Приют ветеранов
Шрифт:
— Внутреннее переоборудование?
— В очень небольших пределах. Мы добавим несколько кроватей и переоборудуем несколько помещений для медицинских нужд. Один из коттеджей займет персонал.
— Вы пригласите персонал из-за границы? Спрашиваю потому, что мы, как и весь мир, заинтересованы в рабочих местах.
— Видимо, начинать нам придется с некоторым количеством наших весьма опытных работников; одновременно будем готовить — уже для постоянной работы — работников из ваших соотечественников.
— Хорошо, это нас устраивает. Итак, предположим, вы уже все
— С вашего позволения — не Приют, а Пристань Ветеранов. Наши дома в Европе носят такое название. Приюты — это в развивающихся странах…
— Вижу, вы доброго мнения о моей стране. Благодарю вас. Но вы не ответили…
— Я отвечаю. Тут та же ситуация, что и с работниками. Видите ли, наши ветераны не просто участники былых сражений. Это люди, пострадавшие тяжко и необратимо, лишенные помощи, участия, тепла, не имеющие родных, близких… Все, что общество способно еще дать им, — возможность тихо, спокойно, без забот дожить свой — краткий, увы — век под небом мирной страны. Вы понимаете, мы выработали как бы свой рейтинг, но отсчет там идет в обратном порядке: на первых местах — те, у кого сумма обстоятельств хуже, чем у прочих. Вы понимаете?
— Разумеется.
— Так вот, боюсь, что если мы начнем сравнивать положение ветеранов в вашей стране и, скажем, в некоторых африканских государствах, где все еще нередки междуусобные войны, а нравы и обычаи, к сожалению, далеко не всегда достаточно гуманны, — если мы начнем сравнивать, то такое сопоставление будет, так сказать, не в пользу ваших ветеранов, которых, между прочим, уже очень немного: у вас с конца прошлого века не было никаких вооруженных конфликтов. У вас они обеспечены, во всяком случае, по нашим данным, гораздо лучше, чем те, о ком я только что говорил. Не так ли?
— Полагаю, что в этом отношении нам уже не приходится краснеть, — ответил вице-председатель.
— В таком случае вас не удивит, если я скажу, что пациентами нашего учреждения будут в основном африканцы. Однако вы не должны смущаться, ведь, по сути, вы подобным образом принимаете участие в мировом гуманистическом движении…
— Так сказать, в гуманистическом реализме?
— Я полагаю, это прекрасное определение.
— Да нет, разумеется, мы и не думаем обижаться. Напротив. Итак, вы привозите ваших ветеранов к нам. Тут они мирно доживают свой век и умирают.
— Увы, к этому рано или поздно приходит жизнь каждого…
— Но мы не намерены включать показатель о них в нашу статистику смертности. Это не наши граждане, и не мы довели их до столь прискорбного состояния.
— Само собой разумеется! Никому и в голову не придет включать их в ваши демографические данные.
— Тогда и здесь вопрос ясен. Далее. Для того чтобы привезти их сюда, перевезти через границу, необходимо соблюсти все общепринятые формальности: люди эти должны иметь документы, выездные и въездные визы… Вы предусмотрели, не так ли?
— Разумеется. Россия — не первая страна, в которой фонд открывает свои учреждения, и у нас налажена практика такого
— Что ж, меня радуют ваши слова. И последнее. Как мы с вами уже установили, люди будут умирать. Видимо, через какое-то время вам понадобится расширить свой участок: кладбище разрастется… Или вы рассчитываете кремировать умерших? Вот с этим, боюсь, мы не сможем согласиться. Как же вы намерены выйти из положения?
— О, вам не надо беспокоиться. Видите ли, мы стараемся соблюдать не только законы тех стран, с которыми имеем дело, но и традиции. Так вот, мы получаем возможность беспрепятственно увозить наших ветеранов из их стран только при условии, что упокоятся они в родной земле, на территории своего племени — будут там похоронены со всеми свойственными этим народам ритуальными действиями.
— Иными словами…
— Иными словами, тела скончавшихся мы отправляем в их родные места. Всю организацию и выполнение этого берет на себя фонд — за свой счет, разумеется.
— Чудесно. И у вас на все хватает денег?
— Откровенно говоря, бывают трудности. Однако мы никогда не просили и не собираемся просить средства у правительств. В мире, к счастью, еще много добрых людей.
— Добрых — и достаточно хорошо обеспеченных, не так ли?
— Увы, одной лишь доброты в наши дни слишком мало…
— Вы правы. Ну что ж, для меня велико искушение тоже оказаться добрым человеком. Считайте, что мое согласие вы получили. Я прикажу составить соответствующий документ, подпишу его, и завтра вы сможете получить эту бумагу и действовать дальше.
— О, я вам бесконечно благодарен…
— Пустое. Кстати, теперь, когда вопрос решен, вы в силах назвать какие-то сроки? Мне ведь придется докладывать выше. Например, когда ожидается прибытие первых ветеранов?
— Вам хочется их увидеть?
— Не уверен, что найду время. Но знать всегда полезно.
— Охотно пойду вам навстречу. Поскольку изменения, как я уже сказал, будут минимальными, я рассчитываю, что первые пациенты прибудут уже через две недели.
— Благодарю вас. А теперь я вынужден…
— О, это я благодарен вам — очень, очень. И прошу извинить за отнятое у вас время.
— Это было моей обязанностью. Желаю вам успехов.
— Еще раз — весьма вам признателен, сэр.
Берфитт вышел весьма удовлетворенный. Визит занял меньше времени, чем он рассчитывал, и сейчас можно было спокойно ехать в аэропорт, чтобы встретить наконец-то прилетающих Юровица и Meнотги. Нынче, когда операция вступала в решающую фазу, им следовало быть под руками.
Однако прежде чем двинуться в путь, он позвонил по телефону, который был записан только в его памяти.
— Господин Банкир? Есть какие-нибудь новости?
— M-м… Да. Не очень благоприятные, хотя и не страшные. Им удалось разговорить того исполнителя, который не смог выполнить заказа.
— Плохо.
— Ну, я полагаю, что особой опасности нет: он не знает никого, кроме связного, а о том мы уже позаботились.
— Ну, если вы так считаете…
— Уверен.