Про ненависть и любовь
Шрифт:
– Ну вот скажи, у него хоть кольцо обручальное было? – с завидным упрямством вернулась она к обсуждениям кандидата в кавалеры, выдергивая себя из невеселых рассуждений о своей несостоявшейся во всех отношениях жизни. Мужа нет, ребенка тоже нет и, похоже, не предвидится. На глаза опять навернулись слезы. И откуда они все время берутся? Вроде и не собиралась плакать, а они раз и уже тут как тут…
– Нет вроде, хотя я не обратила внимания, – ответила Агния. Она заваривала чай и не видела Наташкиных терзаний, если бы увидела, отругала бы, как пить дать. Она всегда подсмеивалась над Наташкой и ругала ее за эти самые слезы, потому что ни одна особь мужского пола не была достойна ее, Наташкиных слез. Еще чего. – Меня больше парень интересовал. Не каждый день на пороге своего дома труп находишь. Хорошо Игоря дома не было, я его в школу успела отправить. Значит, убили его за тот час, что я перья чистила и кофе пила. Ведь через тело то Игореша не перелезал! Я ведь даже дверь, когда уходила, не сразу смогла открыть. Так что не заметить его мы ну никак не могли. И вот что странно, парня застрелили, а выстрела я не слышала. Это что значит? Пистолет с глушителем? Профессиональный киллер в нашем подъезде отирался?
– А как же ты из квартиры вышла? Ты его двигала что ли? – изумилась Наташка, информация про киллера ее почему-то не заинтересовала. – Я бы с ума сошла труп двигать, и в обмороке потом два часа валялась. – Труп ее интересовал еще меньше, чем следователь, так как матримониальных перспектив с этим самым трупом, да и с киллером, и вовсе никаких не было, только неприятности одни.
– Ну, я же не знала, что там труп лежит, – возразила Агния, – я думала, что там соседи вещи какие-нибудь с дачи привезли, или, наоборот, на дачу перевозят. И вообще, я его руками не трогала, я его дверью двигала. И испугалась уже потом, когда полиция приехала, и следователь меня допрашивать начал. А до этого, как на автомате, звонила, куда только можно.
На этом месте вспомнилась белая рука с прожилками вен, которые бывают только у мужчин, длинные русые волосы с наивными колечками на концах, бледное до синевы лицо, вроде симпатичное, но уже изуродованное смертью, крохотная дырочка на виске и тонкая струйка крови, стремительно подсыхающая на воздухе.
Агния схватила кружку с чаем и судорожно сделала несколько глотков. Вместо чаепития с приятными разговорами пришлось вытаскивать себя из вязких мыслей о бедном парне, – а его дома, наверное, ждут, – подумала Агния, мать волнуется или жена, а он уже не придет. Никогда. Как странно, как страшно. НИКОГДА! Теперь и она шумно засопела, готовая разрыдаться, потому что воображение уже нарисовало ей ужасную картину, в которой мать – это она, а бедный парень ее сын. И это она ждет его к ужину, а его все нет, и нужно бежать и искать его где-то, но где и как, непонятно, а потом приходит следователь Грохотов и говорит, что ее сын убит, и ужинать не придет. Тут уж воображение совсем разыгралось, и из глаз потекли самые настоящие слезы.
Наташка перепугалась, заметалась по кухне, начала совать Агнии стакан с водой, искать в аптечку валерьянку или еще что-нибудь успокоительное. Но ничего такого в аптечке у Агнии не было. Ей было всего тридцать два, никаких особенных потрясений в ее жизни не было, за исключением сбежавшего мужа, но это было давно, и забылось уже… Почти… Так что ни в какой валерьянке она не нуждалась. Какая к черту валерьянка!
– Агаша, ты что? Ты чего так расстроилась? – от волнения затараторила подруга. – Ты и вправду знала его что ли?
– Да нет, не знала, конечно, – воображение начало успокаиваться, жуткие картинки рассыпались, как кусочки головоломки. – Просто представила себя на месте его матери, и так жалко мне ее сделалось, – Агния глотнула воды и благодарно улыбнулась Наташке, – не бери в голову, Наташ, все уже в порядке.
– Знаешь, что, ты меня не пугай, и никого на месте этого парня не представляй. Я уже скорую готова была вызывать. Ты же позеленела вся.
Наташка уселась на свое место, но в глазах еще плескалось тревога на счет подруги. А вдруг опять позеленеет? Надо тогда успеть позвать на помощь, скорую вызвать или МЧС, потому как сама она ничего в спасении жизни не понимает, а в аптечке даже валерьянки нет. Только жаропонижающее да пластырь. Для Игореши, конечно.
– Наташ, да не переживай ты так. Со мной все в порядке. Просто я испугалась вдруг почему-то. С утра держалась, держалась, а сейчас, наверное, стресс дал о себе знать. Хорошо, что ты со мной оказалась, а то грянулась бы сейчас на пол, да еще Игоря, не дай бог, разбудила бы. А он у меня знаешь какой? Натура тонкая и чувствительная. Его от всех волнений беречь надо.
– Тебя саму от волнений беречь надо. До сих пор белая, как простыня, – рассердилась Наташка, – давай лучше про следователя говорить… или про работу. Это еще лучше, а то следователь нас все равно на труп выведет. Тут она хихикнула, потому как поняла, что последнее утверждение выглядело несколько двусмысленным. – Как твой Сашка? Не догадался еще тебе предложение руки и сердца сделать? По-моему, давно пора.
– Да с чего ты взяла, что он собирается мне предложение делать, – возмутилась Агния. – Мы с ним просто друзья, сто лет знакомы и все. Он ко мне вообще никакого интереса как к женщине не проявляет.
– Ага, не проявляет, только на работу взял, отпуск и отгулы по первому требованию дает, премию регулярно начисляет, – съязвила Наташа. Разговор про кавалеров был ее коньком, ей казалось, что в этом вопросе она настоящий профессионал, и все поступки потенциальных женихов раскладывались по полочкам, как у настоящего психоаналитика.
– Премию он всем начисляет, а не только мне, а отпуск дает из-за Игоря, – возразила Агния, – я же единственная женщина среди продавцов в магазине, остальные – парни, все неженатые, им все равно, когда отдыхать. Тем более они не на дачу во Владимирскую область едут, а на Красное море, или на Средиземное, а туда все равно, когда ездить, в августе даже хуже, потому что и путевки дороже, и жара такая, что весь отпуск нужно или в номере с кондиционером сидеть, или в закрытом бассейне. Радости никакой. Так что не придумывай всякие глупости. И вообще, и тебе, и мне спать пора, одиннадцать уже, а мне в полседьмого вставать, Игорю завтрак готовить. Может, у нас останешься? Кровать широкая, я тебе одеяло дам отдельное…
– Да, я бы с радостью, – загрустила Наталья, – но ты же знаешь, бабушку одну надолго оставлять нельзя, вдруг ей плохо станет, а меня нет. Надо идти. Завтра вечером зайду, пирожных куплю. У меня аванс, можно немножко пошиковать. А ты, если тебя следователь вызовет, все-таки обрати внимание, есть у него кольцо или нет, а может и про жену удастся что-нибудь выяснить, – все-таки тема личной жизни была у Наташки номер один.
– Иди, сваха ты моя, – засмеялась Агния, поцеловала подругу в щеку и пошла за ней в коридор.
Когда дверь за Наташкой закрылась, а все замки были заперты с особой тщательностью, она легла и, перед тем как заснуть, мысль о том, что она не слышала звук выстрела? Или теперь пистолеты такие бесшумные делают? Минута за минутой она восстанавливала в памяти сегодняшнее утро. И только пятнадцать минут, проведенные в душе, могли быть оправданием этой странности. И почему следователь, как-то странно интересовался ее работой? Работа-то тут причем?
………………….
На следующее утро на работе царило оживление. Грузчик с охранником стояли около входа навытяжку, как новобранцы перед присягой, два продавца надраивали полки с лаками и пропиткой, что само по себе было неслыханно. Обычно они всячески отлынивали от этой работы, сваливая ее на Агнию. Видимо, считали это женской обязанностью. Агния посмотрела на них с изумлением и пошла переодеваться. В раздевалке околачивалась Ирина, кассирша. Она явно ждала хоть кого-то, кому могла сообщить новости.