Призрак Рембрандта
Шрифт:
Принимая душ, Финн испытала истинное блаженство, а за завтраком и вовсе почувствовала себя в раю. У номера имелась собственная веранда, выходящая во внутренний, заросший пальмами двор отеля. На ней и накрыли стол для завтрака. Посредине стояла хрустальная ваза размером с волейбольный мяч, наполненная образцами всех существующих в природе фруктов. Еда подавалась на серебре, а тосты – на специальной подставке. Масло было холодным, но не твердым, яйца сварены именно так, как надо, бекон издавал умопомрачительный запах, а кофе оказался черным, ароматным и очень крепким.
– Я
– Не какой-то, а Джулией Робертс, – уточнил Билли. – Выпей сока.
Финн с удовольствием подчинилась. С едой было покончено, но они не хотели уходить с балкона и не спеша наслаждались последними глотками кофе и чудесным видом.
– Ну ладно, – вздохнула Финн, с трудом отведя взгляд от посыпанных мелким камнем дорожек, цветов и пальм. – Редьярда Киплинга на сегодня достаточно. Что дальше?
– Дальше? – с невинным видом переспросил Билли. – Можно спуститься в бар и поискать там тигров.
Финн запустила в него куском холодного тоста:
– Кончай шутить! Я серьезно.
– В отеле наверняка есть компьютер. Воспользуюсь им и постараюсь разузнать что-нибудь о золотой финтифлюшке, которую нам передал этот бритоголовый Дерлаген. А еще, я думаю, надо поподробнее изучить книгу и сопоставить ее с роутером. По-моему, ее написала жена дипломата или кто-то вроде этого.
– А я про нее и забыла!
Финн вернулась в номер и, порывшись в большой дорожной сумке, извлекла из нее книгу и шкатулку с золотой статуэткой.
– Аньес Ньютон Кейт, – прочитала она аннотацию на суперобложке, – была женой колониального чиновника, отвечавшего за охрану лесов. А кроме того, писала репортажи для «Сан-Франциско экзаминер». В книге рассказывается об их приключениях в Сандакане, отдаленной провинции Северного Борнео. А я-то думала, что весь Борнео – довольно отдаленное местечко.
– И там есть более и менее отдаленные районы. Это же огромный остров, – объяснил Билли. – Третий по величине в мире. Четверть миллиона квадратных миль, большинство из которых заросли джунглями. По площади он равняется Голландии, Франции и Бельгии, вместе взятым.
– Это ты тоже вычитал в рекламном проспекте? – с подозрением осведомилась Финн.
– Полет-то был долгим.
Финн достала из шкатулки блестящую статуэтку и поставила ее на льняную скатерть.
– И что же общего между Северным Борнео и золотой подвеской из Центральной Африки? – задумчиво спросила она.
– Да что угодно. Насколько я знаю, возраст золота определить очень трудно. Изделия, выплавленные тысячу лет назад или вчера, выглядят одинаково. Вечная ценность и все такое.
– Манса, то есть правитель Муса в тринадцатом веке совершал паломничество в Мекку, но это означает только то, что он побывал в Саудовской Аравии, не дальше.
– А с кем в те времена торговала Саудовская Аравия? – с надеждой спросил Билли.
– Ее тогда вообще не было. Просто горстка разрозненных султанатов. Есть теория, что одновременно с паломничеством правителя Мусы в Оман и Джидду заходил китайский флот адмирала Чжэна. Тут может быть какая-то связь, хотя шанс, конечно, слабенький.
– А еще есть шанс, что кузен Питер просто богатый бездельник со странностями, который заблудился в джунглях, а мы тут нафантазировали бог знает что, – усмехнулся Билли. – Надо сказать, у нас вся семья со странностями, и я тому – самый лучший пример.
Финн взяла статуэтку и осторожно погладила пальцем гладкий металл.
– Вильгельм ван Богарт отправился в путешествие на «Летучем драконе» в конце семнадцатого века и вернулся в Голландию богатым человеком. Это мы знаем точно, а роутер еще раз подтверждает факты. А этот золотой всадник может быть следом, который приведет нас к источнику богатства.
– Думаешь, мой предок нашел китайский корабль с сокровищами?
– Насколько я помню, адмирал Чжэн совершил всего семь больших походов – последний раз в тысяча четыреста тридцать третьем году. Его флот состоял из сотен судов. Они вывозили из Китая фарфор и шелк, а возвращались нагруженные золотом, драгоценными камнями, слоновой костью и специями. Много раз попадали в ураганы, и несколько судов погибли. Возможно, во время рейса на «Летучем драконе» Вильгельм ван Богарт нашел остатки одного из судов адмирала Чжэна, и наш золотой дружок как раз оттуда.
– Но это же, черт подери, просто потрясающе! Принять эстафету у старика Вильгельма и Питера. Да я мечтал о таком приключении с самого детства!
– А я по опыту знаю, что приключение и опасность – это почти синонимы, – решила охладить его восторг Финн. – Помни о том, что случилось с твоей яхтой.
– Об этом я не забываю, – заверил ее Билли. – Честно говоря, мне не терпится еще раз встретиться с теми ребятами.
– Такие истории очень эффектно выглядят в кино, но, поверь мне, в жизни все немного иначе.
Ей не надо было долго копаться в памяти, чтобы вспомнить тело человека, погибшего на рельсах в Италии, или мальчика, убитого у могилы в каирском Городе мертвых. За свою короткую жизнь Финн не раз видела насильственную смерть и точно знала, что в ней нет ничего красивого, мужественного или возвышенного – только боль, страх и горячий, острый запах свежей крови. Кофе вдруг показался ей горьким, а жара – угнетающей.
– А где наше судно? – спросила она.
– Я уже созвонился с агентом. Оно подойдет к причалу в гавани Джуронг сегодня в полночь. Думаю, нам надо его встретить.
В одиннадцать вечера «Королева Батавии» сбавила ход, а потом и вовсе остановилась на восточном подходе к Сингапурскому проливу, примерно в миле от острова Сентоса и на благоразумном отдалении от оживленного морского пути, ведущего в большой контейнерный терминал в бухте Кеппель. Морской порт Сингапура протянулся на много миль от Джуронга на западе до залива Марина-Бей на востоке, и терминал Кеппель был лишь небольшой его частью. Когда-то давно небольшие суда вроде «Королевы Батавии» проходили прямо по Джохорскому проливу, разделяющему Сингапур и Малайзию, но после постройки в двадцатых годах дамбы и автомобильного шоссе он был закрыт для навигации.