Проданная на Восток
Шрифт:
— Что вы себе позволяете, — прошептала Агата, подрагивая, то ли от ужаса, то ли от щекотного ощущения пальцев, ловко раскатывающих всё выше по ее обнаженной ноге тонкую ткань.
— Я очень странный грабитель, да, кирия? — усмехнулся незнакомец, пока Агата судорожно пыталась понять, звать ли на помощь, и не зарежет ли в таком случае он её прямо сейчас. — Не отбираю вещи, а возвращаю законным владельцам. Как вот этот прекрасный предмет вашего гардероба…
От звука его бархатного голоса по коже бегали мурашки. Агата боялась дернуться, опасаясь, что этот человек душевнобольной и может вмиг из ласкового наглеца стать убийцей. Вдруг его подослали к отцу? И Агата лишь помеха на этом пути.
Она сглотнула, ожидая момент, когда можно было бы попытаться снова его ударить, но горячие руки поднялись слишком высоко по бедру, и перехватило дыхание.
Грабитель тут же убрал руки от ее обнаженной кожи и резко поднялся, но не отстранился и не схватился за оружие, а наоборот, подался вперед, нависнув и обхватив пальцами ее за подбородок. Его глаза смеялись, и Агата снова задохнулась — на сей раз от того, что узнала этот взгляд.
— Джонотан ди Арс! — задохнувшись от гнева и стыда, Агата уже безо всякой боязни отпихнула его двумя руками.
— К вашим услугам, моя госпожа, — он, отшатнувшись, снял воображаемую шляпу и кивнул с изяществом титулованной особы, отступая ещё на шаг. Стянул послушно маску с лица, больше ненужную, потому что его узнали. Агата с жадностью вглядывалась в знакомые, когда-то такие любимые черты: твёрдый, чётко очерченный подбородок, мягкая темная щетина, красивые губы, подрагивающие в улыбке. Его тёмные глаза сверкнули, а рука трагичным жестом прижалась к груди. — Но кажется, вы совсем не рады меня видеть… Тогда, пожалуй, мне придётся забрать осколки того, что было моим сердцем, и уйти…
Он проворно шагнул в сторону распахнутых в тёплый вечер балконных дверей.
— Ну-ка, стой! — Агата бросилась за ним, схватив на сей раз тяжелую книгу из тех, что давал изучать отец. И без колебаний запустила в негодяя, который ловко, точно дикий кот, увернулся от удара.
— Ни весточки за три года! — она замахнулась ещё раз, на этот раз под руку подвернулось деревянное пресс-папье.
— Я думала ты погиб! Или тебя взяли в плен пираты! — пресс-папье упало куда-то на кровать, утонув в мягких подушках, писчая бумага из аккуратной стопки разлетелась по ковру, и Агата решила, что кулаки тоже подойдут в качестве весомого аргумента.
— Что твой дурацкий корабль налетел на рифы, которые проломили твою глупую голову! — продолжала кричать она, молотя кулаками по его крепкой груди. — Что б тебя кракен сожрал за то, что ты… ты мог бы написать!
— Как же я рад, что ты всё та же дикарка, — поднимая руки, ухмыльнулся Джонни.
— Дикарка? — она задохнулась, и ловко поднырнув под его руку, которой он прикрывал голову от ее гнева, с размахом отвесила звонкую и сильную пощечину, в последний момент разжав кулак. И замерла, неожиданно испугавшись и уставившись на него широко распахнутыми глазами. — Ох, Джонни… прости…
— Узнаю эту тяжелую руку, моя очаровательная драчунья, — усмехнулся он, потирая смуглую щеку, на которой заалел след ее пальцев, — но ты опять забыла, что надо сжимать руку в кулак. Вот так!
С эти словами, он легонько толкнул ее в плечо, сделал ловкую подсечку, и подхватил, когда Агата, не ожидавшая подобного, чуть не рухнула спиной на ковёр.
— И никакие грабители не страшны, — прошептал он заговорщицки в ее приоткрытые губы, прижимая к себе так горячо, как никогда прежде не делал.
И это в очередной раз выбило пол из-под ног.
Агата тут же вспомнила их последнюю ссору и расставание. Тогда она узнала, что её прекрасный благородный Джонни, в которого она была так влюблена, всего лишь поспорил с их соседом, кириосом ди Брит, что добьется от неё поцелуя — или, если проиграет, будет весь год танцевать с ужасно занудной дочерью начальника порта на всех балах.
Воспоминание об этом тут же всколхынуло притупившееся из-за разлуки желание уязвить Джонни в ответ с ещё большей силой. Гадкий, несносный, ужасный тип, который издевается над ней снова!
Она никогда, никогда его не простит. Или еще лучше — будет мучить, пока он не начнет раскаиваться. Тогда она будет великодушной. Возможно.
— А вот и ваше платье! — радостный голос прозвучал одновременно со звуком распахнувшейся двери, и в проеме показался пышный ворох сливочного цвета кружев и алого атласа.
Найры за всем этим портновским великолепием даже не было видно.
Джонотан заговорщицки подмигнул, роняя Агату на пол, отчего она чуть не вскрикнула, но он коснулся пальцем ее губ, заставив вспыхнуть, и одним быстрым движением залез под кровать.
— О, госпожа, что с вами?
— Прилегла отдохнуть, — мрачно ответила Агата, сдувая с лица прядь и, прежде чем подняться, одернула до пола покрывало, посылая грозный взгляд белозубо улыбающемуся Джонни. — На полу не так жарко, знаете…
— Ох, госпожа, приказать принести что-нибудь? — сочувственно поинтересовалась служанка, аккуратно расправляя платье на кровати. — Все слуги, правда, заняты, уж гости скоро начнут съезжаться.
— Оставь, — отмахнулась Агата, поднимаясь с пола, — чем скорее буду готова, тем скорее смогу выйти в сад. С самого утра хочу на воздух.
Найра ловко уложила ее пышные кудри в нарочито-небрежный узел, перевила жемчужной нитью в тон кружев. Агата терпеливо ждала завершения образа, уже готовая предстать перед гостями, но присутствие “грабителя” под кроватью действовало на нервы. Они ещё не договорили!
Наконец Найра оставила ее в покое, хотела было сопроводить до бальной комнаты, но Агата взмолилась:
— Дай мне ещё чуть-чуть времени, я волнуюсь! Пожалуйста! Пару мгновений.
Не очень вежливо вытолкав Найру за дверь, Агата резко опустилась на колени, ловко собирая руками пышный подол, заглянула под кровать, твердо намеренная вытащить Джонни и заставить умолять о прощении.