Пробужденное пророчество
Шрифт:
— Бумаги на названную мной сумму я передам вам перед уходом. Сто тысяч для ордена и еще пятнадцать — вам лично, — продолжал Левиафан, не обращая внимание на смятение баронета. — О том, чтобы Грифоны не совали клюв в мои дела, позаботитесь вы. Если вам все удастся — получите втрое больше.
Это было его ошибкой. Гундольф, с детства мечтавший стать Рыцарем-Грифоном, был безмерно счастлив, узнав о своих способностях к магии, ведь это делало мечту реальностью. Он благословил тот день, когда принес присягу Великому Магистру, и скорее бы умер, чем нарушил ее, а князь-герцог предлагал ему именно предательство.
Червячок сомнения поселился в душе баронета. Но он понимал, что второго случая получить такой заем у ордена не будет, а потому сделал вид, что размышляет. В конце концов, можно и сделать вид, что он согласен на условия де Аббисса, взять деньги, а вернувшись в замок ордена, рассказать обо всем де ла Мару. Взятку Гундольф пожертвует в казну — лишние шестьдесят тысяч, которые не надо отдавать, будут весьма кстати — а за Левиафаном установят слежку.
— Возможно, мое условие кажется подозрительным, — говорил меж тем князь-герцог, — Но дело в том, что мои исследования, приведшие меня в Хайклиф — дело сугубо личного толка. И, возможно, я буду вынужден немного нарушить некоторые законы ордена. Не беспокойтесь, баронет, ничего серьезного.
Гундольф уже готов был произнести «Я согласен», но интуиция и непонятное чувство подлога заставило его сконцентрироваться, и произнести про себя заклятие, позволяющее определить природу сидящего перед ним существа — рыцарь уже сомневался, что Левиафан — человек, и был готов к любому результату.
Но увиденное магическим зрением превзошло все его ожидания. Перед Гундольфом сидел демон.
Более опытный Рыцарь-Грифон, наверное, не подал бы вида, что понял, кто перед ним, согласился бы на словах на любые условия, а, выбравшись из особняка, тут же доложил обо всем Великому Магистру лично. Но Гундольф был молод — ему едва исполнилось двадцать — и неопытен.
Зрачки рыцаря расширились, он вскочил, хватаясь за рукоять меча.
— Демон!
Левиафан поднялся на ноги, откидывая капюшон. Коричневато-зеленая чешуя, костяные наросты вместо бровей и изогнутые рога полностью подтвердили догадку баронета.
— Демон, — рассмеялся князь-герцог. — И что это меняет, юноша?
— Все!
— Не понимаю. Вам нужны деньги — я их дам. От вас требуется лишь оставить меня в покое и не совать грифоний клюв куда не просят. За сто — нет, двести тысяч ордену, и шестьдесят — лично вам. Если надо — могу дать больше. Золото не проблема.
— Никогда еще орден Рыцарей Грифона не заключал сделок с демонами, адово отродье!
Наверное, юный грифон искренне верил в свои слова, и даже не подозревал, насколько он далек от истины… впрочем, это уже совершенно иная история.
Левиафан понял свою оплошность. Этот молодой человек принадлежал к почти вымершим сейчас «настоящим рыцарям без страха и упрека». Тем самым, которые могли носить любой герб и девиз, но их настоящим девизом всегда оставалось «Моя жизнь есть моя честь». Этого надо было ловить на его чести и, что всегда к этой пресловутой чести прилагается, честолюбии. Досадная промашка, надо будет на будущее учесть возможность подобных эксцессов, подумал демон. А этого рыцаря придется убить. Ничего, острый ум Левиафана уже выстроил иной план получения Грифонов в свои лапы.
— У тебя был шанс возвыситься, юноша, — почти с сожалением проговорил князь-герцог. — Но ты его упустил.
Он вскинул руку, пальцы резко удлинились, разрывая перчатки и обращаясь в щупальца. Гундольф вскинул руки, пытаясь закрыться, но щупальца, легко обогнув незначительное препятствие в виде закованной в сталь плоти, впились в его виски.
Спустя несколько бесконечно долгих секунд рыцарь обмяк.
Левиафан некоторое время осмысливал вытянутую у юноши информацию, затем позвал дворецкого.
— Да, мой Повелитель?
— Найди мне Маар-си.
— Что делать с этим, Повелитель? — дворецкий кивнул на тело фон Кильге.
— Брось в подвал. Он мне еще понадобится.
— Слушаюсь, Повелитель.
Гундольф очнулся от холода. Он всегда подозревал, что лежать на ледяном каменном полу со связанными за спиной руками крайне неудобно, но только сейчас понял, насколько.
Рыцарь заставил себя сосредоточиться на собственном теле, усилием воли погнал кровь по венам быстрее, пытаясь согреться. Когда ему это удалось, баронет осторожно пошевелил связанными запястьями, пытаясь ослабить веревку. Но связывали Гундольфа, когда он был без сознания, и теперь выбраться из пут было практически невозможно.
За тяжелой дверью, запирающей его камеру, послышались шаги. Вскинув голову, рыцарь прислушался. Тяжелую поступь Левиафана он узнал сразу, но спутник демона, передвигающийся почти бесшумно, ему известен не был.
Гундольф вновь дернулся, пытаясь освободиться. Эффекта не было. А в давно не смазываемой замочной скважине уже скрежетал ключ. Баронет затих, притворяясь, что еще не пришел в себя.
— Вот он, — раздался голос демона.
— Я вижу, Повелитель, — отозвался второй. Гундольфу очень не понравились интонации, с которыми он произнес «повелитель». Если в голосе дворецкого не звучало ничего, кроме рабской подобострастности, умело скрываемой за кружевами безукоризненной вежливости, то этот человек, преклоняясь перед своим Повелителем, сохранил самоуважение и уверенность в себе. Да и Левиафан обращался к нему не как к своему рабу, а как к ближайшему соратнику, хоть и находящемуся на ступень ниже по иерархической лестнице, но оттого не менее уважаемому.
Демон перевернул Гундольфа на спину. Его спутник подошел ближе и присел на корточки рядом с рыцарем. Молодой человек впервые в жизни возблагодарил Пресветлого Магнуса за длинные, пушистые ресницы, из-за которых его жутко дразнили в детстве. Сквозь них можно было незаметно наблюдать за происходящим.
Над Гундольфом склонился невысокий, как и сам рыцарь, человек с короткими черными волосами, смуглой кожей, и умными карими глазами на некрасивом лице. Уроженец Париаса. На вид человеку можно было смело дать от двадцати пяти до сорока лет.
— Грифон… Повелитель, в этом мире многое изменилось с тех пор, как ты был здесь. Почему ты не спросил у меня о Грифонах? Их, особенно вот таких молодых рыцарей, почти невозможно купить. Вот если бы ты сыграл на его честолюбии…
— Я уже понял. Ничего, Маар-си, думаю, ты вполне сможешь занять его место.
— Конечно. Достаточно интересный материал.
— Согласен. Можешь приступать.
Карие глаза впились в Гундольфа. Сквозь ресницы юноша с ужасом увидел, как лицо Маар-си медленно оплывает. Как лицо восковой статуи, к которому поднесли пламя факела. Несколько секунд — и на гладкой, лишенной черт коже начало вновь появляться лицо.