Призвание
Шрифт:
О своем разговоре с Толей Борис Петрович рассказал Серафиме Михайловне в тот же вечер, когда они вместе были на семинаре пропагандистов в райкоме партии, и Бокова решила, что ей надо в ближайшие дни снова заглянуть к Плотниковым, поддержать Толин порыв.
Она зашла к Плотниковым в субботу, в час, когда Раиса Карповна была на работе.
Дверь открыл Толя, с ложкой в руке. Он, видимо, обедал и встретил учительницу настороженным взглядом.
— Мама дома? — делая вид, что не замечает настроения нерадушного хозяина, спросила Серафима Михайловна.
— Нету… на заводе, — недружелюбно ответил он, и учительница удивилась: куда только исчезли обычные для Плотникова ужимки, он был серьезен и замкнут.
— Я посижу минутку, отдышусь, да и пойду, — как ни в чем не бывало сказала учительница и села на табурет у стола, выскобленного добела.
Комната была небольшая, но чистая и старательно убранная. За ширмой стояла детская кровать, на которой опал Толин братишка. По стенам развешаны карта Советского Союза и вырезанные из какого-то журнала фотографии артиллеристов. «Хозяйничает здесь он», — подумала Бокова.
Толя устроился против нее, рукавом ситцевой рубахи стыдливо прикрыл тарелку.
— Что это у тебя? — поинтересовалась Серафима Михайловна.
— Каша, — неохотно объяснил Толя и убрал руку.
— Вкусная? — спросила учительница таким тоном, будто хотела узнать рецепт приготовления.
— Да! — скупо ответил мальчик и подозрительно насторожился.
— А кто ее приготовил? — не смущаясь его тоном, продолжала расспрашивать Серафима Михайловна.
Толя покраснел. С трудом подняв глаза, сказал:
— Я сам. — И с грубоватой решимостью предложил: — Дать вам?
Не дожидаясь ответа, отделил на своей тарелке половину красновато-желтой тыквенной каши и, достав еще одну ложку, предложил:
— Вот, попробуйте!
Это было диковинное кулинарное творение с избытком постного масла и кусками недоваренной тыквы, но учительница бесстрашно взяла в рот полную ложку каши и, не показывая вида, как трудно проглотить ее, воскликнула:
— Превосходная каша! Я давно хотела поесть такую и совсем не предполагала, что ты мастер, готовить.
И вдруг произошло удивительное превращение: Толя оживился, лицо его просияло и глаза стали приветливыми. Отделив учительнице еще каши, он хлебосольно предложил:
— Кушайте… Да вы кушайте… в другой раз, как придете, я не такую еще сварю!
Он стал доверчиво рассказывать: какие обеды готовит, как мама его бранит за то, что он тратит много масла, да разве можно жалеть? Для вкуса надо!
Потом, понизив голос, чтобы не разбудить брата, — стал рассказывать страстным полушепотом:
— В кино «Гигант» новая картина идет, ребята говорят — здорово интересная! А я еще не был. — Он вздохнул: — Денег мама не дает.
Серафима Михайловна обещала, что картину пойдут смотреть всем классом, поблагодарила за вкусный обед и, довольная своим посещением, отправилась домой. «Надо ребятам сказать, — думала она дорогой, — чтобы они почаще у Плотникова бывали, и с Сергеем Ивановичем посоветоваться, чем его комсомольцы могут помочь».
Шел урок географии. Серафима Михайловна показывала через эпидиоскоп картины.
— Вы понимаете, ребята, в какое время мы живем? — увлеченно говорила она, — мы покоряем Арктику, стремимся ввысь в стратосферу, подчиняем себе реки и ветры. Империалисты только и думают о новой войне. А мы с вами хотим мирной жизни, и вас уже ждет страна для великих дел.
Толя Плотников сидел, сложив кулаки у подбородка, устремив глаза на экран, жадно слушал рассказ учительницы.
То он видел перед собой дрейфующую льдину, и на льдине он — Плотников… То представлялось ему, что он изобретает машину, которая и по воде плавает, и по земле ходит, и по воздуху летает!
А учительница убежденно говорила:
— Вы, именно вы, сейчас пионеры, потом комсомольцы, коммунисты, будете знаменитыми шахтерами, токарями, построите рабочие дворцы, откроете залежи ценных металлов, изобретете способы продлить жизнь человека…
На экране возник караван судов в Северном Ледовитом океане. На пловучих льдинах морж и медведица с медвежонком. Стаи птиц кружатся в свинцово-сером небе. Караван пробивает путь меж льдов.
— А что сделаешь ты, если будешь полярным летчиком? — опросила учительница Петра Рубцова.
Строгий Петр неторопливо встал.
— Я полечу в разведку и потом дам знать ледоколу, где меньше льдов, — веско сказал он.
— Верно, — словно другого ответа она и не ждала, одобрила учительница, — ты у нас сообразительный человек!
На лице Петра Рубцова появилась улыбка, будто она прорвалась сквозь тучки строгости, но они тотчас скупо сомкнулись, и Петр с достоинством сел за парту.
— Но имей в виду, — голос учительницы прозвучал требовательно, — волевой человек должен уметь и подчиняться…
«И папа так говорил, и Борис Петрович, — подумал Петр. — Значит, действительно, надо», — соглашаясь, он кивнул головой.
Серафима Михайловна невольно вспомнила недавнюю беседу в кабинете, у Бориса Петровича. Приходили родители Петра, и на «консилиуме» они решили вместе преодолевать упрямство мальчика.
— А теперь, — складывая картинки-стеклышки, предложила учительница, — мы по карте совершим путешествие из Архангельска во Владивосток. Только надо подробно рассказывать, через какие моря и проливы вы пройдете, какие острова минуете, где сделаете остановки? Кто желает?