Про что щебетала ласточка Проба "Б"
Шрифт:
– - Я?
– - Да; на ваше ршеніе можно положиться; вы были всегда такимъ отличнымъ человкомъ, и... и...
– - И?
– - И еслибъ наша барыня вышла за васъ, то ея участь были бы куда лучше теперешней; что и говорить! я, господинъ Готтгольдъ, видлъ ее сегодня въ окошко, такъ только съ боку, когда она сидла одна тамъ, въ экипаж-то; но это-то я долженъ сказать: особенно счастливаго вида у насъ не было; а Стина думаетъ, что у нея и причинъ-то для счастья не больно много. Какъ вы думаете, господинъ Готтгольдъ?
– - Не знаю, но я надюсь, возразилъ Готтгольдъ,-- люди говорятъ такъ много... но поговоримъ о твоихъ длахъ.
– - Да, что вы скажете мн теперь?
– - Что тутъ много толковать! Если у тебя хватаетъ духу на это, женись на Стин,
Они, чтобы спокойне вести этотъ важный разговоръ, расположились у опушки лса въ тни. Тутъ Готтгольдъ вдругъ вскочилъ, схватилъ дорожную сумку и ящикъ съ красками, которые Іохенъ положилъ подл себя на траву, сильно пожалъ жесткую смуглую руку своего товарища и пошелъ, не оглядываясь, въ лсъ.
Іохенъ посмотрлъ ему вслдъ, взялъ свой маленькій узелъ съ палкой на плечо и направился вверхъ къ идущей въ гору пустоши, на самомъ высокомъ краю которой виднлась крыша отцовской кузницы.
VI.
Быстрымъ шагомъ, не останавливаясь, словно ему нельзя было терять ни одной минуты, шелъ Готтгольдъ по лсу. Но это злыя, мучительно-печальныя мысли гнали его такимъ образомъ и такъ же упорно преслдовали его какъ и рой комаровъ, который вступилъ вмст съ нимъ въ лсъ -- и то подымаясь, то опускаясь, то отставая, то опережая, кружился вокругъ его головы.
– - И слышать это везд и отъ всхъ, бормоталъ онъ,-- словно я долженъ отвчать за это, словно меня упрекаютъ въ томъ, что она несчастлива! Но кто же счастливъ? Разв непогршимые, люди, которые могутъ прочесть наизусть сначала до конца, и наоборотъ, съ конца до начала свою нравственную таблицу умноженія, какъ этотъ Вольнофъ, мудрый и самодовольный фарисей, или какъ этотъ добрый Іохенъ, которому пятнадцать лишнихъ годовъ его Стины ровно ничего не значатъ, лишь бы было ему гарантировали приличное содержаніе?
– - Но и я -- счастливъ ли я? счастливы ли тысячи другихъ, виноватыхъ разв только въ томъ, что они люди съ сердцемъ, которое чувствуетъ и сочувствуетъ, страдаетъ и сострадаетъ. Будь проклято сочувствіе и состраданіе! Они длаютъ насъ тми жалкими существами, какими мы бываемъ. Что шумите вы, величавые буки осыпающіе цлыя столтія, въ осеннее время, лсную почву сухими листьями, для того чтобъ явиться весною во всемъ блеск молодой зелени? что журчишь ты, маленькій ручеекъ,-- ты, который такъ-же неутомимо несешь теперь свою коричнево-свтлую воду въ море, какъ и тогда, когда я, веселый мальчикъ, игралъ на твоемъ берегу, и перескочить на другой берегъ казалось мн дломъ достойнымъ героя? Ахъ! въ этомъ журчаніи я слышу ту же самую псню, которую пла вчера ласточка, псню о вчной юности природы, всегда одинаково-полной силъ, всегда одинаково прелестной,-- и о преходящности, хилости человка который, волнуясь страхомъ и надеждою, влачитъ жалкое никогда не удовлетворяющее его существованіе, и все таки всего счастливе въ то время пока его сердце еще можетъ бояться и надяться,-- это сердце, которое, опуствъ однажды, никогда уже не наполняется, а если и наполняется и поднимается, то наполняется и презрніемъ, поднимается и отъ негодованія, что могло быть такъ глупо, чтобы трепетать до такой степени отъ страха и надежды. Ну, я уже не надюсь; поэтому-то мн уже нечего бояться, даже и того взгляда, который ожидаетъ меня тамъ.
Отъ боле широкой, совершенно запущенной дороги, слдовавшей до сихъ поръ теченію лснаго ручья и точно такъ же, какъ и онъ, повернувшей направо черезъ лсъ къ морю, отдлялась на лво тропинка, которая вела въ гору, сначала между могучими, огромными стволами, но вскор пошла черезъ все боле и боле понижавшійся паросникъ. Затмъ деревья и кустарники смнились верескомъ и дрокомъ, покрывавшими хребетъ горы вплоть до самой высокой вершины, гд люди древнихъ временъ построили своимъ князьямъ гигантскій памятникъ изъ громадныхъ каменныхъ глыбъ, теперь покрытыхъ густымъ слоемъ моха, толщиною въ дюймъ, и отчасти глубоко ушедшихъ въ землю. Это было то мсто, откуда Готтгольдъ снялъ тогда неврною рукою тотъ эскизъ, которымъ онъ воспользовался потомъ для картины, въ комнат госпожи Вольнофъ.
И вотъ онъ опять стоитъ тутъ черезъ десять лтъ -- въ тни одной глыбы, которая доставляетъ ему защиту отъ жаркихъ лучей солнца,-- и передъ нимъ лежитъ ландшафтъ, на дивную красоту котораго мальчикъ никогда не могъ наглядться вдоволь.-- Ахъ, время не изгладило ни одной прелестной черты въ этой картин и даже случилось такъ, что онъ увидалъ ее въ такую пору, которая какъ бы нарочно была выбрана для того, чтобъ показать ему рай его юности во всемъ его очарованіи.
Полдень! Вершины буковъ тонутъ въ сверкающемъ солнечномъ сіяніи; отсюда его взоры опускаются на изумрудные луга и золотыя нивы -- луга и поля Доллана, которой словно тихій, сіяющій эдемъ лежалъ между тнистыми, увнчанными лсомъ холмами, окружавшими его со всхъ сторонъ. А посреди луговъ и полей, между темной зеленью садовыхъ деревьевъ виднлись покрытыя соломою службы и черепичная кровля длиннаго низенькаго господскаго дома, на красномъ фронтон котораго онъ явственно отличаетъ маленькое окошечко той комнатки, которую онъ, всякій разъ какъ бывалъ въ Доллан, занималъ вмст съ Куртомъ. Какіе воспоминанія вызвало въ немъ это окошечко! И съ какимъ усиліемъ онъ оторвалъ оттуда взоры, чтобы взглянуть направо, гд разступались холмы, на голубое море съ блествшимъ вдали, словно звзда, блымъ парусомъ; или налво на заросшую верескомъ пустошь, на одинокую кузницу подъ вковымъ дубомъ, единственное дерево въ этой лишенной тни пустын.
Полдень! не шелохнется въ блестящемъ эфир, неподвижны ослпительно-блыя облака на ярко голубомъ небесномъ свод; неподвижны вершины деревьевъ, неподвижны цвтущіе кустарники, да, неподвижны даже стебельки травъ. Ни малйшаго звука среди безконечной тишины; даже цикада, жужжавшая до сихъ поръ между могильными плитами гунновъ, умолкла, испуганная можетъ быть, коричневой змей, которая, поднявъ шею и устремивъ круглые блестящіе глаза на Готтгольда, неподвижно лежала въ нсколькихъ шагахъ отъ него на одной изъ каменныхъ глыбъ, спрятавъ остальную часть чешуйчатаго тла въ густомъ вереск. Онъ сначала не замтилъ ее и смотрлъ на нее теперь съ нкоторымъ трепетомъ. Словно оцпенніе, въ которое погрузилась природа, осуществилось; словно оно приняло видъ духа одиночества тамъ, въ господскомъ дом съ за глохнувшимъ садомъ. Что, если запущеніе въ этой удаленной отъ всякаго сношенія съ людьми долин взглянетъ на тебя такими же холодными глазами! если ты напрягая, среди этой глубокой тишины, свой слухъ, чтобы услышать милый человческій голосъ, не услышишь ничего кром кипящей въ вискахъ крови и робкаго тяжелаго біенія твоего сердца.
Прочь, демонъ, прочь!
Онъ поднялъ палку; змя изчезла; онъ могъ, когда взошелъ на утесъ, гд она лежала, видть еще колыхающіеся цвты вереска, по густымъ сплетшимся стеблямъ котораго она проскользнула.
Или это было только игрою его фантазіи -- и цвты кивали головкою отъ легкаго втерка, который игралъ теперь въ жаркомъ воздух и становился все сильне и сильне, такъ что вокругъ него поднялся шопотъ и ропотъ, доносившейся до него изъ колыхавшагося за нимъ лса, то изъ шумвшихъ у ногъ его вершинъ, и замнившійся наконецъ прохладнымъ втромъ съ моря, зашумвшимъ надъ утомленною зноемъ землею?
Очарованіе было нарушено; Готтгольдъ взглянулъ опять на ландшафтъ, но уже глазомъ художника, который ищетъ схватить лучшую сторону своего предмета.
– - Я выбралъ тогда утреннее освщеніе, если только можно упоминать о подобномъ выбор; это была ошибка съ моей стороны -- и я долженъ былъ отыскивать для своей картины искуственные воздушные эффекты. Солнце должно стоять не очень высоко надъ пустошью, напр. тамъ надъ кузницею оно будетъ часовъ въ шесть, до восьми я могу имть все что мн нужно. Это выдетъ такая картина, которая можетъ удовлетворить не одну словоохотливую госпожу Вольнофъ.