Призвание
Шрифт:
— С удовольствием!
Они условились о дне.
Сергей Иванович решил порадовать отца.
— Я Бориса попросил, чтобы он опекал одного малыша в четвертом классе… Есть там такой сорванец — Толя Плотников. Так мне вчера учительница этого класса говорит: «Ваш опекун хорошо влияет. Даже на комитете его отметили».
Отец довольно рассмеялся:
— Это для меня ново — Борька в роли воспитателя!
Попрощавшись с Балашовым, Сергей Иванович возвратился в учительскую. У него было два свободных часа. Решил никуда не уходить. Достав из полевой сумки последний номер журнала «Вопросы истории»,
Из соседней комнаты — там была бухгалтерия — доносилось пощелкивание счетов да кто-то одним пальцем однообразно и негромко выстукивал на пишущей машинке, — казалось, дятел долбил клювом кору.
Прочитав статью, Сергей Иванович отложил в сторону журнал, оперся локтем о валик дивана и задумчиво стал смотреть в окно. Густой снег падал на землю. Сквозь белую пелену неясными очертаниями проступали заводские трубы. Мысли текли неторопливо, как этот падающий за окном снег. «Надо будет зайти в партбюро завода, спросить, чем мы можем быть им полезны… Интересно, как прошла беседа Анны Васильевны в токарном цехе?..» Кремлев стал думать своем классе, о Борисе Балашове. То, что он услышал о Борисе от его отца и Богатырькова, не удивило учителя. Борис, собственно, был неплохим юношей, и судя по рассказам учителей, «испортился», перейдя в девятый класс, стал разыгрывать эдакого Печорина XX века. Сергей Иванович уверен был, что Борис станет иным, уже становится иным, и в этом нет никакого педагогического чуда. «Просто внимание, во-время обращенное на него нами и комсомольцами, снимает с Бориса всю эту накипь… Я сегодня напрасно повысил голос, разговаривая с ним. Можно было обойтись без этого».
Сергей Иванович считал, что для учителя очень важно владеть своим лицом, голосом, жестом. Он научился с десятком тончайших оттенков произносить: «Я вас слушаю», быть холодно вежливым, тонкой репликой сражать провинившегося и питал отвращение к длительному морализированию. Он был уверен, что подчас большее сделает лукавая усмешка, скучное выстукивание дроби пальцами — «надоело», «надоело», ироническая улыбка или поощрительный взгляд, чем долгая душеспасительная беседа.
Кремлев прошелся по комнате, остановился у длинного стола. Здесь была «выставка» портфелей учителей: желтых и черных, старых и новых. «Только тощих нет», — усмехнулся он.
В учительскую вошел директор.
— Смотрите, зимища-то какая нагрянула! — с удовольствием глядя на падающий снег, воскликнул Волин. Они вместе подошли к окну..
— А знаете, я вчера имел разговор с вашим лидером печати, — сообщил Борис Петрович.
— С Балашовым?
— С тезкой, с тезкой… Похвалил за ценную инициативу. Вы видели, он номер газеты посвятил теме: «Подсказка друга — медвежья услуга». Материал подобрал великолепный. И статья «Комсомольский комитет требует от пионера Плотникова учиться без троек» — хороша. Между прочим, я обещал Балашову дать несколько книг для награждения активных корреспондентов. И дам. Обязательно. А в конце разговора поинтересовался: думает ли он вступать в комсомол?
— И что же? — живо спросил Кремлев.
— Очень, — говорит, много думаю об этом… Но чувствую: пока недостоин.
…В этот же день в классе Анны Васильевны разыгрались такие события.
Дима Федюшкин не выучил правила по русскому языку. И когда Анна Васильевна после уроков спокойно приказали ему: «Останьтесь выучить», — Федюшкин возмущенно сжал в комок губы
— Федюшкин! — строго повысила голос учительница.
Дима на секунду остановился в дверях, строптиво сверкнул угольками глаз:
— Не хочется здесь учить! — и вышел.
В первую секунду Анна Васильевна растерялась. Что делать? Догнать? Привести за руку? — Нельзя. Серафима Михайловна учила: «Помните золотое правило педагогики — руками к ребенку не притрагивайся — и не гладь, и не тяни. Так-то вернее будет».
Не придать значения этому случаю? — Ни за что! Против такого решения в учительнице все восставало. Надо было придумать способ, чтобы и маленького ослушника проучить и других на этом воспитать. Вызвать его к директору? — Нет, это тоже ей претило. Может быть, настоять на исключении из пионерской организации, на время снять галстук? Сказать ему: «Вы не понимаете, что галстук — это частица нашею славного советского знамени!» Или вызвать Диму Федюшкина на родительский комитет, чтобы его там пробрали? Были бы в классе комсомольцы — другое дело. Но они появятся только в третьей четверти.
Дома она не находила себе места. Что же предпринять? Наконец снова отправилась в школу.
Около пионерской комнаты она встретила Алешу Пронина в лыжном костюме с нашитыми на рукаве лычками председателя совета отряда. Лоб Алеши был перевязан широким белым бинтом и от этого волосы его казались особенно черными.
— Есть очень важное дело… — обратилась к нему учительница.
— Важное? — подтянулся Пронин и выжидающе посмотрел на Анну Васильевну.
Она рассказала о происшествии.
— Нужна ваша помощь. Давай соберем актив класса. Я буду ждать вас в учительской.
Не прошло и получаса, как перед Анной Васильевной сидели: классный организатор, члены редколлегии во главе с редактором Игорем Афанасьевым и еще три пионера.
— Ребята, — сказала учительница с такой тревогой в голосе, что все насторожились, — два часа тому назад у нас в школе произошел позорный случай.
Ребята сидели серьезные, притихшие.
— Представьте себе, — сурово говорила она, — станет наш Федюшкин работать на заводе, даст ему мастер задание, а он ответит: «Не хочется делать» — и уйдет домой. Вот, скажут, воспитала школа! Какая? Восемнадцатая имени Героя Советского Союза Василия Светова. Приятно нам будет? Думает ли Федюшкин о чести нашей школы? Нет, конечно! И нам надо напомнить ему об этом.
Подойдя к столу, она взяла карандаш, хмурясь, постучала им беззвучно по ладони.
— Хуже всего то, что так недостойно поступил человек, изучающий Сталинскую Конституцию. Что же это получается? Отвечает по Конституции на пять, а что делает?..
Она умолкла. После недолгой паузы спросила:
— Могу я рассчитывать на вашу помощь?
За всех ответил Пронин:
— Будьте спокойны, Анна Васильевна!
И, став смирно, скомандовал:
— Сбор по цепочке!
Они все мгновенно исчезли, только Пронин остался и, озабоченно расхаживая по учительской, что-то сосредоточенно обдумывал.
— Надо, чтобы цепочка не ржавела, — наконец сказал он.
— Верно! Когда все соберутся, председательствовать, конечно, будешь ты, — заметила Анна Васильевна, словно иначе и быть не могло.
— А о Федюшкине вы расскажете?
— Нет, зачем же, ты председатель совета отряда… тебе доверено руководство…
— Ясно! — решительно сказал он.