Призрак бомбея
Шрифт:
Савита поднесла горлышко к губам, смочила их, вдохнула пары, а затем, осмелев, сделала глоток.
Алкоголь обжег рот и горло, потом обдал огнем живот. «Так вот в чем ее сила». Савита еще немного отпила, и в ней проснулись невысказанные желания. Ей надоело быть невесткой — чужой даже теперь. Ей хотелось восседать на царском троне вместо Маджи, отдавая команды и принимая гостей.
Ведь это она, Савита, предупредила семью о потусторонней силе, тогда как Маджи объясняла все душевным расстройством. «А теперь поглядите на нее, — в ярости думала Савита. — Слушается во всем тантриста, словно полоумная». Не будет большой натяжкой, если предположить, что свекровь окончательно сбрендила: распустила слухи среди прислуги, а затем,
Она выпила еще пару колпачков и спрятала бутылку виски обратно в шкафчик. Савита поняла, что сначала нужно заручиться поддержкой Джагиндера. В первые годы их брака он всегда становился на сторону Савиты во время конфликтов с Маджи. Но мало-помалу, когда их отношения дали трещину, Джагиндер начал угождать матери, будто вновь стал ее маленьким сыночком, и все настолько перепуталось, что они не замечали недостатков друг друга. «Надо отбить Джаг-ги», — решила Савита, вспомнив те четыре дня в начале муссонов, когда они снова сошлись. Она соблазнила его, и он не поехал к Тетке Рози. Чувствуя непривычное покалывание алкоголя в затылке и внезапный прилив смелости в груди, Савита собрала все свое мужество перед следующим шагом. Она переборет отвращение и отдастся мужу. Пробудит его, чтобы он больше никогда не стремился к материнскому одобрению. Она его присвоит.
Савита легла на кровать и натянула на себя тонкую хлопчатобумажную простыню. Голова приятно кружилась. Савита вспомнила, что для стабильности в доме ей не хватает лишь одного. Она подумала о Нимише, своем первом и любимом сыне. Он всегда был тихим, задумчивым ребенком, рылся в книгах и не причинял никаких хлопот. Именно он, а вовсе не Джагиндер заботился о ней, когда утонул ребенок. Нимиш вытирал ей слезы своими ручонками и приятным голоском читал рассказы. Хотя ему тогда было всего четыре, он взял на себя заботу о Савите, на время забыв о своих личных потребностях, желаниях и мечтах.
«Без Ними мне не жить».
Хотя Савита любила и младших сыновей, она считала их никчемными и неспособными руководить семейным бизнесом. Дхир вечно нюхал ее духи, как девчонка, и крутился близ кухни, словно это емунужно было научиться готовить, дабы затем ублажать свою будущую супругу. Савиту выводила из себя его изнеженность и большие глаза навыкате, которые таращились над пухлыми щеками, требуя ее внимания. Она не сомневалась, что, руководи Дхир «Судоразделочным заводом Миттала», его бы что ни день облапошивал Лалу, да и вся честная компания. А вот Туфан наверняка сумел бы застращать подхалимов и лизоблюдов, мухами кружившихся вокруг Джагиндера. Туфан был хитрым даже в детстве и использовал прислугу в своих целях. Но Савита все же побаивалась, что ее младшенький будет принимать необдуманные, опрометчивые решения и промотает семейное состояние.
«Да-да, наше будущее целиком зависит от Нимиша».
Она вспомнила безумный взгляд Нимиша, когда он выбежал из бунгало в ночь, крича что-то о Милочке. «Милочка?» С ошеломляющей ясностью Савита внезапно осознала, что семнадцатилетняя девчонка посягнула на чувства Нимиша, и ее внезапно обуял страх, что она потеряла сына навсегда. Благожелательность к старинным соседям вмиг испарилась. «Бесстыжая! Мотается посреди ночи бог знает к кому, да еще и развращает моего невинного мальчика!»
И все же больше всего Савита опасалась, что Нимиш покинет бунгало насовсем. Ему всегда хотелось завершить образование в Англии, поступить в Оксфорд, ведь для него все бомбейские университеты — не в счет. Савита знала: если сын уедет, он уже никогда не вернется домой. «Будет валяться с постели с этими наглыми белыми девками, примет христианство и начнет есть рыбу с картошкой!» Она отдышалась и поняла: самое главное — чтобы старшенький пустил корни в Бомбее, привязался к дому еще на одно
Савита понимала, что не так-то просто будет добиться его согласия в этом вопросе, особенно теперь, когда на горизонте появилась Милочка. Придется заманить его в ловушку. К счастью, Савита точно знала, как это сделать.
Наконец-то составив план действий, Савита провалилась в приятный, гулкий сон и проспала остаток ночи, не отпирая дверь. Джагиндер с мальчиками ночевали в зале, устроившись на толстых матрасах. Парвати и Кандж, дежурившие первую половину ночи, рыскали по дому с запасом полотенец. Маджи осталась в комнате для пуджии в конце концов от изнеможения так и заснула на алтаре. А призрак младенца бродил поблизости, еще не догадываясь о том, что его решили уничтожить, и терпеливо ждал, когда же выйдет могущественная глава семейства Миттал.
Пока в темных коридорах Бомбейской больницы угрюмый педиатр наслаждался ночной тишиной и бойкой нянечкой по имени Налини, Мизинчик выпала из окна в мерцающую фантасмагорию тумана, в темное вневременное пространство.
Шептал и стонал ветер, в вышине колыхались пальмы. Безлюдный берег, изгибаясь, скрывался из виду. Целое небо черных грозовых туч держало в заложницах луну. Океанский прибой облеплял ступни жгучей солью. Мизинчик сбросила сандалии и зашагала по песку босиком. Ярдах в пятидесяти длинные деревянные каноэ с лютыми красными очами, нарисованными на бортах, раскачивались на ветру, наблюдая за ней, точно демоны, угодившие в джутовый невод.
Ледяной ветер пронизывал насквозь тонкую хлопчатобумажную пижаму, опоясывая лодыжки свинцовыми грузилами. У ветхого причала опасно кренился ажурный от прорех траулер, подпрыгивая и скрипя от каждой волны. В воздухе разливался жуткий смрад рыбьих внутренностей и гниющих плодов джамболана.
«Я что, спрыгнула? — Мизинчик пыталась сориентироваться. — Где я?»
Несмотря на эти вопросы, мелькавшие в голове, она твердо знала, что не спит и видит кошмарную явь. Откуда-то слышался скрипучий голос — тот самый, что исходил из горла Милочки, когда она увезла Мизинчика с Малабарского холма.
«Другого выхода нет. Я должна пойти на этот голос», — решила Мизинчик.
Зеленые ворота бунгало все утро были крепко заперты на цепь, и сквозь них могла просочиться разве что утренняя газета. В маленькой заметке «Индиан экспресс» говорилось: «Дочь мистера и миссис Миттал, владельцев «Судоразделочного завода Миттала», вчера вечером была благополучно возвращена домой бесстрашным инспектором бомбейской полиции Паскалем. Девочку обнаружили одну на улице и доставили в больницу, где поставили диагноз: пневмония в тяжелой форме». В отдельной статье указывалось, что Милочка по-прежнему не найдена. Арестован подозреваемый — студент колледжа св. Ксавье по имени Инеш Леле. Материал завершался внушительным послужным списком инспектора Паскаля.
Джагиндер уставился на снимок парня, которого видел один-единственный раз в «Азиатике» на Чёрчгейт-стрит, и его кольнула совесть. Зря он назвал Паскалю имя этого пацана. Поначалу беседа не клеилась: инспектор говорил холодно и враждебно, словно допрашивая подозреваемого. «Передайте дело своей племянницы в суд, и оно будет там пылиться даже после смерти ваших детей, — сказал Паскаль, когда Джагиндер попробовал снизить сумму взятки. — В судах и так уже скопилось два крора [206] нераскрытых дел. Если хотите добиться справедливости, придется обратиться либо к нам, либо к уголовникам. Выбирайте».
206
Крор — десять миллионное.