Проданная на Восток
Шрифт:
— Да? Стал еще лучше?
— О, нет… Не изменился! — забрала свои слова назад Агата.
— Конечно. Лучше просто некуда, верно? — насмешливо закончил он и вдруг сделал знак музыкантам, будто они условились о чем-то заранее.
— Я бы сказала, что хуже.
— Почему? — он приподнял брови, кажется, искренне удивившись.
— Ты еще спрашиваешь?
— Я правда никак не мог дать о себе знать эти три года, — его лицо омрачилось на мгновение, но он вновь улыбнулся, — так в чем моя вина, о прекрасная дева?
— Спасибо, что напомнил еще и про это!
Агата боролась с желанием оттоптать ему ногу, и узнать, чем же таким тайным он занимался, что их общение прервалось совсем. Она то сначала была уверена, что ему стыдно из-за спора.
— Список моих грехов увеличивается, а я даже не знаю, в чем должен каяться сначала! Я всегда думал, что был учтив и галантен с тобой в меру моего воспитания. Хотя оно не сильно отличается от твоего, разве что учителя у меня были построже.
— Твоя галантность закончилась там, где ты заключил пари, несносный ты лжец.
Джонни закрутил ее вокруг оси, будто назло не давая приблизиться и договорить.
— Пари? На что-то значимое, должно быть?
Ее возмущенное восклицание заглушили звуки мелодии, которая внезапно изменила тональность и ритм, и Агата почувствовала, как в ней борются гнев, смущение и азарт — это был танец, больше подходящий народным гуляниям на площадях южными ночами, а не приемам, пусть даже его и танцевали в особняках при свете свечей на помолвках и свадьбах и закрытых семейных торжествах.
— Позволишь? — и не дожидаясь согласия, он повел ее в центр зала, по которому пробежал шепоток: другие гости не торопились присоединится к ним.
— Ты продал душу демонам и теперь ничего не боишься? — попробовала угадать Агата, искоса поглядывая на сосредоточенное лицо Джонотана.
— Почти.
— Если ты не скажешь, я наступлю тебе на ногу.
Джонотан легонько ущипнул ее, придерживая руками за талию.
— Я продал душу твоему отцу.
— Джонотан!
— А что? Продавать, так выгодно, а твой отец смыслит в торговле.
Он резко развернул ее, алый атлас с пеной кружев нижних юбок плеснул волной вокруг ее ног.
— Ты безумец, — прошептала она на выдохе, вскидывая руки и опуская их на плечи Джонотана: они были так близко друг к другу, что Агата могла разглядеть свое отражение в его глазах.
— Я знаю, что это твой любимый танец, — прошептал он в ее приоткрытые губы, увлекая в стремительное движение вместе с набирающей темп музыкой. — Так что просто наслаждайся, побьешь меня потом. Наедине, в более располагающей к тому обстановке.
То, что он говорил и делал, было самой вызывающей наглостью, а они уже давно не были юнцами, которым многое сходило с рук, и если бы хоть кто-то услышал это, Агата могла бы попрощаться со своей репутацией. Но Джонни это как-будто вовсе не волновало.
Он поднял ее руку, и, следуя фигуре танца, Агате пришлось несколько раз повернуться, задыхаясь от невозможности немедленно стукнуть его по груди и невозможности продолжить разговор. Уж конечно не от того, что, когда он вновь привлек ее к себе, спасая от столкновения с другой парой, его губы словно бы случайно мазнули по ее щеке, слишком близко к ее губам.
— Что ты делаешь! — прошипела Агата, старательно улыбаясь и пытаясь отыскать взглядом отца.
— Это называется поцелуй, Агата, — совершенно серьезно произнес Джонотан, хотя в глазах у него плескалось лукавство и что-то еще, незнакомое, — знаешь, когда губами касаешься губ того, кто очень, очень тебе нравится.
И, дождавшись, когда присоединившиеся танцующие пары сошлись вокруг них, и Джонни сжал ее талию так, что она буквально впечаталась бедрами в его, и склонившись к уху прошептал:
— Обещаю, я покажу тебе, что такое настоящий поцелуй. Но не сейчас, когда твой отец так пристально следит, и я рискую отдать… если не душу, то жизнь слишком рано.
— Конечно, что не сделаешь ради пари… — Агата гневно сверкнула глазами, подбирая достаточно весомую угрозу.
— О, боги, так вот о чём ты! — рассмеялся Джонни, будто только сейчас вспомнил, о чем она говорит. — Ты серьезно?! Кто тебе рассказал?
Резкий поворот развел их в разные стороны, чтобы свести снова через несколько изматывающих минут.
— Какая разница?
— Агата, — серьезно глянул он на нее, благо что танец позволял это сделать. — У того дурацкого спора давно вышел срок годности. Это была величайшая глупость.
— Конечно, глупость. Потому что ты проиграл по всем статьям, Джонотан ди Арс! Надеюсь, твое наказание было достаточно унизительным.
— Я не успел его принять, но не потому, что не держу слова. Другие неприятные события заставили покинуть дом. Но если ты позволишь, я попрошу второй шанс.
— Снова заключишь новое пари?
— Хорошая идея. Готов поспорить с тобой — что ты первая попросишь себя поцеловать.
— Ты проиграешь.
— Спорим?
— Ха, — фыркнула Агата. — Не отделаешься новой срочной поездкой по делам. На что?
— Как истинному джентльмену мне будет достаточно твоего поцелуя, но если за… скажем, месяц ты не будешь умолять меня, то я готов выполнить любое твое желание. Ты даже не обязана называть его прямо сейчас.
И он отступил, разрывая контакт и вновь поворачивая под рукой, лишая возможности ответить.