Про ненависть и любовь
Шрифт:
– Конфеты и пряники, мама, это не еда, это просто для настроения, чтобы не так грустно без тебя было, – он смотрел на мать ясными глазами, не поверить ему было абсолютно невозможно.
– Ладно, тонкая ты моя натура, садись, ужинать будем. – На самом деле Агния и сама любила ужинать вдвоем с Игорем, за макаронами с сыром можно было обсудить все события, произошедшие за день, построить планы на выходные, помечтать об отпуске, который, несмотря на все обсуждения, они проводили в деревне у бабушки и дедушки.
Те души в дочери и внуке не чаяли, забирали его к себе на все лето, на все выходные ждали дочь, а в отпуске и она присоединялась ко всей компании. Сашка, директор и добрый человек, в положение Агнии входил, отпуск давал непременно летом. Все-таки она была единственной женщиной среди продавцов, кассирша Ира не в счет. Да и детей у Иры не было пока.
Ах, как Агния любила эти неспешные летние дни. Утром можно было валяться, сколько хочешь, родители никогда не заставляли их вставать ни свет, ни заря, чтобы натаскать воды или прополоть помидоры, к примеру, но они все равно вставали пораньше, чтобы не потерять ни минуты драгоценного времени. Если погода позволяла, шли на омут купаться, или в лес за земляникой, а, если лил дождь, то, сидя на террасе, играли в лото вчетвером и пили чай с пирогами, которые мастерски пекла бабушка. После пирогов двигаться было практически невозможно, клонило в сон, и они валялись на стареньком диванчике, Агния с книжкой, а Игорь дремал, уткнувшись матери в плечо.
Сегодня на ужин были блинчики с творогом, которые Агния купила по дороге с работы. Конечно, это были не настоящие блинчики, как у бабушки, но тоже ничего, особенно с парой ложек сметаны и сгущенкой. Игорь любил именно так.
– Мам, а правда у нас в подъезде убили кого-то, – спросил Игорь, отправляя последнюю ложку в рот. Теперь можно было и порасспросить о небывалом происшествии, до ужина мать с ним ни о чём серьёзным старалась не разговаривать, это он усвоил накрепко.
– Даже и не начинай, Игорь, я весь этот ужас обсуждать не буду. А тебе вообще еще рано про всякие убийства разговоры разговаривать. Иди лучше уроки делай, – легонько щелкнув сына по носу, сказала Агния.
– Да я уже сделал все. Ты же меня знаешь, – облыжно обвиненный, заныл Игорь.
– Знаю, радость ты моя, ты у меня ужас какой самостоятельный, все сам делаешь, – Агния наклонилась и звонко поцеловала его в макушку, – но повторить никогда не помешает, тем более, что у вас годовые контрольные.
Он и правда все успевал к ее приходу. Уроки, конечно, делались в продленке, под наблюдением учителя, но это уже детали. Дома оставалось только проверить дневник и, иногда, совсем нечасто, помочь выучить какое-нибудь уж совсем заковыристое и длинное стихотворение, проверить словарный диктант или сделать доклад, который задали на дом. Причем каждый раз, когда Агния «помогала» с докладом, у нее закрадывалось смутное подозрение, что доклад задан именно ей, а не ее десятилетнему сыну. Ведь, чтобы выполнить такое задание, необходимо было либо переворошить кучу книг, либо лезть в интернет, если имеющаяся в доме библиотека не справлялась. Включать компьютер, а тем более подключать интернет, в отсутствии матери Игорю было категорически запрещено.
– Ладно, ставь тарелку в раковину и можешь пока мультики посмотреть, если уроки сделаны, а я пока тете Наташе позвоню, позову ее чай пить, – лучшая подруга жила в этом же подъезде, и чаевничали втроем они практически каждый день. Наташка жила вдвоем с бабушкой, поэтому вечера предпочитала проводить у подруги. Несмотря на не очень ясный разум, бабушка у Наташки была вполне крепкой и самостоятельной старушкой, вполне могла себя обслужить, вот только внучку иногда путала с дочерью. Но внучка вполне научилась с этим мириться.
Весь вечер Наташка деликатно помалкивала, так как еще в дверях Агния ей строго-настрого об убийстве говорить запретила, чтобы не тревожить сына.
– Его потом вообще спать не уложишь, а у него возраст, сама знаешь какой. Вырастет неврастеником от таких обсуждений. И так ото всюду: то война где-нибудь, страсти всякие показывают, то ненормальный какой-нибудь перестреляет всех вокруг, рано ему еще об этом говорить.
Когда с чаем было покончено, а Игорь был отправлен в постель, Наташка, сложив руки на груди, как в молитве, горячо зашептала.
– Ну что там было? Расскажи, надо же, раз в жизни хоть что-то интересное в доме произошло, а меня нет. Если бы я как ты с десяти работала, я бы тоже все видела, так нет, нам с девяти работать надо, хозяйка удавится, если мы на час меньше работать будем. Можно подумать люди с утра просыпаются, и лифчики идут покупать. Их вообще в основном вечером покупают, у нас после пяти просто столпотворение, а с утра никого не бывает, сидим, как дураки, и в окно пялимся.
– Да ну тебя с твоими лифчиками, – засмеялась Агния. Не нравятся лифчики – иди помидорами торговать, их круглосуточно покупают, или водку, например, там еще и контингент мужской, как ты любишь.
– Ну, вот еще, водка – это падение по карьерной лестнице, а у нас салон элитного белья, к нам знаешь какие люди приходят? Недавно Питерпен приходил, маечку себе у нас купил, – затараторила Наташка. И глаза мечтательно вытаращила, как будто этот самый Питерпен именно к ней приходил, а не маечку покупать.
– Какой Питер Пен? Это же сказочный персонаж, – удивилась Агния, – как он мог к вам приходить?
– Да нет, – объяснила Наташка, – это певец такой новый, модный очень.
– Как певец, – поразилась Агния, – у вас же женское белье, а он мальчик, судя по тому, что он певец, а не певица.
– Да что ты понимаешь в белье, – обиделась за знаменитость подруга, – ему может для образа надо, знаешь, какой он талантливый, – Наташка аж порозовела вся от обиды за своего любимца. – Он, между прочим, с нами со всеми сфотографировался, и теперь эта фотка у нас на стене висит, а все покупатели в обморок от восторга падают и такие же маечки, как он взял, покупают. Мы на этих майках в декабре план сделали… Хозяйка их еще раз десять заказывала.
– Наташ, ты мне своими майками и певцами совсем голову заморочила. Шут с ним с Питерпеном твоим. Такое впечатление, что ты у него личным пиар директором работаешь, да еще процент с его концертов получаешь. А вот парня у меня на пороге и правда нашли. Следователь меня два часа пытал, что да как. А как услышал, что я в строительном супермаркете работаю, позеленел весь, как будто я не в магазине, а в киллерской конторе служу. Чего ему мой магазин дался? Не пойму, – Агния и правда удивилась, почему следователь так к ее работе привязался. То ли на заметке у органов он был, магазин в смысле, то ли сама Агния на подозрении у полиции состояла в связи с участившимися заказными убийствами. Хотя в магазине отродясь ничего криминального не происходило, а к заказным убийствам она никакого отношения не имела. Уж это Агния знала совершенно точно. И что за мысли идиотские в голову лезут? Бред! Полный бред!
– А следователь какой? – Наташка наконец переключилась с певца на убийство. Все-таки труп был более реальной фигурой, нежели небожитель Питерпен. Ну, а фигура следователя вообще была достойна изучения в плане матримониальных перспектив.
– Мужик как мужик. Лет сорок, а может старше, я на него как на мужчину и не смотрела вообще, – ответила Агния, – а тебе то что? Мне за него замуж выходить не надо, чего на него смотреть?
Наташка недовольно засопела. Всем своим видом показывая, что недальновидность Агнии ее поражает, что она ее действий не одобряет, и вообще, каждый мужчина, появляющийся в радиусе десяти метров, достоин оценки как на рабовладельческом рынке, годиться он для использования или нет. Впрочем, сама Наташка, хоть и учила постоянно подругу практичности в этом вопросе, такой практичностью и вовсе не обладала. У Агнии хоть какой-то муж в прошлом был, да еще и ребенок, а у нее и того не было. Пару неудачных знакомств, которые даже до поцелуев не дотянули – и все. В общем, перспектива стать синим чулком была налицо, что очень ее расстраивало, вот и сейчас эти мысли о перспективе довели ее почти до слез. Наташка сидела с унылым видом, готовая разреветься в любой момент.