Призрак музыки
Шрифт:
Павел Дюжин отчего-то вызывал у нее ассоциации с Чеширским котом. Казалось, его хорошее настроение и благорасположенность к окружающим существуют сами по себе, независимо от того, в каком настроении на самом деле находится сам Дюжин. Человек, попадающий в трехметровую зону вокруг Дюжина, начинал глупо радоваться жизни и продолжал это бессмысленное, на взгляд многих, занятие еще в течение получаса после того, как Дюжин уходил. В чем был секрет этого феномена, Настя не знала, но подозревала, что капитан настолько искренне любит и жизнь, и всех людей на Земле, что эта любовь не может не влиять на окружающих. Впрочем, возможно, это были лишь ее субъективные ощущения. Павел был ей симпатичен как человек, и она глубоко уважала его за умение и желание учиться и за хорошо организованное мышление. Ее раздражала, а порой и доводила почти до бешенства его бесцеремонность и неделикатность, но поскольку он был не оперативником, а штабным работником, то эти качества на успешность служебной деятельности не влияли. Как любил приговаривать Коля Селуянов, плохо покрашенная дверь на ходовые качества автомобиля влияния не оказывает, а потому внимания не требует. Умение работать с документами и цифрами и склонность к аналитическому мышлению являлись «ходовыми качествами» штабного работника, а потому к некоторым личностным особенностям Дюжина Настя относилась именно как к плохо покрашенной двери.
Павел явился чуть раньше, и, когда Настя подошла к своему подъезду, он уже сидел на скамейке и с аппетитом жевал кусок пиццы.
– Пока тебя ждал, поужинать успел, – сообщил он. – С тебя только чай.
Войдя в квартиру, он сразу же прошел в кухню, включил чайник и, вернувшись в комнату, принялся раскладывать принесенные с собой папки прямо на полу. Настя сделала Павлу чай, себе приготовила кофе, принесла чашки в комнату и уселась на пол рядом с Дюжиным.
– Скажи в двух словах, что получилось, – попросила она.
– Что-то получилось, что-то – нет, – загадочно ответил капитан. – Если в двух словах, то целенаправленного втягивания наших мальчиков в черные сети мафии пока не наблюдается. Хотя используют их со страшной силой, но в сиюминутных целях, а не с видом на перспективу.
– Что чаще всего встречается?
– На первом месте – выбивание долгов. Нанимают пацанов зеленых в форме и просят пойти попугать нерадивого должника. Те и пугают, причем иногда так входят в раж, что допугивают аж до статьи. Хорошо, если побои или легкие телесные, а то и до тяжких доходит. На втором месте перегон машин, как купленных, но не оформленных должным образом, так и краденых. Опять же если за рулем сидит человечек в форме, то риск существенно уменьшается. На третьем месте наркотики. Тут все – и охрана при перевозке крупных партий, и дилерство, и мелкая торговля. Ребята глупые еще, денег хотят, все кругом на иномарках разъезжают и сотовыми телефонами трясут, и им кажется, что они ничуть не хуже, вот и негодуют, почему это у них всего этого нет. Дураки, одним словом. Но свою голову ведь не приставишь. Эх, русская наша душа, мы даже преступления совершаем по-русски, а не только деньги зарабатываем.
Настя рассмеялась.
– Ты имеешь в виду направленность на мгновенную выгоду?
– Ну да. Не умеем и не хотим ждать, не умеем и не хотим планировать и работать на перспективу. Такой благодатный материал – эти глупые мальчишки, и куда только криминальные структуры смотрят? Приложи они сейчас минимальные, но умные усилия, и через три-четыре года они смогут прибрать к рукам всю правоохранительную систему страны. Но что им три года! Им сейчас все подавай, а три года они могут и не прожить. Я тут в журнале «Интербизнес» интересную статью читал про английские частные школы. Знаешь, что там написано? Год обучения стоит примерно двадцать пять тысяч долларов, учиться ребенку там нужно восемь лет. Платить требуется каждый год. Так наши «новые русские» просят, чтобы им разрешили заплатить за все восемь лет сразу, двести тысяч хотят выложить зараз, хотя можно платить и ежегодно. На них там смотрят как на психов, разве в Англии могут понять, что в России человек, у которого есть двести тысяч долларов, не может знать, будет ли завтра жив. А если останется жив, то государство может наложить лапу на все счета и заморозить их или еще какую пакость придумать в целях борьбы с экономическими передрягами. Ладно, это все лирика, а вот это, – он вытащил из папки стопку таблиц, – голая фактура. Кто, где, когда, а также у кого, что, почем.
Настя склонилась над таблицами и анкетами и уже через полчаса почувствовала легкий укол сожалений. Ей так нравится эта работа, она с удовольствием занималась бы ею двадцать четыре часа в сутки. Может быть, она поторопилась возвращаться на Петровку? И чего ей у Заточного не сиделось? И тут же она вспомнила, как тосковала по прежней работе, когда занималась аналитикой. И так нехорошо, и эдак неладно. Странное существо человек, все время ему чего-то не хватает для полного счастья.
Работа шла быстро, у Павла были интересные идеи, и Настя даже забыла на какое-то время о деле Дударева. И в этот момент раздался звонок в дверь. Она недоуменно взглянула на часы – половина десятого, поздновато для визитов, особенно без предварительной договоренности.
– Муж, что ли, вернулся? – спросил Дюжин, не поднимая головы от таблиц.
– Не должен.
Настя открыла дверь. Перед ней стояла красивая молодая женщина в длинной шелковой юбке и обтягивающей трикотажной кофточке.
– Вы – Анастасия Павловна? – спросила красавица.
– Да. Что вы хотите?
– Мне нужно с вами поговорить.
– О чем?
– О вашем муже.
Очень интересно. И что это юное прелестное существо собирается сообщить о Чистякове?
– Ну говорите, – разрешила Настя.
Она не предложила девушке войти, продолжая держать ее на пороге. Эти уловки были хорошо знакомы, а Настя за годы работы в уголовном розыске твердо усвоила, что приглашать незнакомых людей в квартиру можно только тогда, когда не пригласить нельзя. Во всех остальных случаях нужно оставлять за собой возможность захлопнуть дверь.
– Можно мне войти? – робко спросила девушка.
– Нельзя. Так я вас слушаю. Кстати, как ваше имя?
– Юля.
– Кто вы, где и кем работаете?
– В том же институте, где работает Алексей Михайлович.
– Кем?
– Я… лаборант-исследователь.
– Чудесно. Что вы хотите мне сказать, Юля?
– Я хотела… Хочу… Вы уверены, что нам следует разговаривать здесь?
– Уверена. Если вас не устраивает место, ничем не могу вам помочь. Или говорите, или мы прощаемся. У меня много дел.
Настя была абсолютно спокойна, она твердо знала, что ничего плохого с Чистяковым не случилось, десять минут назад они разговаривали по телефону, Алексей был бодр и весело шутил, так что дурные новости девушка принести не могла.
– Ну, если вы настаиваете… – Юля глубоко вздохнула. – Анастасия Павловна, отпустите Алексея Михайловича.
– Куда отпустить? В командировку?
– Нет. Ко мне.
– Куда-куда?
– Ко мне. Я люблю его.
Вот это номер! Такого Настя никак не ожидала. Ей стало весело.
– А он вас любит?
– Да.
– Вы уверены в этом?
– Уверена. Он любит меня, но он благородный человек и не считает возможным открыто говорить об этом, пока он женат на вас.
Настя с трудом сдерживала смех, но старалась сохранять серьезное лицо. Вариантов было всего два: либо кто-то из тех, по чьим делам она сегодня работает, решил ее деморализовать и попытался сделать это таким «убойным» способом, который наверняка сработал бы с девяноста пятью процентами женщин, либо эта Юлечка действительно влюблена в Чистякова и считает его джентльменское поведение проявлением личной и глубокой заинтересованности.
– Что ж, пусть он разведется со мной и скажет вам о своей любви. От меня-то вы чего хотите?
– Отпустите его, – тупо повторила Юля.
– Да я его и не держу, голубушка! Алексей Михайлович взрослый человек, он сам принимает решения и выполняет их. Если бы он хотел со мной развестись, он бы давно уже это сделал.
– Нет, он не хочет вас обижать, поэтому не заговаривает о разводе. Он не может первым начать этот разговор, понимаете?
– Ну что ж поделать, – Настя пожала плечами, – не может так не может. Это его проблемы, и решать их он должен сам. Что еще вы хотите мне сказать?