Прогулки по тонкому льду
Шрифт:
— Это не проблема, — усаживаясь на стул, сообщили мне. — Это личные счеты и к убийству оборотня не имеют никакого отношения. Майну плевать, кого и где укокошат…
— Так значит, убийство оборотня не преступление? — растерянно уточнила я. — Или преступление? Поясните, я запуталась…
— Наш мир устроен еще сложнее, чем мир людей, — со вздохом начал мэтр. — Есть те, кто следует законам, есть те, кто законы нарушает, а есть те, кому законы не писаны.
Услышанное меня не удивило. Просто не рождаются легенды и сказки на ровном месте. Если бы все жили мирно, то люди бы не боялись чудовищ. Но меня волновал практический вопрос, который я и поспешила озвучить:
— Но как это возможно? Ведь есть же охотники? Совет… В конце концов, полиция. Ведь, пропавших же будут искать. Это получит резонанс в обществе и…
— Лиа, про гибель простых горожанок написала только желтая пресса, — усталым голосом прервал меня мэтр. — Кто обратит внимание на умершего в канаве пропойцу или на погибшую шлюху? Пускай убили ее не ножом, а клыками, до этого никому нет дела.
— Выходит, ничего не поменялось? К чему тогда этот свод законов, который вручил мне Хэйл?
— А к чему нам свод законов, принятый парламентом? — насмешливым тоном отозвался мэтр. — Ранее эти законы свято чтили, но есть те, кто думает, что связи или деньги делают его особенным. Возвышают над правилами… Но есть и те, кто так же поступает и с ними, следуя четко букве закона.
Тон мэтра был ровным и сдержанным, но я кожей ощущала бушующую в Легране ярость. Он говорил со мной, глядя в сторону, рисуя на крышке рояля невидимые узоры. Взгляд холодный, отстраненный, злой.
— У Майна был брат, — все так же, словно размышляя вслух, продолжал мэтр. — И он очень любил забавляться с юными девицами.
— Как забавляться? — севшим голосом уточнила я.
— Что вам известно про упырей, Ноарис? — вопросом на вопрос ответил мэтр.
Я устал, потерла переносицу.
— Ну… Они боятся солнечного света, чеснока, пьют кровь, и их можно убить, отрезав голову или вбив кол в сердце, — выпалила я все, что знала.
— М-да… Покажите мне того, кого таким способом убить нельзя, — грустно улыбнулся мэтр. — Увы, сударыня, упыри не пьют кровь. Они пьют жизнь. Кровь — это жидкость, несущая в себе информацию о человеке. Оттого ее используют в разных ритуалах, оттого на ней клянутся, оттого берегут ее чистоту. Беря каплю крови, упырь медленно выпивает жизнь из жертвы. День за днем ее покидает сначала радость, потом силы, потом и жизнь.
— А упырей много вообще живет на свете? — озадаченно отозвалась я.
— Я понял ход ваших мыслей, — усмехнулось начальство. — Пить людей до дна законом запрещено…
— А до половины можно? — съязвила я.
— По капле. То здесь, то там… Нищие с легкостью позволяют вертеть собой за пару звонких монет, — холодно произнес мэтр. — Жизни при этом уходят крупицы.
Я сглотнула, слушая этот жуткий рассказ. Выходит, многие из попрошаек, не зная об этом, медленно умирают, питая чудовищ, ворующих их жизни.
— И закон это позволяет?
— Все это происходит с добровольного согласия жертвы, — развел руками мэтр.
— Ясно, — тупо подытожила я. — И что же случилось с братом Майна?
— Он посмел наплевать на закон и, прикрывшись чином Майна, открыть охоту на людей, — вздохнул Легран. — М… что такое парочка попрошаек умерших от истощения? Десяток сюда, десяток туда, кто их считает? Но он имел неосторожность убить одну побирушку. И не учел, что другом этой побирушки был молодой и мстительный оборотень…
— И?
— И нет теперь у Майна брата, — развел руками мэтр.
— А оборотень?
— Сбежал, — покачал головой мэтр. — Украл у меня амулет перехода и удрал. Каюсь, моя вина, что я слишком ему доверял, — продолжил мэтр с коварной улыбкой. — Но я привык доверять своим учениками. И иногда оставлял амулеты на столе без присмотра. Увы, амулет перехода, а потом еще и маскирующий амулет…
И мэтр улыбнулся мне, лукаво глядя в глаза. Признаний не было, только мои догадки. Что же, учитывая возможности дознавателей, я мэтра понимаю. Эта странная откровенность мэтра, и его поведение, и весь этот разговор вызывали странные чувства. Сложно их описать, но отчего-то на душе становилось теплее. Мэтр продолжил меня удивлять и, достав из кармана какую-то странную подвеску, положил ее на крышку рояля.
— Это вам.
Я удивленно глянула на это странное украшение. Серебряная подвеска в форме круга из двух переплетенных змей, а в центре стеклянный шарик с какой-то бурой жидкостью. Странное украшение, красивое, но явно предназначенное не для услады глаз.
— Простых извинений было достаточно, — сдержанно произнесла я.
— Не фантазируйте, Лиарель, — усмехнулся мэтр. — Это ключ от библиотеки в моем кабинете. В шаре капля моей крови.
Я подняла на мэтра удивленный взгляд.
— Вам нужно учиться, познавать этот новый для вас мир. А без помощи вы не справитесь. У меня много книг, которые будут вам полезны, — пояснил мэтр. — Но это особенные книги, и взять их с полки и прочесть может только тот, кому я это позволил. А маг даже в мой кабинет не войдет, не то что рыться на полках. Эта подвеска и ключ, и оберег, и средство связи. Заклинание на замке пропустит вас, а в случае проблем достаточно сжать кулон в руке. Так что советую носить его постоянно.
— А какие проблемы у меня могут быть? — настороженно уточнила я, беря кулон.
— Я верю, что их не будет, — усмехнулся мэтр. — Надеюсь, для вас он будет только ключом.
— Спасибо.
— Наденьте, — все так же глядя мне в глаза, попросил мэтр.
Я решила не спорить и принялась возиться с замком. Увы, крючок был слишком тугой, и, как я ни старалась застегнуть его сзади, у меня не выходило.
— Я могу помочь? — следя за моими муками, уточнил мэтр.
— Буду благодарна, — вздохнула я, опуская затекшие руки.
Мэтр поднялся и, забрав у меня цепочку с кулоном, встал мне за спину. Я чувствовала, как холодный металл коснулся кожи, тяжелая подвеска скользнула в вырез платья. А потом меня как огнем обожгло касание теплых пальцев. Едва ощутимое, мимолетное, но его хватило, дабы поднять в моей душе целую бурю эмоций. Я молча сидела, напряженная, как сжатая пружина, мэтр так же молча стоял за моей спиной, и его касаний я не ощущала. Но этот интимный полумрак, это едва ощутимое тепло чужого тела рядом рождали неловкость и смятение.