Проблема человека
Шрифт:
У человека Хайдеггера нет никаких сущностных связей, от которых он мог бы отречься. В мире Кьеркегора есть Ты, сказанное другому человеку от самого существа хотя бы для того, чтобы объяснить ему прямо (как в письме Кьеркегора к невесте через долгое время после расторжения помолвки) или косвенно (как это большей частью встречается в его книгах), по какой причине отказываются от сущностного отношения с ним. В мире Хайдеггера нет такого Ты — истинного, произнесенного всем своим существом. Такое Ты не может быть обращено к человеку, о котором всего-навсего "пекутся".
8
Хайдеггерова "открытость" бытия себе самому есть на самом деле его окончательная (хотя и проявляющаяся в гуманных формах) закрытость для всякой настоящей связи с другим и со всякой инаковостью. Мы поймем это еще яснее, когда от отношения личности к отдельным людям перейдем в область ее отнрше-
205ний к анонимной общности, которую Хайдеггер именует "Некто". Кьеркегор со своим понятием "толпа" опередил его и здесь. "Толпа", в которой оказывается человек, желавший уйти в себя, т. е. общее, внеличное, безликое, бесформенное, усредняющее и уравнивающее начало, — эта "толпа" для Кьеркегора есть "неправда". Напротив, вырвавшийся из нее, ушедший из-под ее влияния и ставший одиночкой человек именно как одиночка есть "истина". Ибо, по Кьеркегору, у человека нет иной возможности стать "человеческой", т. е. обусловленной, истиной, кроме приближения к безусловной и божественной истине и установления с ней решающего отношения. Но это доступно лишь тому, кто стал одиночкой, т. е. личностным существом с полной и независимой личной ответственностью за свое одиночество, а одиночкой становится тот, кто вырвется из толпы, ослабляющей личную ответственность или же вовсе устраняющей ее.
Хайдеггер воспринял Кьеркегорово понятие "толпы" и развил его в нечто весьма хитроумное. Но становление человека в качестве одиночки, или, как он выражается, самобытие, теряет у него свою прежнюю цель — войти в отношение с божественной Истиной и через это стать истиной человеческой. Дело человеческой жизни — освободить себя от власти толпы — стоит на первом месте и у Хайдеггера, но оно утрачивает смысл, который придавал ему Кьеркегор, — вывести человека за пределы себя.
Почти в тех же выражениях, что и Кьеркегор, Хайдеггер говорит, что "Некто" лишает данное бытие его ответственности. Вместо того чтобы быть собранным в самости, наличное бытие распыляется в "Некто". Оно должно сперва обрести себя. Власть "Некто" приводит к тому, что наличное бытие полностью в нем растворяется. Следуя этим путем, наличное бытие убегает от самого себя, от своей возможности быть самостью. Ему недостает собственной экзистенции. Самобытия достигает лишь то наличное бытие, которое "приводит себя обратно" (между прочим, это — гностическое понятие, означавшее у гностиков собирание и спасение потерявшихся в мире душ).
Мы заметили, что Хайдеггер понимал высшую ступень не как изоляцию, но как решимость к вместе-бытию с другим. Мы заметили также, что решимость эта лишь утверждает отношение попечения в более высокой плоскости, но не знает никакого сущностного отношения с другим — того действительного Я— Ты, которое прорывает границы самости. И в то время как между личностями утверждается отношение, в котором есть место и для освободившейся самости, т. е. отношение попечения, соответствующих указаний на отношение к безличному множеству людей мы у Хайдеггера не встретим. "Некто" и все, что к этому относится, — "болтливость", "любопытство" и "двусмысленность", которые господствуют здесь и к которым приобщается человек, оказавшийся во власти "Некто", есть чисто негативное, разрушающее самость начало, неспособное дать ничего позитивного. Анонимная общность, как таковая, отброшена, но заменить ее нечем.
206
Все, что Хайдеггер высказал по поводу "Некто" и отношения к нему наличного бытия, в существенных своих чертах верно. Верно и то, что наличное бытие, чтобы прийти к самобытию, должно вырваться из-под власти "Некто". Рассмотрим теперь то, без чего эти сами по себе верные суждения оказываются неверными.
9
Мы обнаружили, что Хайдеггер подверг кьеркегоровского одиночку секуляризации, т. е. лишил его той связи с абсолютом, для которой он и стал одиночкой, равно как и то, что он не заменил это "для" никаким другим, мирским, человеческим "для". Он прошел мимо того решающего факта, что совершенное сущностное отношение к другой самости имеет лишь тот человек, который стал одиночкой, самостью, действительной личностью, и что это сущностное отношение не ниже, но выше проблематики связи человека с человеком, ибо оно охватывает, включает в себя и преодолевает всю эту проблематику. Великое отношение возможно лишь между действительными личностями. Оно может быть таким же сильным, как смерть, потому что оно сильнее одиночества, побеждает его суровый закон и возводит над пропастью мирового ужаса мост от самобытия к самобытию. Верно, что ребенок говорит Ты, еще не выучившись говорить Я, однако на уровне личностного бытия, чтобы познать тайну Ты во всей ее правде, нужно уметь по-настоящему произнести Я. Человек, ставший одиночкой, стал им — даже если ограничиться областью его внутренней жизни — для чего-то, для полной реализации Ты.
Но есть ли на этой ступени нечто соответствующее в отношении к множеству людей? Или, быть может, Хайдеггер прав?
Аналогом сущностного Ты на уровне самобытия в отношении к множеству людей я называю сущностное Мы.
Человек, который является для меня лишь предметом моего попечения, на самом деле вовсе не Ты, а Он или Она. Безымянная, безликая толпа, в которую я втянут, — это вовсе не Мы, а "Некто". Но коль скоро есть Ты, есть и Мы.
Мы подошли здесь к весьма важной для нашего анализа категории, требующей разъяснения. Ее нельзя осмыслить, исходя непосредственно из привычных социологических категорий. Верно, что Мы может возникнуть во всякого рода группах, но его нельзя понять, исходя лишь из жизни какой бы то ни было отдельной группы. Под Мы я разумею соединение многих независимых, достигших самости и самоответственных личностей, утверждающееся именно на почве этой самости (Sclbstheit) и самоответственности и благодарящим существующее. Главная особенность Мы в том, что между его сочленами имеется (или временно возникает) сущностное отношение. Иными словами,
1 Я не рассматриваю в этой связи примитивное Мы, к которому сущностное Мы относится как сущностное Ты к примитивному Ты.
207
в сфере Мы царит та онтическая непосредственность, которая является решающим условием и для отношений Я — Ты. Мы потенциально включает Ты. Лишь люди, способные сказать друг другу настоящее Ты, могут сказать друг другу и настоящее Мы.
Мы уже говорили, что примером сущностного Мы не может служить любого вида групповое образование как таковое, но некоторые из них являют собой особую разновидность, благоприятствующую возникновению такого Мы. Среди революционных групп легче всего обнаружить Мы там, где его составили люди, видящие свою задачу в мирной, шаг за шагом пробуждающей народ просветительной деятельности; в религиозных группах — там, где на первом месте стоит лишенное позы, жертвенное претворение веры в жизнь. Но в обоих случаях достаточно принять одного-единственного властолюбца, видящего в собратьях лишь орудие для достижения личных целей и действующего напоказ, и ни о каком зарождении или сохранении Мы уже не может быть и речи.
До недавних пор сущностное Мы почти не было известно ни истокам, ни современным наблюдателям — и по извечной его уникальности, и потому еще, что групповые образования до сих пор изучались лишь с точки зрения их энергетики и практической деятельности, но не с точки зрения их внутренней структуры, которая определяет, пусть неявным и не поддающимся измерению образом, направление их энергии и самый характер этой деятельности.
Для большей ясности скажу, что наряду с константными формами сущностного Мы есть и эфемерные, которые тем не менее заслуживают внимания. К ним нужно причислить, например, возникший в считанные дни союз истинных приверженцев и соратников лидера крупного общественного движения ?— союз, в котором преодолены все колебания и взаимные счета и возникло поразительно плодотворное и во всяком случае исполненное энтузиазма друг-с-другом-бытие.
Другой пример связан с ситуацией неотвратимой катастрофы, когда происходит выделение истинно героической части общества, отбросившей пустые толки и суету; здесь все открыты друг другу, предвосхищая в своей кратковременной общей жизни объединяющую силу общей смерти. Есть и другие достопримечательные структуры, сближающие дотоле незнакомых людей и близкие сущностному Мы. Вероятно, они могут возникать и в атмосфере террористических режимов, когда недавно еще взаимно чуждые приверженцы гонимого образа мыслей начинают видеть друг в друге братьев и сходятся не на почве партийных интересов, а на основе подлинной общности.