Призрак Проститутки
Шрифт:
— Это всего лишь вода, — сказал Кэл, — но эта ручка предназначена для применения широко известного реагента… — Он достал из кармашка карточку и поднял ее, показывая Кубеле. На ней значилось: «БЛЭКЛИФ-40».
— Где же я это найду? — спросил Кубела.
— На моем химическом складе. Это широко известный реагент против насекомых.
— Любого размера?
Кэл снова кивнул.
— Чрезвычайно эффективен.
Кубела взял шариковую ручку и принялся нажимать кнопку, пока не вылилась вся вода.
— Игрушка, — не без раздражения заметил он.
— Нет, — сказал Кэл, — это очень хитрый инструмент. Игла такая тонкая, что не чувствуешь, когда она входит в рубашку.
— Вы хотите, чтобы я подошел к субъекту и сделал ему укол?
— Игла такая тонкая, что никакой боли не возникнет. Никто ничего и не заметит.
Кубела посмотрел на нас обоих с презрением.
— Ваш подарок — изобретение для женщины. Она просовывает язык ему в рот и втыкает иглу в спину. Я же не способен на такую тактику. Позорно уничтожать своего противника таким путем. На серьезного кубинца не нападают со шляпной булавкой. Да меня потом засмеют. И правильно сделают. — Он поднялся. — Я приму футляр для бильярдного кия от мистера Лайма. А это отклоняю. — Он уже повернулся было к двери и остановился. — Нет, — сказал он, — все-таки, пожалуй, возьму. — И сунул шариковую ручку в нагрудный кармашек.
— Это для себя? — удивил меня отец своим вопросом.
Кубела кивнул.
— Если из главного усилия ничего не получится, я не имею желания переживать последствия.
— Como no[217], — сказал Кэл.
Кубела обменялся с ним рукопожатиями, затем — со мной. Рука у него была холодная.
— Salud, — сказал он и вышел.
— Мы вручим ему бильярдный кий в Верадеро, — сказал Кэл. — У него есть маленькая вилла на берегу, в трехстах ярдах от дома, куда субъект, как он его называет, приезжает на отдых. Не хочу так говорить, но этот малый пробудил во мне надежду. Он может сделать нам подарок еще до Рождества. — Кэл с силой выдохнул воздух. — Ты не мог бы расплатиться по счету? Мне необходимо пройтись. — И, помолчав, добавил: — В любом случае нам надо уходить порознь.
— Хорошо, — сказал я. — Я следом за тобой приду в отель.
Сквозь окно кафе видны были огни на улице. Ноябрьские сумерки давно кончились, и в семь часов вечера было темно, как в полночь.
Я не очень понимал, что я чувствую, но и ситуация сложилась такая, что автоматически разобраться в своих реакциях было трудно. По правде говоря, я хотел, чтобы Роландо Кубела убил Фиделя Кастро, — я надеялся, что Хелмс, Проститутка и Кэл не посылают его на провокацию, которой воспользуется кубинская разведка. Нет, я хотел, чтобы в конце пути светила казнь. Я не питал глубокой ненависти к лидеру-максималисту, какую чувствовал Хант, или Проститутка, или Харви, или Хелмс, или Аллен Даллес, или Ричард Биссел, или Ричард Никсон, или, если уж на то пошло, мой отец, или Бобби Кеннеди, — нет, какая-то частица во мне продолжала называть Кастро Фиделем, и тем не менее я ждал смерти Фиделя. Я буду жалеть Фиделя, если все удастся, — жалеть, как охотник жалеет, что больше не увидит убитое животное. Да, человек стреляет в прекрасного зверя, чтобы почувствовать себя почти Богом: став преступником, мы можем приблизиться к космосу, украв часть Творения, — да, я понимал все это и хотел, чтобы Кубела оказался успешным убийцей, а не подставной фигурой кубинской разведки, которую мы использовали, переиграв их. Преуспевший убийца стоит сотни провокаций.
Я сидел один за столиком, приканчивая коньяк, к которому не притронулся во время беседы. Тут я заметил, что работяги, стоявшие у стойки бара, сгрудились возле радиоприемника. Последний час радио передавало танцевальную музыку, а сейчас слышался голос диктора. Я не мог разобрать, что он говорил. Но интонация была такая, как при экстренных сообщениях.
Через минуту ко мне подошел официант.
— Monsieur, — спросил он, — vous-^eetes americain?[218]
— Mais oui[219].
Это был усталый, измученный человек далеко за пятьдесят, ничем не примечательный, с серым лицом, но смотрел он на меня сейчас с глубоким сочувствием.
— Monsieur, il у a des mauvaises nouvelles. Des nouvelles 'etonnantes. — Он мягко положил ладонь на мою руку. — Votre president Kennedy a 'et'e frapp'e par un assassin `a Dallas, Texas[220].
— Он жив? — спросил я и повторил: — Est-il vivant?
Официант сказал:
— On ne sait rien de plus, monsieur, saufqu’il у avait un grand bouleversement[221].
37
«НЬЮ РИПАБЛИК», 7 декабря 1963 года
Жан Даниель
Гавана. 22 ноября 1963 года
Было приблизительно 1.30 дня по кубинскому времени. Мы обедали в зале скромной летней резиденции Фиделя Кастро на роскошном пляже Верадеро, в 120 километрах от Гаваны. Зазвонил телефон, и секретарь в партизанской одежде объявил, что у сеньора Дортикоса, президента Кубинской республики, срочное сообщение для премьер-министра. Фидель взял трубку, и я услышал, как он спросил: «Como? Un atentado?» («Что? Покушение?») И, повернувшись к нам, сказал, что в Кеннеди только что стреляли в Далласе. Затем снова в трубку громко спросил: «Herido? Muy gravemente?» («Ранен? Очень серьезно?»)
Вернувшись к нам, он сел и трижды повторил: «Es una mala noticia» («Плохая новость»). Какое-то время он молчал, видимо, дожидаясь звонка с дальнейшими подробностями. Пока мы ждали, он заметил, что в американском обществе очень много сумасшедших и случившееся могло быть делом рук как безумца, так и террориста. Может быть, это вьетнамец? Или куклуксклановец? Позвонили снова: президент Соединенных Штатов еще жив. Есть надежда, что удастся его спасти. Фидель Кастро мгновенно отреагировал: «Если его сумеют спасти, считайте, что он уже переизбран». Кастро с удовлетворением произнес эти слова.
Было почти два часа, когда мы встали из-за стола и устроились у приемника, чтобы послушать Эн-би-си из Майами. Новости Фиделю переводил его врач Рене Вальехо: Кеннеди ранен в голову; ведутся поиски убийцы; убит полицейский; наконец роковая весть — президент Кеннеди умер. Фидель встал и сказал мне: «Все изменилось. Все изменится… Все придется пересматривать. Скажу вам одно: Кеннеди был противником, к которому мы привыкли. То, что произошло, — серьезно, чрезвычайно серьезно».
После пятнадцатиминутного молчания, которое соблюдали все радиостанции Америки, мы снова включили Майами — тишину прервала лишь трансляция американского национального гимна. Странно было слышать этот гимн в доме Фиделя Кастро, в окружении встревоженных лиц. «А теперь, — сказал Фидель, — надо, чтобы они быстро нашли убийцу, очень быстро, не то, вот увидите, они попытаются взвалить вину на нас».
38
В «Пале-Руайяль» женщина-портье плакала. В моем номере телефон, казалось, занимал больше места, чем кровать, окно, дверь или даже я сам. Я достал из глубин бумажника сложенный листок и назвал номер телефонистке отеля, которая сказала, что заокеанская линия последние полчаса accombl'ee[222], но она попытается меня соединить. Меньше чем через минуту раздался телефонный звонок. Меня соединяют. Линия больше не accombl'ee.
— Модена, — сказал я, — это Гарри.