Призраки стекла
Шрифт:
Прохладный ветерок с океана развевал мои волосы, и я прижимала к груди письмо Алистера.
Моя дорогая Уитни,
Вот ты и здесь, любовь моя. Если ты читаешь это, значит, не умчалась обратно в Чарльстон. Ты дома, в Дарлинг-Хаусе, где тебе самое место. И какой прекрасной невестой ты будешь.
Я прошу прощения за то, что навязал тебе этот брак. Это было не столько мое желание, сколько необходимость. В Дарлинг-Хаусе зреет заговор,
Я боюсь призраков нашего прошлого.
После моей смерти в опасности окажется не только наше любимое стекло. Под угрозой наше имя. И, возможно, сама наша семья.
Кто-то следил за нами. Внимательно, как я полагаю, и уже довольно долгое время.
Я подозреваю, что это связано с проклятием и, так или иначе, с Уильямом и Джулией Дарлинг.
На нашем маленьком острове не всегда все было просто. Есть вещи, которые произошли давным-давно. Ужасные вещи, о которых я не смею здесь писать.
Призраки Дарлинг-Хауса вернулись. Они пытаются предупредить нас. И тебе стоит прислушаться.
Я уверен, что у вас с Эфраимом хватит ума и сил противостоять любым разоблачениям, которые появятся в ближайшие дни и недели, и исправить все, что угрожает разрушить наше наследие.
Как бы я хотел присутствовать на твоей свадьбе, увидеть тебя в белом платье, с прекрасным жемчугом Джулии на шее, как и все невесты Дарлинг до тебя.
Смотри на жемчуг. Наблюдай за люстрой.
П — это постоянство.
Я люблю тебя.
Твой дедушка Алистер Дарлинг
Я стояла одна, спиной к широкому, раскинувшемуся болоту и сотне миллионов диких существ, все они были полными жизни, тихими и скрытыми под поверхностью. Крабы-отшельники, черепахи, дельфины и всякая другая живность, кишащая, ныряющая и выпрыгивающая высоко над водой. Соленый восточный ветер с океана развевал мою льняную рубашку, как флаг капитуляции.
Дарлинг-Хаус во всем своем великолепии смотрел на меня, жемчужно-белый и величественный, стеклянные стены грандиозного четырехэтажного зимнего сада сверкали в утреннем свете.
Я спустилась к пляжу на рассвете, скорее по привычке, чем по желанию. И шла до тех пор, пока болотная трава не уступила место песку, а земля и жадная река не сменились океаном, где я наконец решилась прочитать дедушкино письмо.
И теперь я жалела, что сделала это, потому что, как и подобает истинным Дарлингам, все стало еще загадочнее. Трагичнее. Сложнее.
Призраки из нашего прошлого? Кто-то следит за семьей?
Я вспомнила о взломе в утро похорон.
Помассировала слишком знакомый спазм в основании шеи и заставила себя сделать глубокий, ровный вдох.
Почему дедушка поверил, что именно я смогу разгадать эту тайну? Потому что стекло говорило со мной?
Иногда я ненавидела стекло. Точно так же, как ненавидела реку, этот дом и весь этот проклятый остров. Какой смысл говорить со стеклом, заставлять его рассказывать о том, что может быть, что будет, если оно не собирается предостерегать
И зачем дедушке понадобилось усугублять ситуацию, связав меня с тем единственным человеком, с мужчиной, который мог разбить мое сердце на части?
После того как Эфраим привез меня сюда с нашей импровизированной свадебной церемонии, он остался на поздний завтрак. По дороге мы, конечно, остановились, чтобы я купила свежую одежду, ведь не могла же я войти в парадную дверь в помятой ночной рубашке, а затем взаимно согласились, что никто из нас не проронит ни слова о случившемся. Как бы ни было заманчиво оставить неприятное событие в прошлом, нет ни малейшего шанса, что мама или мои тетушки легко воспримут новость о свадьбе по принуждению. На данный момент для всех остальных мы с Эфраимом были просто помолвлены, но еще не стали мужем и женой.
Адель встретила нас в холле, с готовностью приняла наше объяснение, что Эфраим заехал за мной пораньше, чтобы обсудить наши деловые отношения за чашечкой латте в маленьком кафе неподалеку от острова, после чего проводила нас в комнату для завтрака, где остальные члены семьи сидели вокруг множества запеканок, оставшихся после похорон, ассорти из выпечки и свежего кофе.
Мамины глаза засияли при виде нас с Эфраимом, эффективно разжигая мою ярость, которую я умерила по дороге домой.
Видимо, восприняв наше с Эфраимом слабое сближение как достижение согласия, мама и тетушки почти сразу перешли к разговору о свадьбе. Так уж получилось, что доставшийся по наследству дизайн приглашения ждал своего часа еще со дня моего рождения, обычно его обновляли, добавляя разные цветы для каждой новой невесты Дарлингов, но в данном случае эту деталь мы опустили, так как времени на подобную индивидуализацию не было. Обсуждали меню, живой оркестр и было достаточно споров о возможных цветах скатертей, чтобы я скрежетала зубами.
В противовес моему высказываемому сквозь зубы мнению по разным вопросам, Эфраим был очень весел. Он прекрасно сыграл роль будущего жениха. Это была попытка, как я поняла, как можно глубже залезть мне под кожу.
А в основном, как я полагала, это была демонстрация глубокого уважения и любви, которые он питал к моей семье.
Но это было два дня назад, и с тех пор я его не видела.
Во всяком случае, не вблизи.
Последние две ночи я наблюдала за ним с веранды: темный силуэт в лунном свете, когда он исчезал на лодочном причале и выходил на реку.
Мама говорила мне, что с дикими существами так бывает. В одно мгновение они были здесь, а в следующее — исчезли, как призраки, бродившие по коридорам нашего огромного дома Дарлингов.
Наш остров и все болото принадлежали диким существам.
А мы принадлежали им.
Я вздрогнула и подняла подбородок к бледному небу.
Сет, Эфраим и я стояли здесь, на этом пляже, пятнадцать лет назад, когда мама спустилась к нам из дома, ее щеки были белыми, глаза красными и опухшими.
Она прошла мимо нас с Сетом и притянула ошеломленного Эфраима в свои дрожащие объятия. Ее голос был размеренным, ровным и нежным, стоическая мелодия горя и силы, когда она взяла его красивое, юное лицо в свои руки и сообщила ему новость, которая изменила его навсегда. Вертолет его родителей упал над болотом после того, как они покинули свое уединенное убежище на острове Офелия. Никто из находившихся на борту не выжил.