Призрак бомбея
Шрифт:
Туфан разревелся. Нимиш обул сапоги и вышел в сумрак. Открыл ворота и выглянул на дорогу. «Это мой шанс, — подумал он, — решиться, найти Мизинчика и узнать правду». Бунгало за спиной хватало его когтями, душило страданиями своих обитателей. Ненастье ударило по лицу, забрызгав очки. Нимиш шагнул на улицу. Впереди манила пустая дорога. Розовые, зеленые, синие ворота, освещенные мигающими желтыми фонарями, были на ночь крепко-накрепко заперты. Ему так многого хотелось от жизни, а приходится торчать в бунгало, точно в ловушке, дабы оправдать туго скроенные ожидания семейства.
Нимиш вышел на середину дороги и воздел руки к небу. Он запрокинул лицо, чтобы дождь смыл обязательства, позволил вырваться
«Я должен найти Милочку!» — решил Нимиш.
Он цеплялся за воспоминания: их свидание под тамариндом, шелковистое прикосновение ее дупаттык его щеке. Он не сможет четыре дня просидеть в бунгало сложа руки, ведь глупо надеяться, что бомбейская полиция отыщет Милочку.
С главной дороги донесся шум мотора. К нему приближались накрененные фары знакомой машины. Поняв, что в следующую минуту его задавят, Нимиш успел подумать лишь об одном: «Без меня она умрет».
«Мерседес» резко затормозил.
— Нимиш! Нимиш! — Джагиндер поспешно опустил окно. — Какого хера ты делаешь посреди дороги?
— А ты сам-то что здесь делаешь? — крикнул Нимиш, напрягшись всем телом и словно приготовившись к удару.
— Я кой-чего улаживал, — ответил Джагиндер, прикрывая лицо от дождя. — Думал, что опаздываю.
— Ты ужеопоздал! Я ухожу!
— Уходишь? Куда?
— Милочка так и не нашлась.
— Арэ,герой, — сказал Джагиндер, выпрыгнув из машины. — И как ты собрался ее искать, а?
Нимиш опустил голову, дабы скрыть душевные страдания.
— Ну, рассуди здраво, — Джагиндер обнял сына за плечи. — Инспектор Паскаль — один из лучших в Бомбее. А ты ничего не смыслишь в сыске.
Нимиш почувствовал издевку в словах отца, который вновь указывал на его неполноценность. «Никогда не откладывай того, что считаешь правильным». Он стряхнул с плеча отцовскую руку.
— Я ухожу! — крикнул он и ринулся прочь.
— Нимиш! — Джагиндер рванулся за сыном. — Стой! Не глупи!
Нимиш побежал быстрее. Перед ним раскрывались возможности — неведомые, головокружительные.
— Ними! — завопила Савита из аллеи. — Бэта, вернись! Вернись!
«Без меня она умрет», — вновь подумал Нимиш и с ужасом осознал, что речь шла вовсе не о Милочке, как он предполагал, а о матери. Его решимость ослабла. Он непроизвольно замедлил шаг. Джагиндер подбежал к нему сзади и схватил сильными руками.
— Отпусти! — Нимиш отбивался, молотя отца кулаком в грудь. — Отпусти меня!
Савита нагнала их, бросилась к сыну, прижала его к себе.
— Только ты меня и любишь, — прошептала она ему в шею, — только ты. — А потом холодно мужу: — Ты вернулся?
— А разве я не обещал?
— Пошли, бэта, — сказала Савита, увлекая Нимиша в аллею. Джагиндер крепко держал его за руку с другой стороны.
Нимишу больше ничего не оставалось. Сдерживая слезы стыда, он смотрел, как Джагиндер запирает ворота на цепь и бунгало сжимает их всех в своих безжалостных тисках.
В окна педиатрического отделения Бомбейской больницы хлестал ливень, убаюкивая одних детей и пугая других; первые впадали в оцепенение, вторые заходились в горьком плаче. Мизинчик металась в лихорадочном бреду. Она очнулась посреди ночи — лицо все в капельках влаги. Похоже, распахнулось зарешеченное окно рядом с ее койкой. Промозглая сырость забралась под одеяло. Мизинчик откинула его. «Сейчас же, — подумала она, — я должна уйти сейчас же».
Мизинчик верила, что есть еще выход — маленькая надежда, и вспоминала, как когда-то считала привидение сестрой — своей двоюродной. Тогда, в тесном коридоре у ванной, между ними зародилась любовь, они вместе переступили границы и побороли страх. Но тогда же Мизинчик не захотела принять бесплотное создание, испугалась правды о том, что произошло много лет назад. И призрак отдалился от нее. Теперь, после страшного исчезновения Милочки, Мизинчик была готова на все, лишь бы узнать правду.
За окном мимоза выгибалась под ветром, ветви ее скребли по черной решетке, сорванные листья залетали в палату. Небо разорвала молния, и Мизинчику померещилось, будто что-то висит на дереве, но она засомневалась: луну заслоняли тучи. Светила только лампочка, торчавшая из столба за ее койкой. Мизинчик наклонилась обуться, и тут же на нее навалилась усталость.
Ветки хлестали по окну, словно пытаясь дотянуться и схватить ее.
Мизинчик оглядела палату, убедилась, что остальные дети крепко спят, и шагнула к раскрытому окну. Она выглянула наружу и ощутила что-то до боли знакомое — темное, пугающее присутствие. Голос прошептал: «Иди ко мне». Глубокий и скрипучий, такой ни с чем не спутаешь. Решетка отвалилась, дерево поманило. «Мне нужно бежать, — сказала себе Мизинчик. — Нужно добраться до призрака, пока не поздно. А еще я должна найти Нимиша».
Она протиснулась в оконный ироем, пригляделась к темноте внизу и прыгнула.
Священные книги и секс
Гулу ехал на Фолкленд-роуд, расположенную в квартале красных фонарей Каматхипура, к северу от вокзала Виктория. Он хотел найти Чинни, зная, что лишь она способна успокоить его в таком состоянии. Вдоль темной дороги выстроились ветхие деревянные здания, выкрашенные в зеленый или синий цвет и покрытые толстым слоем копоти, ржавчины и мочи. На первых этажах открытые окна были забраны решетками с замками, из этих клеток прохожих зазывали дешевые шлюхи, задирая ядовито-розовые сари и показывая голые ляжки. На верхних этажах окна были со ставнями, и над каждым висел красный китайский фонарик с приклеенным номером лицензии. Девицы соблазнительно высовывались, заплетая друг дружке в волосы жасмин. На этой улице ютились также развалюхи-гостиницы. Их хозяева продавали на парадных лестницах прохладительные напитки, а в особых комнатках на задах — нелегальный сельский самогон.
Проезжая часть была запружена такси, приблудными козами, водоносами, чаивалами,бездомными уличными проститутками, вынужденными брать койки напрокат, и предприимчивыми торговцами: один, например, продавал серенькую микстуру в пузырьке, суля посетителям борделей прилив недюжинной мужской силы. Паанвалысидели у тележек, предлагая чара-ки-голиян —шарики из гашиша и опиума, иногда со щепоткой кокаина, а также смеси безобиднее: афродизиак «сломай кровать» или пааны,завернутые в толстые влажные листья. Мужчины сидели на корточках перед публичными домами и играли в карты, спуская те гроши, что сегодня заработали. Другие стояли в очереди перед кинотеатром «Пила-Хаус», на месте которого сто лет назад находился театр парсов, пришедший затем в упадок. Зрителей привлекала афиша с длинноногой голливудской блондинкой, лежащей на диване, хотя выходящая толпа была явно разочарована обширными купюрами, что сделал Индийский комитет по цензуре. На улицу волнами выплескивалась музыка из кинофильмов, а хиджрыизвивались всем телом, заманивая гомосексуалистов в свой специальный бордель.