Призвание
Шрифт:
Леонид подошел, к ним незамеченный.
— У меня кашлюк был, — с гордостью сообщил в это время Тодик, несколько свысока глядя на своего друга, — а у тебя?
— Не было, — виновато признался Глебка, — у дади Степы был, — стал фантазировать он, но тотчас спохватился, — нет, то у него пендицит был… — У Глебки совершенно белые волосы и губы такие полные, словно он постоянно немного обижен.
Увидя старшего брата, Глебка ринулся к нему:
— Ленчик! Ленчик!
По дороге домой он болтал безумолку:
— А Тодик говорит: «Уменя папа директор театра», а я говорю: «А у нас мама новые машины выпускает. Самые, самые новые! Две нормы делает». Ленчик, я когда вырасту, тоже буду два нормы делать…
— Ну, еще бы! — добро усмехается Леонид. — Конечно, будешь.
Рядом с Глебкой он выглядит еще взрослее. Спортивная байковая куртка с широким поясом делает его плотнее, кряжистее.
Крепко держа брата за руку, Леонид идет, стараясь соразмерить свои шаги с его маленькими и быстрыми, — но это ему не удается.
— Ты сегодня самолетик мне сделаешь? — деловито осведомляется малыш, снизу вверх поглядывая, на брата.
— Сделаю завтра, — баском отвечает тот.
— С мотором? — допытывается мальчик и ногой подбивает спичечную коробку.
— По специальному заказу, — улыбается Леонид, — Завтра и к папе пойдем.
Василий Васильевич Богатырьков вторую неделю лежит в больнице.
В прошлое воскресенье Леонид пришел в палату позднее всех. Отец лежал возле окна и читал книгу. У Леонида сжалось сердце при взгляде на его лицо, измученное болью, с комками морщинок у сухих уголков рта.
— Пришел, сынок! — обрадовался отец. — Мама говорила, что ты запоздаешь… Ну, как ваш воскресник?
Леонид неторопливо пододвинул стул к кровати, положил на тумбочку какой-то сверток.
— Сто десять деревьев посадили! — И с тревогой в голосе спросил: — Больно, папа?
— Да, что ж душой кривить, больновато, — признался отец. — Врачи говорят нежно: «камешки в почке», а мне кажется — булыжники ворочаются.
Он добродушно рассмеялся и положил шершавую ладонь на руку сына.
В палату вошла сестра. Она ходила между коек так осторожно, будто ступала босыми ногами по острым камням.
Где-то близко прозвонил на обед колокол, в окно Леониду видно было, как из машины выгружали фрукты.
— Как у вас с Балашовым? — спросил отец и поправил подушку. Ты бы как-нибудь привел его к нам домой…
Леониду очень приятна была и эта заинтересованность отца школьными делами, и его всегдашняя готовность помочь ему, и то, что разговаривал с ним отец, как с равным.
Но сейчас, в больничной обстановке, ему не хотелось говорить о школе — это казалось здесь неуместным.
— Мама собирается зайти к Балашовым, — сдержанно ответил он. — а Борис бывает у меня…
Он умолк и, ласково глядя на отца, стал неловко раскрывать сверток на тумбочке.
— Я вот тебе принес… — сказал он смущенно, поставив банку любимых отцом маринованных огурцов. Леонид разыскал их в магазине на другом конце города.
— Э, родной, вот этого-то мне как раз и нельзя! — с сожалением воскликнул отец и даже вздохнул. — Жалость-то какая, нельзя!
Леонид огорченно поглядел на банку и решительно завернул ее снова в бумагу.
— А ко мне вчера товарищи приходили, — сказал Василий Васильевич, и лицо его просветлело. — Наш цех на второе место вышел по заводу… Знаешь, как радостно?
От недавнего укола атропина зрачки его расширились и возбужденно блестели, он устало откинул голову на подушку. Палатная сестра издали посмотрела на Леонида, и тот, поняв, что пора уходить, встал.
— Ты за Таей приглядывай, — попросил отец, слабо пожимая руку Леонида, — ей усидчивости нехватает. Пусть она чаще вслух читает, с выражением…
…Сейчас, идя с Глебкой, Леонид вспомнил этот разговор с отцом и беспокойно подумал о сестре: «решила ли?»
Потом мысли его невольно возвратились к Балашову и товарищам. «Конечно, Костя прямее, душевнее Бориса, а Виктор скромнее и внутренне гораздо богаче его, но и Борис хороший парень, я в этом убежден; надо только, чтобы рядом с ним были добрые друзья».
Дома Леонида и Глебку уже ждала мать — Ксения Петровна. Она подогревала обед, и в кухне вкусно пахло жареным луком. На раскаленной плите клокотал и побулькивал суп.
— А, Богатырьковы прибыли! — увидя сыновей, радостно блеснула молодыми глазами быстрая в движениях и речи Ксения Петровна. — Тая, накрывай на стол! Мойте руки! — и, отбросив со лба прядь светлых волос, стала энергично скрести ножом кухонный стол.
Девочка с гордостью посмотрела на Леонида, и он, не спрашивая, понял, что задача решена.
Вчетвером они сели за стол. На матери было синее, в белую крапинку, платье, дети его особенно любили.
— Главному помощнику! — протянула Ксения Петровна Леониду тарелку супу, ласково улыбаясь круглым, с ямочками на щеках, лицом.
Глебка, вооружившись ложкой, терпеливо ждал своей очереди.
— Мамуня, — спросила Тая, поднимая на мать такие же голубые, как у нее, глаза, — Машу в комсомол приняли?
Богатырькова работала на заводе контролером, а помощницей у нее была молоденькая Маша Плетенцова, частая гостья в их семье и любимица Таи.