Призрак Проститутки
Шрифт:
По окончании аудиенции Билл, выходя, сказал мне: «Я вел себя как круглый идиот, но, черт возьми, это же был президент».
Через пару дней, Киттредж, я приступаю к работе. Запру мой стол, спущусь на лифте и отыщу Билла Харви в его Бункере. Предполагается, что он поставит у себя еще один стол для меня.
Кстати, по пути домой после ужина Хью сказал мне, что Харви последнее время очень подавлен. В управлении недавно обнаружили, что Берлинский тоннель был раскрыт еще до окончания строительства. Все время, пока Харви считал, что сидит на коне, на русских работал британский офицер. Не хочу и думать, что сейчас происходит на Трикотажной фабрике. «Урон может быть куда больший, чем в заливе Свиней, — сказал Хью. — Собственно, дело настолько худо, что, наверно, мы все это положим под ковер, а ковер сожжем».
Не знаю, снабдит ли это письмо вас данными, достаточными для того, чтобы руководить управлением и страной, но так приятно снова писать вам. Моя душа не знает большего отдохновения, чем когда я пишу.
Преданный вам
Гарри.
7
Переписка с Киттредж продолжалась всю осень 1961 года и зиму 1962 года. Я писал ей дважды в неделю, и хотя она отвечала не так часто, письма ее, как правило, отличались большей насыщенностью. Собственно, ее информация была, очевидно, более достоверной: ведь в операции «Мангуста» участвовало несколько инстанций. Хотя я готов был описывать ей все, что происходит, я никогда не мог с уверенностью сказать, что — факт, а что — вымысел. По ДжиМ/ВОЛНЕ все время циркулировали слухи, что неизбежно. В Майами сейчас находилось куда больше сотрудников управления, чем было задействовано в заливе Свиней. В самом деле, участие в «Мангусте» превратило ДжиМ/ВОЛНУ в крупнейшую резидентуру ЦРУ в мире.
Соответственно, учитывая наши размеры и скорость, с какой мы были собраны, слухов ходило великое множество, и секретность была слаба. Тут ничего нет удивительного. Самую большую секретность в ЦРУ обычно соблюдали ученые, изучавшие раздачу земель в Маньчжурии в XVII веке. Можно было не сомневаться, что они слова не проронят о своих открытиях. Мы же, сидя в подвале Харви в Лэнгли или разъехавшись снова по доброй половине Южной Флориды и работая над проектами ДжиМ/ВОЛНЫ, сплетничали вовсю. Как Лэнсдейл разбивает яйца, готовя «Мангусту»? Что поступает от генерала Максуэлла Тэйлора или Бобби Кеннеди? Какова подлинная позиция Белого дома? Во Флориде все эти вопросы обступали тебя, тогда как в Лэнгли ты неизбежно чувствовал себя лишь частицей правительственной структуры, а не человеком, творящим Историю.
Работал я в Вашингтоне, а числился в резидентуре Майами. Трудно сказать, где я жил. Я вскоре заподозрил, что моя должность была изобретена Лэнсдейлом не от великой потребности, а из желания сделать приятное моему отцу. Мои обязанности были самого поверхностного свойства, а то и вовсе отсутствовали. Я редко требовался Лэнсдейлу. У него были свои кадры, и он им доверял. Довольно скоро я засел в подвале с Харви. И мы сделали первые шаги, чтобы перейти разделявшую нас пропасть недоверия. Тем не менее мы старались ладить. Возможно, я напоминал ему о героических днях работы в Берлине. Собственно, наши отношения сейчас походили на прежние: Харви рассуждал вслух, потом вешал на рот замок, поверял мне свои мысли, потом замыкался в себе. Через некоторое время я стал относиться к нему так же, как молодая неверная жена относится к пожилому мужу с твердо установившимися привычками. Он не простил мне мои прегрешения, но ему нравилось мое общество. Я даже снова ездил с ним на заднем сиденье его бронированного «кадиллака» — он заглатывал мартини, а я делал записи по дороге в аэропорт. Довольно скоро Харви стал брать меня с собой в свои наскоки в Майами. Поскольку его телеса не умещались больше в кресле туристского класса, он — в порядке исключения — летал первым классом, что позволяло мне, когда я ему требовался, тоже располагаться там в кресле.
Часто я задерживался в Южной Флориде, чтобы понаблюдать за осуществлением задуманного им проекта. С каждой неделей я все больше отдалялся от Лэнсдейла, а генерал, казалось, этого и не замечал. Когда я являлся с отчетом, он выслушивал меня обычно в приемной перед своим кабинетом по пути на совещание с сотрудниками Госдепартамента, министерства обороны или Особой усиленной группы. Генерал увеличивал задание и спрашивал как бы между прочим:
— Харви доволен тобой?
— Я стараюсь его не огорчать.
— Так и держи. Это дело полезное. — И уходил.
Харви спокойно смотрел на мои отношения с Лэнсдейлом. Главное, что его раздражало, — это тень Монтегю. Харви решил, что я прикреплен к нему, чтобы докладывать обо всем Проститутке. По существу, это была правда. Спроси меня Проститутка, я, наверное, дал бы ему информацию, а в общем — не знаю. Мне хотелось быть самостоятельным и никому не принадлежать. Признаюсь, меня даже задевало — хоть и в малой степени — то, что Харви до конца не доверял мне. Я ведь по двенадцать часов в сутки работал на него, а работа рождает лояльность. Ирония состояла в том, что в письмах к Киттредж я, объективно говоря, докладывал ей все про Харви, но думал, что она едва ли станет передавать это Проститутке. Собственно, как она сможет объяснить мужу, откуда у нее такая информация?
Я не переставал размышлять, насколько сильна власть Монтегю над Харви, и часто вспоминал мои последние два дня в Берлине и четырехстраничное донесение, полученное по этому поводу Проституткой, — мне-то он показал из четырех страниц только две. Харви не был уверен, как много я знаю, но он то и дело затрагивал эту тему и высказывался довольно недвусмысленно: «Мне плевать, что ты считаешь, будто этот самодовольный тип имеет надо мной какую-то власть, пошел он к такой-то матери». Раз в неделю Харви позволял себе такие выходки, словно черная флоридская туча, которая разряжается ливнем, а потом мы снова принимались за работу.
А работы было достаточно. Лэнсдейл разогнал машину на полную скорость. До конца месяца он раздал управлению, Пентагону, Госдепартаменту и всем организациям, привлеченным к участию в операции «Мангуста», тридцать два плановых задания. В том числе — по сбору разведданных, переманиванию кубинских чиновников, операции по пропаганде и саботажу, а также сценарий высадки американских солдат, когда новое кубинское движение будет готово сбросить кубинское правительство. Лэнсдейл разослал памятную записку, призывавшую к «революции, которая положит конец полицейскому контролю в государстве. При этом следует опираться на: а) профессионалов из антикастровской эмиграции, б) лидеров рабочего движения, в) группы церковников, г) гангстеров, если потребуется для выполнения специальных задач».
Памятная записка оканчивалась эффектно: «Наша обязанность заставить американский гений сработать быстро и эффективно. Окончательно сбросить Фиделя Кастро возможно. И для достижения этой цели мы не должны жалеть ни времени, ни денег, ни усилий, ни людей».
— Кого он хочет провести? — сказал Харви. — Все же знают, что Лэнсдейл работает под диктовку Бобби Кеннеди. Ничего не жалеть! Да. Они мелют языком, а всю грязную работу должны делать мы. Тридцать два задания! — воскликнул Харви, накручивая себя для очередной речи. — Кто-то должен сказать Лэнсдейлу, что лидеры рабочего движения на Кубе — гангстеры, гангстеры подкупают церковников, а священники тратят деньги на предсказателей. Надо не устанавливать, кто к какой принадлежит категории — «а», «б» «в» или «г». Надо выискивать тех, кто способен делать дело. Мне плевать, если ты приведешь мне одноглазого марсианина с крюком вместо члена и скажешь, что этот парень пьет по ночам кошачью мочу, — я все равно возьму его, если он любит взрывать мосты и станет слушаться моих приказов. Это Лэнсдейл вместе с Бобби Кеннеди, который стоит у него за спиной, говорит о революции? Пусть хорошенько запомнит: ни один кубинец, которого я не контролирую, не будет участвовать в моей операции. Предоставьте дело Лэнсдейлу, и мы получим революцию, в результате которой к власти придут новые коммунисты, только они будут носить знаки отличия на правой сиське, а не на левой. К чертовой все это матери! Я говорю: Кубу надо как следует растрахать. Завалить самым поганым дерьмом, какое только мы способны найти, экономический механизм. Закрутить гайки. Деморализовать мерзавцев. Единственное, в чем я согласен с Лэнсдейлом, — это что мы должны дестабилизировать положение на Кубе. Но говорю тебе: этот сахарный генерал — чертов лицемер. Вчера он дал тридцать два задания. Сегодня он дает новое. Тридцать третье: сделать так, чтобы рабочие не смогли убрать урожай сахара. Этот сукин сын знает ровно столько, сколько необходимо, чтобы прикрыть свой зад. «Надо, — говорит он, — определить политику, прежде чем давать ее на одобрение». Ну, даже я, не являющийся, слава Богу, специалистом по международным отношениям, понимаю, что в международном плане не так. Послушай, что предлагает Лэнсдейл: «Химические вещества, подлежащие применению, должны быть заранее опробованы, чтобы у нас имелась гарантия, что они вызовут лишь временное (курсив мой. — Хаббард) недомогание у кубинских рабочих, которое не позволит им выйти в поле, но не искалечит навечно. Никаких смертоносных химических веществ». Это, братец, вершина всего — ты можешь себе представить, как мы будем выглядеть в глазах остального мира? Можешь быть уверен: Особая усиленная группа и займется заданием тридцать три.
Так оно и было: Особая группа им занялась. Неделю спустя Харви прочел злющими глазами отредактированный текст тридцати двух заданий. Там, в частности, говорилось: «Гангстеры могут оказаться наилучшим потенциальным материалом для нападения на сотрудников кубинской разведки». Харви просто вскипел.
— Такие вещи на бумагу не кладут, — сказал он. — Гангстеры! Хаббард, я знаю, что в бою люди умирают, но это же будет организованное убийство. И кто, предположительно, будет этим заниматься? Да наш друг Билл Харви с его Тактической группой займется мокрыми делами. Билл Харви выстоит, если что-то пойдет не так. Вот что я скажу про Лэнсдейла: сложный он человек. Он не хочет, чтобы хоть один бедненький кубинец был убит, если это не оправдано высокой целью. А затем делает глоток воды и просит, чтобы я прикончил сотни две технических специалистов из советского блока. Добавим и их к списку тех, кто идет под пулю. Меня что-то не приводят в восторг планы этого сукина сына Лэнсдейла.