Прогнозы изменения законов природы
Шрифт:
«Если там можно видеть сны, тогда вообще не о чем беспокоиться!» Стоило беспокоиться только о детях. Не зря же господь возложил деторождение на своих потомков – а мог бы продолжать творить их из себя. Все были бы прямыми потомками, но люди ходили бы тогда пустыми и обессмысленными.
С сыном мы пересеклись утром на две минуты. Я уже обувался на выход, а он только встал.
– Привет, па! – он обнял меня, полностью прислонившись, как будто ещё досыпая на мягком мне.
– Бодрое утро, боец! – я потрепал его по лохматой
– Не называй его так! – донеслось из ванной через полуоткрытую дверь.
– А чего? – я угадал мысль жены.
– Воевать он не пойдёт! – Лия на полтона повысила голос.
– Да ему ещё три года до возраста! – держал я оборону.
– Ну всё это может затянуться… до бесконечности.
– Что есть, то есть, – согласился я со вздохом.
– Так, ребята, вы чего с утра?! – по-взрослому прервал нас сын.
– Не пойдёт. Будем считать, я за него отслужил! – я посчитал, что поставил точку.
– Вот именно! – супруга выглянула из ванной с намыленным, не похожим на себя лицом.
Сегодня, как обычно, необходимо было продумать и предложить три контрхода для ведения информационной войны – на реальные или, если недоставало таковых, придуманные факты и события. Каждый из распределённой экспертной группы – а сколько нас было всего, никто не знал, – делал это ежедневно к девяти утра. Затем отбирались лучшие идеи, и их сразу можно было видеть, слышать и читать по всем нашим каналам. Судя по тому, что мои разработки выходили в эфир два-три раза в неделю, группа составляла человек двенадцать (под руководством современного «иерусалимского мессии»).
Огромный зал ситуационного центра был оснащён разнообразными мониторами, светился отовсюду огнями, но жил негромко, урчанием суперкомпьютеров и приглушёнными – в гарнитуры – разговорами военных всех званий и родов войск. Гигантское пространство, казалось, было без опор и даже без потолка. Приходилось специально вглядываться, чтобы разобрать цвет и рисунок на потолке. Там было светлое небо в лёгких облаках, и по нему двигались красные и другие контрастные самолёты и планеры. Они всё летели и летели к нам из дальнего прошлого, не останавливаясь в настоящем, в ведомое только им одним будущее.
Василий Кондратенко занимался технической поддержкой воздушной и космической разведки. Хотя мы никогда предметно не обсуждали свои направления работ, но по отдельным фразам, манере разговора, манере умолчания все знали зоны ответственности друг друга.
Я уже был за рабочим местом, а он только вошёл, в форме. Василий не дал мне подняться для рукопожатия, мягко вернул меня в кресло, положив руки на плечи. Я неловко подал руку вверх.
– Здорово!
– Здравия желаю! – на службе я никак не мог переключиться на цивильную манеру речи.
– Возможно, я сегодня последний день, – сказал буднично друг.
Я не нашёлся что сказать.
– Веришь или нет, фамилией не подхожу, – Василий задерживался больше обычного, могли неправильно понять, тем более, что он брал долгие паузы. – Но тебе, Иванов, это не грозит.
В зале образовалась пространственная тишина – так всегда бывало перед включением громкоговорителя. На том конце связь уже включили, но молчание производило в наш адрес только поток выжидательного эфира. На той стороне постучали пальцем в микрофон – для нас это прозвучало как будто в небесный барабан.
– Внимание! Желающие могут подать заявления в добровольцы на полевую часть. Перед этим можете индивидуально проконсультироваться со своим непосредственным начальником: разнарядка, сроки и условия доведены по вертикали.
Мощный, поставленный голос своим тембром и всем остальным вселял в каждого посыл сразу встать и подать документы. Сопротивляться этому было практически невозможно. Но вдруг говорящего отвлекли, он зашептал что-то секретное в сторону – видно, было срочно, – но мы никто ничего не слышали.
– При этом с вас не будут сниматься регулярные обязанности! – эфир прекратился.
– Пойдёшь? – спросил без давления Кондратенко. – Сразу в рай! – обычно он так резко не шутил, но сегодня – мы оба это понимали – ему было можно.
– Надо подумать. Брат, извини, у меня тут срочное задание – попозже подойду.
Я действительно был в цейтноте. Но загонял себя умышленно. А с учётом новых обстоятельств решение служебных задач помогало ответить и на вопросы про добровольчество и про… святое становление.
Так.
Просмотрел серию новостей – внутренних и внешних, отметил бестолковость материала «Аллигатор» не погибнет, даже если ему отстрелят хвост». Что из этого следует для людей?! А если кто прочитает со смыслом без кавычек? Непонятный предмет для гордости. Ну и надо бы потоньше.
Лобовая пропаганда, как по мне, работает хуже. Я старался работать на семантическом уровне: заронить сомнение, вызвать интерес профессионалов, коснуться скрытых мотиваций, заочно посоревноваться с таким же сотрудником по ту сторону. Низкая стилистика мне претила. Хотя в таком жанре приходилось выступать тоже.
Пора было разгоняться. Вот, можно зацепиться – в одном зарубежном издании проблемная статья «Почти каждый третий из строителей погибает от передоза. Надо что-то делать». Пока неясно, как это раскрутить и обернуть. Мне пришлось включить профессиональное качество – иезуизм. Я так называю изощрённый цинизм. В принципе, мне это несвойственно – а вот тем, у кого есть цинизм в характере, работать у нас проще. Бу-бу-бу-бу – я понадувал щёки. Это у меня такой признак работы мысли.
Вот, придумал! «Выбытие населения из-за социальных проблем – одна из причин, почему страны принимают беженцев». Изощрённенько! За такое в рай меня не пустят – значит, неплохо.