Пробуждение
Шрифт:
Выбравшись на берег, Нирод погрозил кулаком и побежал наверх, в сторону экипажа.
— Не дал вот, а теперь поздно: выстрелишь — своих убьешь, — покачал головой Золотухин.
На «Скорый» группами и в одиночку прибывали матросы с миноносцев, крейсера «Аскольд», транспорта «Ксения» и подводной лодки «Сом». Пришли Иван Пушкин и Антон Шаповал. Расталкивая встречных, убегал с миноносца кок Андрей Лавров.
Офицеров на «Скором» не осталось. Кораблем никто не командовал.
— Товарищи! — поднявшись на перевернутую шлюпку,
Его сменил Антон Шаповал.
— Матросы! Час наш настал! — начал он взволнованно. — Долой самодержавие! Да здравствует свобода! Гарнизоны Приморья, ждут нашего сигнала.
Команды миноносцев столпились на палубах. Слушали в суровом молчании.
— Так будем же решительными до конца! Выступим как один. Пусть все корабли поднимут красные флаги революции! Матросы! К оружию! — Он сдернул с головы бескозырку, смял ее в кулаке и, взмахнув им, продолжал: — Комендоры, расчехлите пушки, проверьте, не сняты ли ударники! Откройте снарядные погреба… Каждый должен находиться на своем месте по боевому расписанию…
На ходовой мостик «Скорого» взбежал товарищ Костя. Следом за ним поднялись Дормидонт Нашиванкин и сигнальщик Иван Чарошников. Судя по тому, как товарищ Костя отдавал распоряжения, я догадался: он должен заменить командира.
«А где же Вика? Ведь она была вместе с ним в шлюпке, — подумал я. — Куда она подевалась? Странно… На пирсе нет ее. Наверно, в машинном отделении либо… в кубрике. Зачем она здесь? Ведь обошлись бы без нее!»
Вытащив из-за пазухи красный флаг, Костя стал прицеплять его к фалу. Руки вздрагивали от волнения. Несколько раз фал срывался.
— Эх ты, голуба-душа, — со скованной улыбкой подошел к нему Нашиванкин, — сразу видать, что не служил на флоте. Дай-ка я. — И, не ожидая согласия, взял у товарища Кости флаг.
Огненно-красной птицей вырвалось полотнище из рук Нашиванкина, взметнулось в воздухе и поплыло вверх. Замерли команды миноносцев. А алое полотнище поднималось выше и выше, словно хотело взмыть в синеву. Я глянул на товарища Костю. Весь он напряжен был, как перед прыжком. Бледное, худое лицо откинуто, глаза следят за плывущим к стеньге мачты алым лоскутом.
Но вот флаг остановился, замер на секунду, затрепетал, заполыхал красным пламенем на голубой эмали осеннего неба.
Многократное «Ура!» раздалось на кораблях, поднялось над Золотым Рогом и стало перекликаться в сопках.
На углу Светланской и Шефнеровской улиц толпами собирались люди. Они тоже кричали «Ура!». Из экипажа с оружием выходили матросы. Сверху шли рабочие. Со стороны Алеутской им навстречу медленной, сдержанной рысью двигались конные драгуны. В Гнилом Углу раздавались выстрелы…
Товарищ Костя приказал что-то Чарошникову. Сигнальщик молча раскрыл «Свод сигналов».
«Кораблям! Всем поднять красные флаги!» — заполоскался на мачте «Скорого» флажный сигнал.
Не найдя продолжения в книге, Чарошников закончил словами:
— Командование взять судовым революционным комитетам! Оружие — восставшим! Да здравствует революция!
На лице сигнальщика светилось благородное вдохновение от предстоящего боя. Выражало оно решимость и сознание важности дела, на которое звал.
Антона Шаповала уже не было на «Скором». Я заметил его на палубе «Бодрого». Без бушлата и бескозырки, в суконной форменной рубахе, носился он от пушки к пушке, спускался в машинное отделение, выбегал наверх, говорил что-то матросам, разъяснял, убеждал, просил, уговаривал.
На «Бодром» и «Сердитом» взвились красные флаги. Заработали машины. На остальных миноносцах офицеры и кондукторы загоняли матросов в кубрики.
От Адмиральской пристани отвалил катер под флагом командующего. В парадной форме, увешанный орденами, стоял на кормовом сиденье свиты его величества контр-адмирал Иессен.
«Как это он осмелился? — удивился я. — Боится попасть в немилость царю. Сейчас начнет изворачиваться».
Саженях в сорока от миноносцев, стоявших у пирса, катер остановился.
— Одумайтесь, матросы! Что вы делаете? — срывающимся тонким голосом закричал Иессен. — Вы затеяли в крепости бунт. Ну что же это такое?
Из расшитого золотом мундира белело скопческое лицо адмирала. Он уговаривал, требовал.
— Я приказываю прекратить беспорядки, пока не поздно. Обещаю всем вам прощение…
— Знаем таких, — ухмыльнулся стоявший позади меня рулевой Гвоздеев.
— А мы тебе сами сейчас концы наведем, — крикнул Решетников, медленно прижимая к плечу приклад винтовки.
Над водой раздался сухой короткий хлопок. Вслед грохотнули еще два выстрела. Эхо звучало долго. Решетников и незнакомый матрос били с колена, целясь. Иессен крикнул что-то и лег на дно катера. Матросы на «Скором» видели, что адмирал жив и даже не ранен, но стрелять перестали. Катер, набрав скорость, быстро удалялся.
Не успела улечься волна, поднятая его винтом, как на середине бухты, напротив Строительного порта, стал номерной миноносец. На его низкой мачте трепыхался брейд-вымпел заведующего отрядом. Капитан второго ранга Балк стоял на мостике с мегафоном в руке. Грузный, спокойный, уверенный в себе.
— Прекратить безобразия! — направив мегафон в сторону миноносцев, громким, командным голосом приказал Балк. — Наведите на мачтах порядок. Уберите красное.
— Ч-черт! Принесла же его нелегкая, — выругался Антон Шаповал, прибежав на бак, где стояли Решетников, Пушкин и Пойлов. Увидев номерной миноносец с наведенными орудиями, Шаповал перешел с «Бодрого» на «Скорый».