Призрак Проститутки
Шрифт:
— Это единственный, насколько мне известно, туннель сродни туннелю протяженностью в четыреста пятьдесят футов, построенному в Нью-Мексико, в Уайт-Сэндс, на полигоне для ракет, тогда как наш составляет полторы тысячи футов, и близки они по одной причине, — трещал как пулемет Харви. — Почва здесь похожа на белую песчаную почву в Альтглинике. Проблема в том, что она слишком мягкая, сказали наши специалисты-почвенники. Что, если мы пророем туннель, выложим его стальными кольцами, а из-за смещения почвы на поверхности образуется вмятина? На фотоснимке она может показаться чем-то инородным. Мы не можем допустить, чтобы на советских аэрофотоснимках появилось что-то непонятное. Особенно в данном случае, когда мы прорываем туннель в Восточный Берлин.
— Начальники штабов серьезно этим обеспокоены, — сказал генерал.
— Еще бы, — откликнулся Харви. — Но какого черта, к чему упускать шанс, верно, генерал Пэккер?
— Технически говоря, это акт, равносильный объявлению войны, — сказал генерал, — это расценивается как проникновение на территорию другого государства будь то по воздуху, по морю, или по суше, или же, как в данном случае, под землей.
— Но это — свершившийся факт! — сказал Харви. — Нелегко мне было в этом убедить начальство. Мистер Даллес сказал мне: «Нельзя ли письменно как можно меньше упоминать об этом бегемоте?»
Харви говорил и вел машину, делая крутые развороты с таким апломбом, с каким в оркестре бьют в цимбалы во время исполнения симфонии.
— Дассэр, — продолжал Харви, — этот туннель потребовал особых решений. Перед нами вставали непреодолимые проблемы безопасности. Одно дело строить Тадж-Махал, а совсем другое — так его сложить, чтобы соседи об этом не узнали! Этот сектор границы усиленно патрулируется коммунистами.
— И как же поступили с Тадж-Махалом? — спросил генерал полусдавленным шепотом, словно не мог решить, лучше чтобы его услышали или не услышали. Он поставил было свой стакан, потом передумал и снова взял.
— Наша проблема, — продолжал Харви, — состояла в том, как избавиться от производственного мусора — тонн земли. Для прорытия туннеля нам пришлось вынуть около пятидесяти тысяч кубических футов глинозема. Это более трех тысяч тонн, для вывоза которых требуется несколько сотен грузовиков средней вместимости. Но куда девать столько земли? У всех в Берлине обзор на триста шестьдесят градусов. Любой фриц может подсчитать. Немчура старается пополнить свои доходы за счет усиленного наблюдения. О’кей, скажем, решили мы разбросать землю по всему Западному Берлину и тем самым уменьшить ее количество в одном месте — остается проблема с водителями грузовиков. Десять водителей — это десять крайне уязвимых объектов в плане безопасности. Мы наконец пришли к единственно возможному решению: никуда не вывозить землю, вынутую из туннеля. Мы построили огромный склад у самой границы с Альтглинике в Восточном Берлине и установили на крыше параболическую антенну. «Хо-хо, — сказали в Штази, — вы только посмотрите на этих американцев: построили для виду склад, а на крыше этого так называемого „склада“ установили АН/АПР-9. И смотри, Ганс, склад-то обнесен колючей проволокой. Американцы создали станцию радиолокационного перехвата. Гм-гм, еще одна станция радарного перехвата для „холодной войны“.» Подумаешь! Но восточные немцы и КГБ, генерал, не знали, что мы построили этот склад с огромным подземным помещением двенадцати футов глубиной. И никого не волнует, что мы вывозим землю, строя под складом погреб. Даже водителей грузовиков. Все знают, что это радарная станция, построенная в виде склада. Только вывезя всю землю, мы начали рыть туннель. И нашего подземного помещения оказалось достаточно, чтобы вместить пятьдесят тысяч кубических футов земли, которые нам предстояло вырыть. Это, генерал Пэккер, было изящное решение. — Он резко крутанул руль, обгоняя машину, и, подрезав грузовик, вернулся в свой ряд.
— Значит, все это время вырытая земля просто лежит в подземелье склада? — поинтересовался генерал.
— Ну, придумали же в свое время зарыть золото в Форт-Ноксе — это нечто подобное, — сказал Харви.
— Ясно, — сказал генерал. — Поэтому-то прокладку туннеля и назвали «Операция ЗОЛОТО».
— Мы придерживаемся правила, — торжественно объявил Харви, — не раскрывать происхождение кличек.
— Правильно. Я считаю это разумным.
— Приехали, — сказал шеф.
В конце длинной пустынной улицы, проложенной между голыми полями, вырисовывался силуэт громадного низкого склада, который освещали автомобили, проезжавшие сзади по кольцевой дороге на восточногерманской стороне. По периметру пространства, обнесенного колючей проволокой, были установлены небольшие прожекторы, а на двух-трех окнах и дверях — сторожевые лампы. Так что, несмотря на ночь, склад выглядел хорошо охраняемым и бездействующим. Меня куда больше занимали машины и грузовики, мчавшиеся за ним по Шоненфельдер-шоссе. Гул от них, катившийся в ночи, был подобен гулу океанского прилива, и тем не менее люди в этих мощных машинах не знали ничего. Наш склад привлекал не больше внимания, чем любое здание, мимо которого проезжаешь по пустынной дороге.
Часовой открыл ворота, и мы остановились в двух футах от маленькой дверцы, ведущей на склад. Харви выскочил из машины и нырнул в помещение.
— Извините, что я вошел прежде вас, — сказал он генералу, когда мы, в свою очередь, вошли туда, — но наше начальство из «А» и «У» в Центре говорят, что я — самый узнаваемый из оперативников ЦРУ. За исключением, конечно, Аллена Даллеса. Поэтому мы не хотим, чтобы коммунисты принялись раздумывать, зачем я сюда приезжаю. А то, глядишь, в мозгу у них заработает моторчик.
— Из «А» и «У»? Из Ассигнования и Учета?
— Вообще-то «А» означает Анализ.
— Вы, ребята, ничуть не меньше работаете с азбукой, чем мы.
— Ровно столько, сколько требуется, чтобы почта доходила куда надо, — сказал Харви.
Мы прошли по коридору с несколькими выделенными с каждой стороны кабинетиками, по большей части пустыми в этот час, затем шеф открыл дверь в большое помещение без окон с флюоресцентными трубками, проложенными по потолку. На секунду мне показалось, что я вновь очутился в Змеиной яме. В помещении стояли бесконечные ряды рабочих столов, на которых щелкали, включаясь и снова выключаясь, записывающие устройства. А на возвышении стояла консоль величиной с орган и мигала огоньками. С полдюжины техников сидели перед ней и изучали конфигурации сигналов, а другие техники развозили на тележках для покупок пленки и бобины для машин. Звуки, исходящие из 150 магнитофонов «Ампекс», прокручивающих ленту вперед или назад, — столько записывающих устройств обеспечил мистер Харви — электронные гудочки, сигнализирующие начало или окончание телефонных разговоров, — вся эта какофония будоражила и возбуждала меня не меньше, чем ультраавангардная электронная музыка, которую я слушал в Йельском университете.
Наверняка ведь какой-то телефонный диалог между восточногерманской полицией, и (или) КГБ, и (или) советскими военными записывался в этот момент на том или другом «Ампексе». Их урчание и жужжание, ускорение и замедление их хода отражали абстрактно-групповое мышление противника, и я подумал, что духовная жизнь при коммунизме, должно быть, похожа на эту страшную комнату, на это безоконное свидетельство «холодной войны».
— Это лишь малая часть операции, — тихо произнес Харви. — Сейчас тут спокойно.
Он подвел нас к огромной задвижной двери, отодвинул ее, и мы спустились по покатому настилу в помещение, плохо освещенное горевшими через большие промежутки лампочками, где было еще труднее дышать. Я уловил слабый запах гниющей земли. Этот наклонный настил, минимальный свет, земляные стены с обеих сторон создавали впечатление, будто мы спустились в недра древней гробницы.
— Вот ведь чертова штука, — заметил генерал. — Приходится все время следить за мешками с песком, которыми укреплены стены. Есть мешки, которые хорошо пахнут, а другие — нос зажимай.
— У нас были с этим неприятности, — сказал Харви. — Прорыв пятьдесят футов туннеля, мы наткнулись на землю, которая страшно воняла. Мы до смерти напугались. К югу от проектируемого туннеля находилось кладбище, и нам следовало, безусловно, обойти его, а то Советы, если бы все вдруг обнаружилось, подняли бы такой пропагандистский вой про то, что американцы оскверняют немецкие могилы. Так что пришлось нам сдвинуться к северу, хотя почва на кладбище была более подходящей.
— И тем не менее был запах, от которого вам пришлось избавляться, — сказал генерал.