Проданная на Восток
Шрифт:
Она была уверена, что та не гнушается использовать магию, чтобы доносить правильные мысли до паломников. А еще отец всячески уходил от разговора, они пересекались только во время трапез в огромном зале, с такими давящими каменными сводами, что аппетит пропадал, и это злило. За четыре дня проведенных за высокими стенами она прониклась не дочерней благодарностью к отцу, а нетерпением и чувством собственного бессилия. И все чаще задавалась вопросом не это ли было целью отца: показать, что ее может ожидать, если в поездке она будет проявлять свой характер.
Последние дни до отплытия, которые они провели в монастыре, в целом заставили Агату пересмотреть отношение к неожиданному подарку. Отец явно многое скрывал, иначе зачем бы ему понадобилось столь внезапное благословение богов.
Поэтому сейчас, вместо того, чтобы предпочесть платью удобные брюки и промчаться верхом до самой пристани, Агата смирила свой нрав и чинно сидела в экипаже, украдкой зевая и стараясь держать голову ровно — так меньше укачивало.
— Юной госпоже надо чаще посещать молитвы, — обманчиво-мягким голосом проговорила Элен, продолжая посматривать на Агату, будто проверяла, достаточно ли целомудренно и аккуратно лежат складочки её платья. — Тогда спится спокойно и легко.
Агата в ответ мило улыбнулась, размышляя по ходу движения экипажа, умеет ли кирия Элен плавать.
Ди Эмери только хмыкнул и снова углубился в бумаги, хотя чем ближе они были к порту, тем мрачнее становилось его лицо, и дело было не только в предстоящем путешествии по морской пучине. Он как-то нервно придерживал небольшую деревянную коробку, которую тащил из самого монастыря. Один обшарпанный край торчал из-за пазухи, и отец то и дело раздраженно поправлял ношу.
— Что ты прячешь? — поинтересовалась Агата, не ожидая ничего интересного.
Наверняка в этой коробке еще бумаги, а среди тех бумаг — какие-то совсем старые (и очень важные) бумаги. Казалось, отца хлебом не корми — дай записывать где-то цифры и вести подсчеты, кто и сколько ему ещё должен.
— Не твое дело, Агата, — слишком резко отозвался отец, дернувшись. И тут же взял себя в руки, подняв на неё хмурый сосредоточенный взгляд. Его голос стал заунывно-нравоучительным: — Займись чем-то более полезным. Например, повтори с Элен слова молитв. Перед путешествием по морю это лишним не станет.
Агата тихо хмыкнула, но послушно склонила голову в ответ.
Ей так и не удалось выяснить детали предстоящего путешествия, но зато она знала, что должна послужить дополнительным стимулом для заключения сделки. Отец хотел контракт, согласно которому он станет единственным поставщиком. И как он выразился, ради этого она и должна постараться. Агата невесело подумала, что такие туманные намеки могут значить только одно — выгодный брак. Что ж, на корабле надо потребовать ответы на многие вопросы от Джонотана — тот наверняка в курсе задумки отца, раз они так яростно друг на друга смотрят.
Именно от Джонотана отец и увез в монастырь, однако на корабле… На корабле всё должно быть иначе. Не прикует же отец её кандалами к каюте?
Надо изо всех сил постараться сделать вид, что она — самая послушная дочь на свете, чтобы хотя бы чуть-чуть усыпить бдительность отца. Разговаривать только о делах и возможном выгодном союзе, о драгоценностях и шелках, о том, как провернуть сделку самым выгодным образом. Всё, что угодно, лишь бы кириос ди Эмери поверил, что больше всего на свете дочь одержима богатством и влиянием, как и он сам.
Порт встретил их плеском волн и теплым ветром, оставляющем на лице соленые поцелуи. Солнце только начинало золотить пронзающие небо мачты, и Агата сощурилась, выбравшись из полумрака экипажа. Ее, все-таки задремавшую в конце пути, словно волной омыли звуки оживленного порта: шипело, пеной накатывая на берег море, обещая кораблям дальние дороги, переругивались матросы, готовящие суда к отплытию и работники, загружающие грузы.
Пахло рыбой, которую прямо в сетях тянули вернувшиеся с утреннего промысла уставшие, вяло переговаривающиеся рыбаки, водорослями и чем-то пьянящим — может быть свободой морских просторов, а может быть тростниковым ромом, который распивали матросы в ближайшей таверне. Пышнотелая торговка с умопомрачительно пахнущим лимоном и пряностями лотком сахарных крендельков заливисто рассмеялась в ответ на заигрывания моряка, и невольно замершая от всех этих звуков и запахов Агата встрепенулась и, покраснев отвела взгляд.
— Агата, шевелись уже, — прозвучал недовольный голос отца практически над ее ухом, — нам надо успеть отплыть до конца отлива. Где же Хайрат?
Ди Эмери осмотрелся, брезгливо поморщившись при виде рабочих, кативших мимо просмоленные бочки. Вообще весь вид отца выражал неприятие и беспокойство, ведь он всегда плохо переносит качку.
— Вы условились встретиться на пристани? — осторожно спросила Агата.
— Мы условились, что отплываем с отливом, к нашему приезду все уже должно было быть готово. Вещи, слуги… Почему я должен объяснять очевидные вещи?
Отец был зол, и Агата поспешно прикусила язык.
— О, а вот и вы, Хайрат! — отец смотрел ей за спину и улыбнулся радушно, в очередной раз удивляя Агату, каким разным он может быть. — Я думал, вы уже на корабле.
— Да будет ваше утро благословенно богами, как этот день солнцем, — витиевато ответил посол, кивком приветствуя Агату и двумя руками пожимая руку ди Эмери и не замечая кирию Элен, которая покорно дежурила поблизости. — Рад видеть вас обоих. Решил дождаться… Приятно, что все договоренности соблюдаются.
Его взгляд скользнул по Агате, внимательный, неожиданно пробирающий, и что-то такое прозвучало в его голосе, что ди Эмери словно заледенел и сощурился. Агате показалось, что стало как-то прохладно. Или она просто не выспалась, солнце зашло за не до конца развеевшиеся утренние облака, вот и мерещилось всякое.
— Еще никто не упрекнул меня в невыполнении обязательств, — ровно ответил ди Эмери, так же двумя руками сжав в вежливом приветствии унизанную кольцами руку Хайрата. Агата подумала, что все эти кольца должны были весьма ощутимо впиться в кожу от крепкого рукопожатия, но посол даже улыбнулся, словно слова кириоса доставили ему истинное удовольствие.