Призрак Малого Льва

Федина Елена

Вечером он был у Синелы. У нее, как всегда, пахло пирожками, она ласково улыбалась и не упрекала его за долгое отсутствие. Идеальная женщина. Все в ней было родным и привычным: мягкие волосы, синие глаза, голубой халатик и фартук с подсолнухами. Почему, ну почему ему было этого мало?! Почему ему хотелось чужого, дикого, удушающего, обжигающего, мучительного и безнадежного? Почему он так по-идиотски устроен?

— Синела, я должен тебе сказать…

— Что?

— Я не могу с тобой лететь. Видишь ли…

— Не

оправдывайся, Ол. Я всегда это знала.

Она ушла на середину комнаты, постояла там растерянно, потом села на диван и сцепила руки.

— Ты весь тут. С ними. И хорошо, что ты перестал наконец себя обманывать.

— Ты простишь меня когда-нибудь?

— За что? За то, что была счастлива с тобой целый год?

— Какое уж там счастье!

Синела смотрела на него и нервно стискивала руки.

— Об этом знаю только я. У каждого свое счастье, Ол.

— Прости, — сказал он еще раз.

Он вышел от Синелы как будто в пустоту, в открытый космос. Пять минут назад еще все было, все оставалось в силе, она даже не знала о Риции, ждала его и спокойно укладывала вещи. Он явился и одним махом все уничтожил.

Вечер был теплый и душный. Ольгерд шел пешком по мозаичным плитам площади Согласия. Справа возвышался тремя куполами Дворец Земного Представительства, в просторечье полпредства. Парадный вход, украшенный зеркальными шестигранными колоннами, сверкал на закате переливами белого пластимрамора. У входа толпились люди, возмущенно что-то обсуждая и, видимо, дожидаясь выхода Гектора. Можно было не сомневаться, что пассажиров у Ингерды прибавится.

— Какое тут, к черту, согласие? — подумал Ольгерд, — и кто так по-идиотски назвал площадь?..

Миранда сама не понимала, почему из нее не выкатилось ни одной слезы. Глаза были сухими. Но внутри горел костер. Он сжигал все: сердце, легкие, печень, желудок… Невозможно было ни есть, ни дышать, ни ходить, ни сидеть, ни говорить, ни уснуть хоть на минуту.

Ингерда сидела рядом. Сильная, красивая женщина, с нее можно было брать пример, она-то знала, как жить и зачем. А Миранда не знала. Зачем просыпаться утром, зачем забивать пищей желудок, сидеть за переводами никому не нужной и давно устаревшей информации, лететь домой, сворачиваться клубком на кровати и ждать, тоскливо ждать, когда же наступит утро.

— Ольгерд говорил, что на Кампии в компьютере очень много информации, — сказала Ингерда, — может, это немного отвлечет тебя? Тем более, раскопки все равно закрывают.

— Что ж, полечу на Кампий, — вздохнула Миранда, — мне все равно.

— Так не должно быть. Пойми, жизнь продолжается.

— Зачем?

— Ты молодая, ты даже моложе меня, Миранда. У тебя еще будут дети. И внуки.

— Зачем?

— Ладно, извини. Сейчас еще рано об этом говорить.

По всей квартире лежали вещи Патрика.

И их невозможно было тронуть, даже переложить с места на место. Рука не поднималась. Он улыбался со стереоснимка, который Миранда поставила на стол в гостиной, как будто был с ней. И ей все еще казалось, что он скоро придет. Какая-то чудовищная несправедливость была в том, что за разборки этих монстров-Прыгунов пришлось расплачиваться ее сыну. Убивали бы друг друга, это их дело, они делят власть на планете, выживают людей, что-то друг другу доказывают… при чем же здесь обыкновенный диспетчер-землянин? Любить принцессу он не смел. А умереть за нее — пожалуйста.

Миранда, конечно, понимала, что бедная девочка ни в чем не виновата, ей самой досталось. Но в душе поднималась ненависть ко всем аппирам, вместе взятым. Особенно к Прыгунам. И особенно к одному из них. Кто бы это ни был: Азол Кера или кто-то другой, она еще ни к кому не испытывала такой непримиримой ненависти. Она еще ни разу в жизни не сталкивалась с воплощенным злом.

— Как ты можешь так далеко отпускать своего сына? — спросила она Ингерду, — как ты можешь жить спокойно, зная, что он на какой-то жуткой планете?

— Я плохая мать, — пожала плечом Ингерда, — и плохая дочь. И отвратительная жена.

Странно было от нее это слышать. Она не могла быть плохой ни в чем.

— Это я плохая мать, — усмехнулась Миранда, — ни шагу не могла ступить без Патрика, как будто он мне отец или старший брат, даже сюда примчалась за его советами… Мать должна оберегать своего сына, а у нас все было наоборот. Теперь все придется самой. Что ж, когда-то надо взрослеть, когда-то надо вырываться из розовых снов… А может, он еще придет? Еще не так поздно, только час ночи. Может, ужин разогреть?

Ингерда взяла ее за руку и посмотрела с жалостью, как на больную.

— Миранда, он не придет.

— Пойду заварю чай.

Маленькие заботы отвлекали от большого горя. И от ужасных мыслей. Все напоминало о сыне, даже скатерть, на которую он пролил вчера какао. Где он сейчас? Что с ним? Есть этот загробный мир, или нет его, просто сказочка для слабонервных? Никто еще оттуда не возвращался. И Патрик не вернется…

Последующие несколько дней слились в одно мучительное целое, без сна, без утешения, без слез. Миранда чувствовала себя роботом, который ходит, отвечает на вопросы, способен выполнять мелкие дела и слабо различать окружающее.

Впервые она очнулась на Кампии. Ольгерд объяснял ей, как общаться со станционным компьютером. Нужно было срочно сосредоточиться, и она наконец сделала над собой титаническое усилие.

Экран был плоский, полтора метра на два, биодатчики отсутствовали, голосовые команды на современном аппирском этот ископаемый кладезь информации не понимал. Приходилось работать через пульт с клавиатурой и мышку.

— Все довольно просто, — объяснял Ольгерд, — это меню управления станцией: свет, воздух, температура, блокировка дверей… Это, по-моему, бухгалтерия. Это связь, только связываться не с кем. Возможно, там сохранились тексты срочных сообщений. Это может быть интересным…