил. И не только потому, что хотел верить. Просто он знал: этот так. Наверно, то же было и с Оксаной. Она верила ему. Она знала: он не виновен.
– Понимаешь...
– Оксана помешивала ложечкой остатки кофе в чашке.
– Я зашла в комнату, и мне показалось, что там никого нет. Потом я вышла на лестницу, позвала тебя. Кто-то поднялся по лестнице, постоял в коридоре. Открылась дверь напротив. А через несколько минут появился ты. Совершенно не в себе. Я же не знала тогда, в чем дело. Думала, ты в очередной раз поругался с Генкой. А потом... Кто еще, кроме тебя, мог это сделать? Мне даже в голову не приходило, что, когда я заглянула к нему, он был уже мертв. Я не знала, что делать. Поэтому, наверно, и вела себя, как идиотка. И не поняла ничего. Психолог называется. Да, замечательно меня учили.
– Сапожник без сапог, - поддел ее Вадим.
– Ладно, продолжай, - добавил он, видя, что Оксана хочет сказать еще что-то.
– Когда мы с Генкой ругались на горе, он сказал, что в доме есть кое-что... Ну, компра, одним словом. Конечно, я только и думала о том, как бы это найти. Поэтому и за промедолом пошла. А там тетрадочка. Прямо на виду. Под газеткой. Я ее за пояс и в шкаф спрятала. Ну, тот, который в коридоре. Все прочитать думала, но момента не было. Ночью встала, пошла на кухню... И окончательно убедилась, что это ты.
– Когда прочитала обо мне?
– Да нет, - отмахнулась Оксана.
– По сравнению с другими ты мало чем выделялся. Просто там была копия Генкиного завещания. Я ее тоже сожгла.
– Зачем?
– Дело в том, что завещание заверил Панч.
– Так... Понятно.
Валерка Панин был однокурсником Вадима и Генки. Несколько лет назад он стал нотариусом, и оба неоднократно прибегали к его услугам. Наверняка Оксана решила, что Вадим каким-то образом узнал у Валерки о содержании завещания и решил, совмещая приятное с полезным, поправить материальное положение. Деньги-то ой как нужны.