Призраки прошлого
Шрифт:
Ни одно официальное собрание не начиналось без торжественных песнопений, воздающих хвалу императору. Вот и сейчас судьи встали и торжественно запели. Они олицетворяли законность на фоне распростертого за их спинами флага империи, но я был уверен, что решение по мне уже вынесено и даже подписано. Надо ли говорить о вездесущих изображениях, непременно развешанных на самых видных присутственных местах столицы и провинции. Если бы я не знал отца лично, никогда не догадался, что фигура на портрете — это и есть он, настолько его приукрасила, а точнее припудрила кисть художника. В жизни невысокий, смуглокожий, с рядом глубоких морщин и короткой стрижкой, поседевшими висками светлых волос и контрастными, густыми темными бровями, сросшимися над переносицей, из — под которых равнодушно взирали два холодных,
Я же ростом и статью, пошел в мать и превышал отца практически на две головы, как и ярко выраженной темной мастью, которая в моем случае полностью вытиснила светлую масть отца. Вместе с тем, мои радужки носили светло — карий, практически желтый окрас и в хорошую погоду напоминали блики солнечных лучей в глубинах окаменевшей ископаемой смолы, именуемой янтарем, по крайней мере такое сравнение приводили люди, знавшие меня лично. Это тоже свойство дарийцев, характерная черта горных народов Севера.
— Мечник первого класса Бранндон о'Майли, — перешел к делу Главный судья лет пятидесяти, практически лысый, с выпученными, как у маринованной рыбы, глазами. Неживой, холодный исполнитель, совершенно равнодушный к рутинной работе, которая предстояла сегодня ему и его помощникам. — Вы обвиняетесь судом Архарра в трусости и сдаче в плен. Расскажите по существу об обстоятельствах, при которых это произошло?
Что же произошло. Действительно, история интересная, отражающая множество слабостей и недостатков всей операции в целом, двумя тут словами не обойдешься.
Мне многое не нравилось в порядках Истерроса, политике императора, еще большего я не понимал, но никогда и в мыслях не было открыто выступать против отца, плести заговор и уж тем более переходить на сторону врага. Я был предан родной земле всей душой, и это нелегко передать словами. Здесь смешение народов, культура, природа и даже воздух особенный. Коротко не выразить — почему мне так дорог Истеррос. Я не был наивен и раньше, но последний поход надломил мою веру в само устройство государства и методы его управления.
Начнем с того, что отец хотел быстрой победы над просторами Валлии, издавна являющейся независимой, а когда не вышло — взбесился. Он ненавидел, если, что — то шло в разрез его планам.
С покоренными территориями общались паршиво. Тем, кто нашел силы и смелость сопротивляться достался несчастливый билет, отец отправлял туда своего Наместника, который часто, творил что хотел. Он нарушал договоренности, демонстративно разрывая соглашения, пользуясь людскими и природными ресурсами, на благо Таласса и прилежащих к столице территорий. А окраина жила как попало, вернее выживала. Сборщики налогов выжимали местное население до нитки — что, как правило, оправдывалось опустевшей казной еще со времен династии Кольби. На Севере дело обстояло особенно плохо. По мере удаления от Таласса и приближения к границам Истерроса я видел то, чего нельзя забыть. Я проезжал полупустыне деревни, выкошенные мором и голодом. Сборщики податей особенно свирепствовали, изымая у крестьян деньги до последнего флорина, а крупу до последнего зернышка. А кто пытался припрятать зерно подвергался жестоким пыткам. Я видел, как инквизиторы Роана разбирали крыши домов и ломали печи, как голых женщин выпускали на мороз бегать по снегу или насиловали на глазах у мужей. Я видел матерей с детьми на руках, согнанных на улицу в самую лютую стужу.
И это ложь, что отец не знал о творимых бесчинствах. После таких картин, я не раз подавал донесения через императорскую канцелярию. И даже не удивлен, что они был проигнорированы и оставались без ответа.
Вопрос в другом: куда шли все эти ресурсы? Несомненно, львиная доля денежных средств направлялась на содержание непомерно раздутой армии, строительство и ремонт мостов и прочих городских укреплений, а также жалования и пенсии должностным лицам, из которых большая часть приходилась на ведомство Палача. Больница при монастырях прибывали в плачевном состоянии и только знать могла позволить пригласить
Валлийцы не захотели схожей судьбы и никогда за все существование государства не входили в состав империи. Обычно территории сдавались практически без боя, но вот пришло время отдаленной заснеженной Валлии, на которую отец давно точил зуб. Официально, там находились залежи красного золота, который он, разумеется, хотел прибрать к рукам.
Увы, поглощение лакомого кусочка оказалось не таким стремительным и победоносным, как он предполагал. Их войны постоянно ускользали, разбивая наши отряды и ликвидируя по одному. Они знали местность, как свои пять пальцев, в отличие от нас — чужаков. Мы попросту увязли в местных топях болот и скалах. Наша одежда не позволяла долго находиться на морозе, на обдуваемыми всеми ветрами заснеженных пустошах, окруженной ледяной водой бездонных озер, длинные плащи сковывали руки и мешали бегать, а валлийцы были чертовски быстры и неимоверно метко стреляли из арбалетов. Их одежда отличалась теплом и практичностью, что — то вроде меховых жилетов, сшитых из шкур диких животных, удобных и практичных. Будь я на месте отца оторвал бы голову лорду — командующему и всей разведке за такую провальную подготовку.
Что касается лесов — тут было множество ловушек в виде глубоких ям с острыми кольями, хитро расставленных местными охотниками. В итоге наши потери в три раза превосходили убыль противника. Сколько воинов пало, прежде мы догадались, что наконечники их стрел отравлены. Яд попадал в кровь и был заразным. Те же симптомы: лихорадка, рвота, потемневшее лицо и скорый летальных исход в мучениях и судорогах. К обреченным уже не подходили, опасаясь заразиться. Их либо убивали, либо оставляли в пещерах.
За несколько месяцев мы стали в конец истрепаны и измотаны. Император терял обученных крепких воинов, все чаще восполняя поредевшие ряды обычными мужиками из крестьян, которые зачастую и понятие не имели куда и зачем их посылают. В один такой день лошадь посыльного, отправленного с важным зашифрованным донесением, адресованным дерру Истерроса спустя час после отбытия вернулась обратно в лагерь без хозяина. Стало очевидно, что курьер попал в беду, и письмо перехвачено. Интуиция кричала о бессмысленности дальнейших поисков, как правило она меня не подводила, но командор решил иначе — рискнуть и вернуть ценный пакет обратно. На его поиски, кроме самого командора отправился я и еще четыре наших воина. Спустя некоторое время блуждания по лесу мы обнаружили след лошади, и пораженного стрелой мертвого посыльного, а еще в нескольких ярдов в глубоком сугробе сумку, которая оказалась выпотрошенной. Естественно, бумаги были изъяты. Осмотревшись, мы услышали слабые, приглушенные стоны, и снова обыскали близлежащую территорию. Пред нашими глазами предстала старшая картина: накрытая лапником яма — ловушка, в которую угодили пятеро истерросцев, по всей видимости, попавших в нее накануне. Троих колья пропороли насквозь, двое же были серьезно ранены, но еще дышали. С помощью веревки нам удалось их вытащить и отправить обратно в лагерь, но прикрывая отход мне в руку чуть ниже плеча угодила — таки меткая стрела противника, а предыдущая сразила наповал одного нашего лучника. Это оказалась спланированная засада валлийцев, хитрый план который они блистательно провернули.
А дальше… мутная пелена перед глазами, и дикое жжение в области пораженного места, стремительно расползающееся по всему телу. Очнулся в подвале, в бреду, без оружия, сколько времени я провел там — не знаю. Уловил ряд вопросов на непонятном языке: смесь валлийского с неизвестным наречием, которые игнорировал. Здесь же оказались еще с десяток наших солдат, прибывающих в самом плачевном состоянии. Кто — то стонал, но подавляющая часть уже не дышала. Смутно помню глаза женщины с лицом, закрытым платком, которая влила мне в рот горькую настойку, помню, как упирался, отбивался и кричал, не желая ее принимать. Уже потом предположил, что напиток содержал лекарство или противоядие, во всяком случае спустя сутки кризис миновал. Вскоре про меня забыли, попросту бросили в этой каменной, зловонной яме.