Проблемы западноевропейской морской торговли XIII – XV века в освещении российской медиевистики
Шрифт:
Дальше всех в исследовании юридического статуса генуэзских колоний, в том числе Кафы, пошел член Императорской Санкт-Петербургской академии наук Максим Ковалевский (1851–1916). Он попытался представить Устав для колоний 1449 г. как своеобразный документ, с одной стороны, содержавший в себе традиционные представления о колониальном устройстве, сложившиеся на протяжении почти двух столетий, с другой стороны, – отражавший реалии быстро изменявшейся колониальной политики середины XV в. Он, как и большинство отечественных исследователей, отмечал, что правовые отношения генуэзских колоний целиком копировали внутреннее государственное устройство Генуи с соблюдением принципов управления крупной морской державы средневековья: краткосрочность полномочий, избираемость должностных лиц, коллегиальность, строгая отчетность в действиях и имущественная ответственность [186] . «Первоначальная организация Кафы была, по крайней мере, в ее главных чертах, снимком с генуэзских порядков» [187] . Однако, при многонациональности (как отмечал Ковалевский, здесь жили евреи, русские, греки, мусульмане, грузины, мингрелы, черкесы, трапезундцы, валахи, франки, венецианцы) генуэзских колоний преимущества, конечно же, отдавались генуэзцам и в юридическом, и в экономических вопросах.
186
Ковалевский, М. М. Юридический быт Генуэзских колоний на Черном море во второй половине XV в. / М. М. Ковалевский //
187
Там же. – С. 204.
М. М. Ковалевский рисовал более сложную схему внутреннего устройства Кафы, чем мы встречаем у названных авторов. Наряду с консулом и двумя его помощниками, он отмечал наличие совета старейшин при консуле, совета казначейства при массарии, совета попечителей, совета торговли, продовольственного комитета, консульской свиты, ночных стражей, милиционеров. Высшая администрация в лице консула, как утверждал Ковалевский, получала непосредственно от Генуи жалованье, и должна была содержать все необходимые для осуществления своих обязанностей должности, а система советов существовала за счет дополнительных сборов и штрафов. В таком виде устройство Кафы просуществовало до момента ее передачи Банку Святого Георгия, который решил значительно преобразовать систему для того, чтобы исключить злоупотребления, укрепить финансовые позиции купечества и выстроить более сильную оборону от надвигавшейся угрозы со стороны турок и татар. В частности, был разрешен чекан монеты, что ранее являлось прерогативой генуэзского правительства, поощрялись доносы, запрещалось консулу вести дипломатические переговоры с иностранными государствами из-за опасения отпадения Кафы от Генуи. К числу важных наблюдений, сделанных Ковалевским, следует отнести вывод о том, что корни современной административной юстиции лежат не в более поздней английской или французской практике, а в системе итальянских городских республик и их отдаленных колоний на Востоке [188] . Интересны его предварительные заметки об общественных нравах и обычаях, обыденной жизни кафских жителей. Историк отмечал суровость, грубость нравов, выяснял особенности отдыха и развлечений, анализировал регламентацию торговой деятельности купцов. Помимо общих правил, характерных для всей генуэзской торговли (ответственность владельцев кораблей за перегруз, открытость торговли, четко определенные часы сделок и жестко установленные меры весов, исключительное право генуэзцев на розничную торговлю), М. М. Ковалевский выделял специально разработанные для Кафы торговые статьи: запрет всякого торга в кредит с татарами (из-за боязни столкновений, военных конфликтов), запрет выезда из города мастеров, обслуживавших морскую торговлю, льготы на продовольственные товары, обеспечивавших жизнь города.
188
Ковалевский, М. М. Юридический быт Генуэзских колоний на Черном море во второй половине XV в. – С. 217.
Вообще Кафе посвящено достаточно большое количество исследований. Все дореволюционные историки единодушны в том, что Кафа имела особенный статус среди итальянских колоний. «Граждане Кафы, – как писал Н. Н. Мурзакевич, – имели собственные: законы, тариф, монету, герб и свое начальство» [189] . Основание Кафы позволило генуэзцам первыми появиться в Каспийском море и начать выгодный торг с местными народами [190] . Правосудие генуэзской Кафы высоко ценилось не только приезжими купцами, но и местным населением, не раз прибегавшим к их помощи. «Порядок в управлении, правосудие и бескорыстие консулов, беспристрастное ограждение прав каждого и примерная честность поселенцев, были причиною, что Кафа в короткое время могла сравниться в блеске с другими могущественными европейскими городами» [191] . Экономическая жизнь Кафы заключалась в том, что она существовала за счет высоких налогов, принося еще при этом огромный доход генуэзскому купечеству. Однако, расцвет Кафы не был очень долгим. В связи с появлением татар и осложнением отношений с ними генуэзское правительство, как отмечали Н. Н. Мурзакевич и М. Волков, в мае 1453 г. передало все полномочия на управление Кафой Банку Св. Георгия, надеясь малыми средствами сохранить свое влияние в этой области. Передача эта, по мнению М. Волкова, заключалась в нескольких условиях: в праве владения всеми территориями и имуществом, праве сбора пошлин и налогов, праве судопроизводства над местным населением. Но упадок Кафы ознаменовал собой упадок восточного направления генуэзской торговли, удержать или восстановить который не смогли даже капиталовложения владельцев Банка. Как отмечал Н. Н. Мурзакевич, «славное имя Лигурийских поселений в Крыму» окончательно исчезло после установления могущества Оттоманской порты и грабежа турков [192] .
189
Мурзакевич, Н. Н. История генуэзских поселений в Крыму / Н. Н. Мурзакевич. – Одесса, 1837. – С. 11.
190
Там же. – С. 18–19.
191
Мурзакевич, Н. Н. История генуэзских поселений в Крыму. – С. 39–40.
192
Там же. – Одесса, 1837. – С. 90–91.
Последний период существования генуэзской Кафы подробно рассматривался в статье заведующего Феодосийским музеем древностей Людвика Колли (1849–1917) «Кафа в период владения ею Банком Святого Георгия (1454 – 1475)». Автор анализировал внутреннее устройство Кафы второй половины XV в. в сравнительной перспективе с ее более ранними формами. Колли, как и другие историки, утверждал, что данное поселение складывалось постепенно: сначала в законных пределах, отведенных им татарами, а потом с захватом уже татарских территорий и образованием слобод. Высшую администрацию Колли, в отличие от Мурзакевича, не идеализировал, больше всего нареканий у него вызывало как раз судопроизводство. В обозначенное двадцатилетие, несмотря на сохранившиеся обширные полномочия консулов и кафской администрации, их статус значительно упал. Если раньше консул Кафы был вторым человеком в Генуэзской республике (после дожа), то сейчас он назначался по постановлению главного совета банка одновременно с массарием и провизором, которые должны были меняться своими должностями каждый год в течение трех лет [193] . Консул, по-прежнему, отчитывался по истечении своего срока, но это, однако, как считал Колли, не мешало ему злоупотреблять своим положением. Исследователь отмечал учащение подобных случаев, например, в 1463 г., когда консул незаконно ввел дополнительные сборы и налоги якобы для ремонта городских укреплений; в 1464 г., когда выяснилась значительная недостача в казне. Да и само судопроизводство, как отмечал автор, отличалось взяточничеством, волокитой и защитой интересов богатых купцов. Таким образом, Л. П. Колли главную причину упадка генуэзской торговли видел не во внешнеполитических факторах, связанных с появлением турок, а в сугубо экономических, когда злоупотребления местной администрации привели к резкому падению торговли [194] .
193
Колли, Л. П. Кафа в период владения ею Банком святого Георгия (1454–1475) / Л. П. Колли // Изв. Таврич. уч. архивной комиссии. – Симферополь, 1912. – № 47. – С. 90.
194
Колли,
Член Одесского общества истории и древностей Михаил Волков, наоборот, усматривал в кафской администрации, назначавшейся Банком, воплощение мудрости, решительности и честности [195] . А вмешательство внешнего фактора в лице турок не позволило генуэзцам осуществлять морскую торговлю, вследствие чего Банк нес огромные убытки, вкладывая сюда большие средства, а взамен не получал ничего. И даже, несмотря на благосклонность хана Менгли-Гирея (которого Н. Н. Мурзакевич, напротив, считал виновником истребления последних купеческих семей в Кафе [196] ), конец торговли был предрешен [197] .
195
Волков, М. Четыре года города Кафы (1453, 1454, 1455 и 1456) / М. Волков // Зап. Одес. общ-ва ист. и древностей. – Одесса, 1867. – Т. VI. – С. 113.
196
Мурзакевич, Н. Н. История генуэзских поселений в Крыму. – С. 89–90.
197
Волков, М. Четыре года города Кафы (1453, 1454, 1455 и 1456) / М. Волков // Зап. Одес. общ-ва ист. и древностей. – Одесса, 1867. – Т. VI. – С. 143–144.
М. Волков также акцентировал внимание на политическом факторе и на основе актового материала показал, как разворачивались события в XV в., как умело использовали политическую ситуацию Византийской империи итальянские морские республики в своих целях, каким образом увеличивали круг своих союзников и к каким государственным махинациям прибегали, чтобы добиться уничтожения своего соперника. О том, что византийское наследство было яблоком раздора для венецианцев и генуэзцев, упоминали и другие исследователи (Ф. К. Брун, Н. Н. Мурзакевич, М. М. Ковалевский и др.). Однако, в основе конфликта отечественные историки выделяли и некоторые особенные причины. Например, Ф. К. Брун считал непосредственным толчком к венецианско-генуэзской войне «перевес генуэзцев на Черном море» и стремление последней брать пошлины с любых судов, проходивших мимо Кафы [198] .
198
Брун, Ф.К. О поселениях итальянских в Газарии. – С. 12.
Итак, М. Волков рассматривал политическую сторону средневековой морской торговли итальянских республик, не вдаваясь в подробности ее экономического развития, однако, считал, что всю политику этого периода пронизывал купеческий дух и купеческий взгляд итальянских общин, каждая из которых стремилась добиться собственного преобладания на этом направлении торговли. Конец же этому соперничеству положила третья сила, пришедшая неожиданно со стороны в лице легендарного Тамерлана [199] и вытеснившая в середине XV в. всех итальянцев с черноморского побережья. О наличии третьей силы в соперничестве двух морских держав упоминали многие исследователи. Как правило, и Ф. К. Брун, и М. Волков, и Н. Н. Мурзакевич связывали эту силу с монголо-татарскими ханами, установившими вассалитет над территориями Латинской империи. Именно татары до появления Тамерлана часто вмешивались в междоусобную борьбу итальянских республик, способствуя тем самым их временному единению, как в случае разграбления Таны, или, наоборот, обострению соперничества при захвате Кафы. Именно в последнем случае, как считал Ф. К. Брун, венецианцы надеялись привлечь татар в качестве союзников в войне против Генуи, что, впрочем, было безуспешно. Так же, как и генуэзцы, венецианцы использовали эту третью силу при решении вопроса о византийском наследстве, склоняя татар к поддержке династии Палеологов. Об источниках конфликтов между татарами и генуэзцами большинство исследователей не писало. Н. Н. Мурзакевич попытался разобраться в этом вопросе и тут же возложил всю вину за военные инциденты на генуэзцев, усматривая в их действиях надменность, высокомерность, презрение [200] . Именно оскорбление татарина генуэзцем, как отмечало большинство историков, стало поводом для военного конфликта, разорения Кафы и уничтожения большинства итальянских купцов, в том числе и венецианцев.
199
Волков, М. Четыре года города Кафы (1453, 1454, 1455 и 1456) / М. Волков // Зап. Одес. общ-ва ист. и древностей. – Одесса, 1867. – Т. VI. – С.182.
200
Мурзакевич, Н. Н. История генуэзских поселений в Крыму. – С. 8, 27.
Н. Н. Мурзакевич затрагивал и экономическую сторону венецианско-генуэзского соперничества. В соперничестве Таны и Кафы он усматривал больше не политических, а экономических мотивов. Само возникновение Кафы он представлял как необходимый шаг для торгового равновесия венецианцев и генуэзцев в бассейне Черного моря. Кафскую торговлю он анализировал на фоне итальянской морской торговли в целом, связывая с ней лишь одно направление торгового обмена – черноморское. «Чем Генуя была для западной торговли, тем Кафа для восточной» [201] . Сюда стекались все восточные товары (пряности, предметы роскоши и т. д.) и съезжались все купцы, желавшие торговать с Востоком. Мурзакевич полагал, что экономические выгоды вели за собой политическую власть, в частности, генуэзской Кафы.
201
Мурзакевич, Н. Н. История генуэзских поселений в Крыму. – С. 35.
На взаимосвязь экономических и политических факторов в развитии средневековой морской торговли указывал и профессор Казанского университета Иван Смирнов (1856–1904) [202] . Так, венецианцы смогли достичь своих политических целей благодаря торговым отношениям с Далмацией. Кроме того, И. Н. Смирнов отмечал обоюдное влияние колоний и метрополий, что нашло поддержку у его рецензента Николая Осокина [203] . Как утверждали исследователи, с одной стороны, Венеция получала свои выгоды от торговых сделок с Далмацией, с другой – местные общины не раз прибегали к правосудию Венеции для предотвращения кровопролитных столкновений, и последняя всегда брала сторону этих общин.
202
Смирнов, И. Н. Отношение Венеции к городским общинам Далмации с XII до половины XIV в. / И. Н. Смирнов. – Казань, 1881.
203
Осокин, Н. Рец. на кн.: И. Н. Смирнов Отношение Венеции к городским общинам Далмации с XII до половины XIV века. Казань, 1881 // Журнал Мин-ва нар. просвещ. – М., 1885. – Ч. CCXL. – № 3. – С. 123–134.
Последним важным вопросом, который затрагивали исследователи южного направления морской торговли, был вопрос работорговли. Необходимо отметить, что данная проблема не имела своей давней традиции в западноевропейской историографии, вследствие отрицания факта существования рабов в христианском мире. В итальянской и германской литературе эта проблема впервые заявила о себе лишь к середине XIX в. В отечественной историографии одновременно с западной во второй половине XIX в. появились исследования, посвященные работорговле итальянских республик [204] .
204
Лучицкий, И. Рабство и русские рабы во Флоренции в XIV и XV вв. / И.[В.] Лучицкий. – Киев, 1886.