Про что щебетала ласточка Проба "Б"
Шрифт:
– - Что ты хочешь этимъ сказать?
– - Они прохали здсь еще за часъ передъ этимъ, баринъ и барыня, возразилъ Іохенъ.-- Я сидлъ въ комнат для прізжихъ въ то самое время, какъ они остановились у воротъ.
Готтгольдъ пристально смотрлъ на Іохена. Она была здсь вблизи его, подъ окномъ у котораго онъ стоялъ въ это самое время,-- и онъ могъ бы видть это милое лицо, какъ видлъ его Іохенъ, который такъ спокойно говорилъ объ этомъ, какъ будто бы это была такая вещь которую вы можете встртить каждый день!
– - И ты говорилъ съ нею, Іохенъ? спросилъ онъ наконецъ нершительно.
– - Барыня оставалась въ экипаж, сказалъ Іохенъ,-- но онъ вошелъ, чтобъ
Готтгольдъ продолжалъ смотрть въ землю. Она даже не узнаетъ, что онъ былъ тутъ!
Ахъ, еслибъ это было такъ! Вдь у него не было даже и мысли стать у ней на дорог -- и теперь дорога была открыта, совершенно открыта; онъ могъ безпрепятственно, безъ страха исполнить планъ, который онъ задумалъ вчера, возвращаясь отъ Вольнофа ночью черезъ паркъ въ гостинницу.
Часъ спустя они шли въ Долланъ, сперва по большой дорог, а потомъ по проселочнымъ тропинкамъ, которыя Готтгольдъ еще помнилъ до малйшихъ подробностей.
Погрузившись въ мечты о тхъ дняхъ, которые уже прошли и никогда не могутъ возвратиться, шелъ онъ впередъ, въ то время какъ высоко вверху неумолкая пли жаворонки, на осненныхъ воскресною тишиною поляхъ прогуливались синечорные грачи, надъ болотами порхали пестрыя сороки, а тамъ вдали у лсной опушки орелъ описывалъ свои величественные круги. Іохенъ, который во что бы то ни стало хотлъ нести, кром своего собственнаго маленькаго свертка, завязаннаго въ пестрый бумажный платокъ, еще Готтгольдову дорожную сумку и ящикъ съ красками, и который шелъ большею частію нсколько позади, ни сколько не мшалъ своему молчаливому спутнику излишнею говорливостью. У Іохена были свои собственныя думы, которыя конечно останавливались не въ прошедшемъ, а въ будущемъ,-- думы, которыя ему очень хотлось бы высказать, только онъ не зналъ, какъ завести разговоръ. Но уголъ лса, гд онъ долженъ былъ разстаться на сегодня съ Готтгольдомъ, сталъ все больше приближаться, а если только ему желательно было услышать мнніе Готтгольда, то теперь настала пора. Поэтому-то, собравшись съ духомъ,-- онъ, помощію двухъ-трехъ большихъ шаговъ, догналъ своего товарища, потомъ минуты дв-три шелъ молча подл него -- и самъ не мало испугался, когда вдругъ дйствительно произнесъ громко вопросъ, который онъ разъ сто пробовалъ произнесть тихонько. "Что вы думаете о женитьб, господинъ Готтгольдъ? "
Готтгольдъ остановился и съ удивленіемъ взглянулъ на добраго Іохена, который тоже остановился и широкое лицо котораго съ широкораскрытыми глазами и полуоткрытымъ ртомъ имло такое странное выраженіе, что онъ не могъ удержаться отъ улыбки.
– - Какъ пришло теб это на умъ?
– - А потому именно, что я думаю жениться.
– - Въ такомъ случа ты долженъ лучше моего знать, что надобно думать объ этомъ, потому-что я не думаю жениться.
Іохенъ закрылъ ротъ и въ горл у него послышались какіе-то звуки, словно онъ давился слишкомъ большимъ кускомъ; тутъ уже Готтгольдъ не могъ выдержать и засмялся.
– - Эй, Іохенъ, вскричалъ онъ,-- зачмъ такая скрытность въ отношеніи стараго друга! Я съ удовольствіемъ дамъ теб самый лучшій совтъ и, если можно и ты дорожишь этимъ, мое благословеніе; но напередъ я долженъ знать, о чемъ собственно идетъ дло. И такъ, ты хочешь жениться?
– - Да, господинъ Готтгольдъ, сказалъ Іохенъ, снимая шапку и стирая съ своего лба свтлая капли пота,-- я-то собственно не хочу, но она говоритъ, что всегда желала меня.
– - Это уже кое-что; а кто она?
– - Стина Лахмундъ.
– - Но, Іохенъ, да вдь она по меньшей мр пятнадцатью годами старше тебя!
– - Это не ея вина.
– - Конечно нтъ.
– - А потомъ женщина она, нечего сказать, здоровенная, всмъ взяла -- и ростомъ и дородствомъ, разв только что немножко тяжела на ногу, для того-что слишкомъ ужь полна; но она думаетъ, что это пройдетъ, когда у ней будетъ больше дла, чмъ теперь у Вольнофа, гд жизнь слишкомъ ужь покойна.
– - Ну, если она сама думаетъ это...
– - Да, а потомъ она уметъ беречь денежку про черный день и скопила себ у Вольнофа порядочный-такіе капиталецъ, а ея старики въ Тиссов -- помните ли, господинъ Готтгольдъ, какъ мы здили туда однажды въ лодк съ молодымъ бариномъ, а море-то было такое бурное? мы взмокли какъ кошки и старый Лахмундъ удивлялся какъ мы не утопли.
– - Потомъ онъ сдлалъ намъ добраго грогу, сказалъ Готтгольдъ.
– - И нашъ молодой баринъ хлебнулъ немножко черезъчуръ и выкидывалъ такія уморительныя штуки въ длинной куртк старика -- славное это было времячко, господинъ Готтгольдъ!
Іохенъ потерялъ нить разговора, Готтгольдъ подсказалъ ему и онъ сталъ опять разсказывать, какъ старые Лахмунды, очень зажиточные по своему люди, занимавшіеся въ большой рыбачьей деревн обработкой земли и державшіе что-то въ род трактира, ршились наконецъ передать скипетръ правленія, который они такъ долго и упрямо держали въ своихъ рукахъ, своей единственной дочери,-- а сами удалиться на покой и получать пенсію, съ условіемъ чтобы дочь сейчасъ же вышла замужъ за хорошаго человка.
Такъ расказывала Стина Лахмундъ, которой Іохенъ длалъ визитъ въ кухн въ то самое время, какъ Готтгольдъ у господъ, при чемъ она спросила у Іохена: хочетъ ли онъ быть этимъ человкомъ.
– - Потому-что, видите ли, господинъ Готтгольдъ, продолжалъ Іохенъ,-- она не возьметъ перваго встрчнаго, а меня она знаетъ, такъ сказать, съ самаго младенчества -- и знаетъ, что я человкъ степенный, трезвый, который хорошъ и около лошадей да и въ хлбопашеств тоже смыслитъ, да пожалуй и съ лодкой справится если только втеръ не особенно силенъ.
– - Въ такомъ случа все въ порядк, сказалъ Готтгольдъ; -- но главное: дйствительно ли ты ее любишь.
– - Да, объ этомъ-то теперь и идетъ рчь, сказалъ Іохенъ задумчиво,-- и она сама спрашивала у меня объ этомъ вчера вечеромъ, а что я могъ сказать ей на это?
– - Правду, Іохенъ, только правду!
– - И сказалъ, господинъ Готгольдъ, и сказалъ.-- До сихъ поръ нтъ, говорю,-- и это разсмшило ее, и она сказала что это все ничего, что все придетъ само собою если жена и мужъ люди разсудительные. Нужно было-только спросить васъ; вы ршите это какъ нельзя лучше.