Призрак

Заварелли А.

— Лешка.

Алексей замирает, его рука все еще на моей заднице. Я смотрю на дверную ручку, все еще оплакивая свою неудачную попытку. А потом он рывком сажает меня к себе на колени. Его глаза встречаются с моими, и его рука поднимается к моему лицу. Нежный. Такой нежный. В его взгляде читается раскаяние. Но я не знаю почему. Он не причинил мне вреда. Он никогда не сможет причинить мне боль. Больше никто не сможет.

Когда он читает это по выражению моего лица, гнев возвращается. Его пальцы сжимают мое лицо, и его горячее дыхание касается моих

губ, когда он говорит.

— Никогда больше так не делай, Солнышко. Я не тот человек, которого тебе стоит испытывать, ведь тебе не понравится то, что произойдет дальше.

Он толкает меня обратно на сиденье и пристегивает, прежде чем запереть двери с помощью рычагов управления. После чего машина снова трогается с места. На краткий миг что-то пробегает между ним и водителем в зеркале заднего вида. Какая-то невысказанная мысль.

На его лице мелькает чувство вины. Водитель говорит с ним по-русски, но Алексей сосредоточен на пейзаже, как будто даже не слышит.

Остаток пути проходит в тишине и напряжении. Ребра болят, и я едва могу дышать. Чувство глубокой, пульсирующей печали расцветает во мне, подавляя оцепенение.

Я пыталась и снова потерпела неудачу.

И я знаю, что этот человек никогда меня не отпустит. Я только променяла одного тюремщика на другого.

Машина останавливается, и я вижу, что мы стоим у частного самолетного ангара. За то время, что я поворачиваюсь к Алексею с вопросительным взглядом, он уже вонзает мне иглу в руку.

— Ш-ш-ш… — его пальцы скользят по моему испуганному лицу. — Спи.

Что я и делаю.

Глава 5

Талия

Хлопаю глазами, открывая и закрывая их, стон вибрирует на моих губах, когда я отрываю свое лицо от куска кожи, на котором оно покоится. Голова раскалывается, во рту пересохло. Я лежу неподвижно, но подо мной что-то движется. Шины, понимаю я через мгновение. Я в машине, растянувшись на заднем сиденье.

Я пытаюсь перевернуться, и моя голова натыкается на что-то, когда я это делаю. Обтянутое брюками бедро. Я поднимаю глаза и вижу, что Алексей смотрит на меня сверху вниз.

— Где мы? — хриплю я.

— Недалеко от Бостона, — отвечает он. — Почти около моего дома.

Его ответ посылает небольшую волну паники через меня. И слова покидают мой рот, не давая мозгу отфильтровать их.

— Я не хочу ехать в Бостон.

Он приподнимает бровь и пожимает плечами.

— Ты и не поедешь.

И это все. Это все, что мне нужно услышать, чтобы вернуться в свое комфортное состояние оцепенения. Стены воскресают сами собой, моя эмоциональная крепость восстанавливается.

Мне удается сесть прямо, и я замечаю, что теперь полностью одета. В леггинсах и свитере. Возникает короткий вопрос, кто меня одел, но он быстро исчезает. Мое внимание приковано к пейзажу за окном.

Я вернулась в Массачусетс. Мой разум сейчас слишком хрупок, чтобы принять это. Поэтому я говорю себе, что это не реально.

Что все это не реально. Но даже так, мои губы снова повторяют эти слова.

— Я не собираюсь возвращаться в Бостон.

Алексей бросает на меня любопытный взгляд, но не отвечает. И поэтому я удовлетворена его молчанием. Мои мысли ускользают в пустые пространства мозга, а я лишь сторонний наблюдатель. Раскинувшиеся просторы деревьев за окном — взрыв красок для моих тусклых глаз. Сейчас осень. И вот откуда я знаю, что слова Алексея правдивы. Нет ничего лучше Массачусетса осенью.

Но это нереально. И меня здесь нет.

Дорога длинная и в машине тихо. «Почти» для Алексея значит больше часа. Я просто наблюдаю за пейзажем, пролетающим за окном, пока мои глаза не начинают болеть слишком сильно, и мне снова нужно дать им отдохнуть.

Когда мы, наконец, добираемся до места назначения, меня окружает комфорт. Дом — это крепость посреди пустыни, окруженная только дикой природой. Я вдали от людей. Подальше от всего. Всего, кроме него.

Машина останавливается, и я пытаюсь выбраться самостоятельно. Вскоре я понимаю, что мои ноги не работают. Алексей поднимает меня на руки, как ребенка, и несет внутрь. На нем мягкий синий свитер, который при каждом шаге трется о мое лицо. Свитер пахнет им. Как дуб и гвоздика. И коньяк.

Он проносит меня через ряд залов и комнат, прежде чем мы достигаем места назначения. У меня нет времени, чтобы вникнуть в детали дома за то время, что он открывает дверь и укладывает меня на кровать. Настоящая кровать, с двумя матрасами и каркасом.

Мягкость чужда моему телу, и все в этой комнате ошеломляет меня. Я так долго жила в темноте, а эта комната светлая. Шторы раздвинуты, солнечный свет льется на пол. Я хочу закрыть их. Хочу оставаться в темноте. Но я не могу пошевелиться.

Мои глаза блуждают по комнате, вбирая все это. Здесь стоит книжный шкаф, набитый книгами. И стол с художественными принадлежностями. Огромный стул у окна. Насыщенные цвета и холодные каменные стены. Комната слишком велика и все же слишком мала. И все это обрушивается на меня.

Я хватаюсь за горло, чувствуя клаустрофобию, но останавливаюсь, когда Алексей окликает кого-то по-русски. Когда я вздрагиваю, он встает передо мной и хмурится. И тут в комнату вбегает пожилая женщина. Она слегка улыбается и кланяется, ее глаза устремляются прямо на меня.

Она старше Каролины. И она не смотрит на меня так, как Каролина. У нее мягкие карие глаза и темные волосы с проседью. Они зачесаны в пучок, а ее цветастое платье прикрывает фартук. Если бы у меня была бабушка, я представляю, как она могла бы выглядеть.

— Талия, это Магда, — говорит мне Алексей. — Она следит за порядком в доме.

Я хмурюсь и снова переключаю внимание на него. Потому что он произнес мое имя. А я никогда не называла ему своего имени. Я в замешательстве, голова болит, и я потираю виски. Я понимаю, что давно не принимала таблеток. Даже половины таблетки. И все болит.