Призрак Карфагена
Шрифт:
— Любимая жена… — тихо продолжал юноша. — И может быть, даже дети. Прошу тебя, хевдинг, молчи! Я чувствую, что прав. И хочу, чтоб ты знал: мы сделаем все для того, чтобы выручить твоих! Да, мы давно догадались, только тебе не говорили. Оффа сказал, что нехорошо показывать вождю его слабость. А я так считаю, любовь — это вовсе не слабость, а сила, ведь она несет за собой ярость и месть! У тебя там…
— Жена, — просто сказал Саша.
И сразу же почувствовал облегчение, наверное, оттого, что хоть кто-то разделил сейчас его нелегкую ношу.
Подумал и уточнил:
—
— Не слышал.
— Ты и не мог слышать, он из рода асдингов.
— Асдинги… Те вандалы, которые…
— Да. Те, которые вынуждены были признать власть своих братьев-силингов. Гейзериха! Он их очень не любит. Впрочем, как и любой тиран, больше всего Гейзерих ненавидит своих.
— Да. — Гислольд кивнул. — В тавернах до сих пор шепчутся о том, что он сделал со своей знатью. На всех дорогах стояли кресты с распятыми. Ужасная казнь. — Парень передернул плечами. — Висеть вот так, медленно умирая, под палящим солнцем. Хищные птицы выклюют глаза, а чернь будет отпускать злые шуточки и насмешки. Брр! Нет, уж я никогда не сдамся в плен. Лучше погибнуть от меча сразу. Хевдинг!
Юноша порывисто встал и, сняв со своих плеч плащ — тот самый, из парашютного шелка с нормандскими львами, — протянул его своему вождю, опускаясь на правое колено:
— Прошу, прими мой дар!
Отказать значило обидеть. Но что-то было нужно подарить в ответ. Меч? Так он вовсе не из тех, над которыми благоговеют. Плащ? Синий, с золотой вышивкой… Пожалуй!
— Прими и ты от меня.
Гислольд поклонился, помолчал, примеряя подарок. Потом тихо спросил:
— Как звали… зовут твою супругу, вождь?
— Ка… Арника. — Саша вдруг улыбнулся. — Именно под таким именем ее когда-то и знали здесь, в Карфагене.
Глава 15
Осень-зима 454 года
Карфаген. Новый граф
— Что, думаете, раз генерал, значит, дурак?
— До тех пор, пока я не исполню клятву, пока не освобожу жену… — Хевдинг замялся, не зная, как продолжить. Слишком уж разволновался, прощаясь со своими верными людьми. — Короче, парни, я понимаю, что вам нужна слава, нужны лихие битвы и звон мечей. Я же сейчас вынужден просто искать. Мой друг и побратим Оффа Лошадиная Челюсть будет командовать вами в походе, куда вы, несомненно, скоро отправитесь.
— Ты можешь положиться на меня, хевдинг! — Выступив вперед, Оффа опустился на правое колено и торжественно прижал левую руку к груди.
— Я оставлю вам корабль, добавлю золота из своей доли — на нее вы наймете дружину и отыщете покровителя. И да помогут вам боги!
— Да будет так. — Молодые варвары тоже опустились на колени, выражая тем свою признательность вождю.
— Мы хорошо понимаем тебя, — негромко продолжал Лошадиная Челюсть. — Ты должен найти свою жену. И отомстить. Но
— Я не начну ее без вас, други.
— Мы всегда верили, верим и будем верить тебе, вождь!
Да, месть и поиск любимой жены — это был веский повод для того, чтобы избежать участия в грабежах и лихих набегах. Таким образом Саша сохранил лицо перед своими людьми, чья помощь ему бы еще пригодилась. Правда, к тому времени, как его поиски увенчаются успехом, они могут и погибнуть. Но это уже в руках божьих. Варваров, для которых понятия «схватка» и «жизнь» — синонимы, на цепи не удержишь и мирными делами заняться не заставишь.
Маргон, вот кто пришелся как нельзя более кстати! Именно он, через Сутулого, отыскал достойного покровителя — родного племянника командующего вандальским флотом. А с покровителем нашлись и наемники, благо золота имелось в достатке. Сутулый, правда, предлагал совершить еще несколько рейсов, но варвары отказались — слишком уж скучное дело! Покровитель предложил им вместе с частью его кораблей порезвиться у берегов Нарбоннской Галлии: пожечь богатые селения и приморские города, всласть пограбить, наловить красивых рабынь, помахать мечом в свое удовольствие. Что может быть лучше?
Парни ушли в набег уже через неделю — следовало торопиться, с октября по март в эти времена по морю мало кто плавал, римляне и греки сидели дома, дожидаясь весны. Не много было купеческих кораблей, рискующих выходить в море, но пока еще можно было перехватить, пограбить.
Маргон присмотрел недорогие апартаменты в доходном доме, ранее принадлежавшем местному купцу. Но уже лет десять как он перешел в руки какого-то очередного королевского выдвиженца.
Дом был трехэтажный, ничем не примечательный, обычной римской постройки, серовато-желтый, кирпичный, с просторным атриумом и лавками на первом этаже. В лавках торговали вином, свежей выпечкой и оливками, что, на взгляд Саши, было очень удобно — и за выпивкой, и за закуской далеко бежать не нужно.
Апартаменты Александру понравились, на втором этаже шесть комнат две большие залы, кабинет, спальни. На полу плетеные циновки, скамьи, небольшое креслице, сундуки, позолоченные светильники на высоких треногах, в спальнях — деревянные кровати на резных ножках. Маленькие, затянутые легкой тканью окна закрывались деревянными ставнями. Всюду чистота, порядок, который поддерживала средних лет женщина, супруга управителя дома — сгорбленного седобородого старичка, впрочем, весьма живенького. Звали его Гавриилом, и был он католиком — «кафоликом», как тогда говорили.
В отличие от варваров-ариан, католики признавали единосущность Святой Троицы и Никейский символ веры. Для ариан же Бог Сын являлся существом не единосущным Богу Отцу, а лишь подобосущным, то есть стоящим ниже. Очень важное расхождение, отвергающее один из главных постулатов католической (а впоследствии и православной) веры. И нельзя сказать, что это было чистой воды теоретизирование. Ведь сознание, миропонимание, ощущение всех живших в эту — и не только в эту — эпоху людей было религиозное и никакое другое.