Происхождение христианства в свете рукописей Мёртвого моря

Лившиц Гилер Маркович

На наш взгляд, нет оснований для отождествления кумрани­тов с ессеями, если только под последними понимать ту секту, о которой сообщают Филон, Иосиф Флавий и Плиний Старший. Проблема идентификации может быть решена лишь в случае трактовки термина «ессеи» в широком смысле, т. е., если под ес­сеями подразумевать совокупность религиозных направлений, течений и сект. Ессеи, вероятно, включали в свой состав много родственных, но различных сектантских групп, каждая из кото­рых имела свои отличительные особенности. Такое разнообразие групп было результатом длительного исторического развития. Надо полагать, что кумранская община была одной из ессейских группировок. При таком решении проблемы идентификации на­прашивается предположение, что к ессеям следует причислить и

секту, описанную в Дамасском документе.

При решении проблемы идентификации представляют боль­шой интерес те намеки на исторические факты, которые содер­жатся в Комментарии к Аввакуму. Следует попытаться увязать упомянутых в этом произведении лиц с историческими события­ми, известными на основе других источников. Необходимо лишь иметь в виду одно обстоятельство, усложняющее эту задачу. Нельзя представлять дело так, что события протекали в такой последовательности, как написано о них в Комментарии к Авва­куму. Надо учесть, что порядок изложения в нем определяется текстом книги Аввакума. Каждая фраза, каждое выражение «пророка» вызывают в воспоминании комментатора представле­ние о событиях и лицах из истории Иудеи вообще и кумранской общины в частности. Он упоминает о них так, как они всплыва­ют в его памяти.

Нет ни одного свидетельства Комментария к Аввакуму, кото­рое не вызывало бы кривотолков и споров. Это объясняется тем, что намеки на исторические факты крайне неопределенны, изла­гаются в неясных и двусмысленных выражениях. О группах и лицах рассказывается в такой таинственной форме, что это мо­жет послужить основанием для совершенно различных выводов. Следует также помнить, что, за одним или двумя исключениями, в тексте не приводятся собственные имена отдельных людей, групп и народов. Возможно, что комментатор сознательно при­бегал к неясным и таинственным описаниям для того, чтобы из­бежать цензуры и преследований. Для его современников были ясны и прозрачны те загадочные намеки, которые не вполне по­нятны для нас.

Если бы нам удалось установить, кто имеется в виду под «праведным учителем», «нечестивым жрецом» и «домом Авесалома», мы значительно расширили бы представление о социаль­но-политических и религиозных устремлениях той секты, в сре­де которой был написан Комментарий к Аввакуму. Много тео­рий выдвинуто на этом счет, но ни одну из них нельзя принять полностью, без оговорок.

Ряд ученых считает, что в Комментарии к Аввакуму отраже­ны события, имевшие место в домаккавейскую эпоху. Они отождествляют членов кумранской общины с хасидеями, «нече­стивого жреца» — с одним из эллинизованных священников: Язоном, Менелаем и Алкимом, а «праведного учителя» — с первосвященником Онием III. Сторонники данной точки зрения исходят из того факта, что Оний подвергался преследованиям со стороны Менелая и у него было столкновение с Антиохом Эпи­фаном. «Дом Авесалома» они отождествляют с Товиадами, кото­рые не оказывали содействия Онию во время его выступления против Антиоха. По мнению Бардтке, «нечестивого жреца» можно отождествить с одним из первосвященников, упомянутых во Второй Маккавейской книге, а именно, с Онием, Язоном и Менелаем. Однако речь может идти и о любом другом перво­священнике, жившем несколько раньше, о котором до нас не до­шли какие-либо сведения.

Как отмечает Барроус, самым слабым пунктом теории упо­мянутых историков является утверждение о возможности отож­дествления «праведного учителя» с Онием. По его мнению, в Комментарии к Аввакуму отсутствуют данные, которые позво­лили бы сделать заключение, что «праведный учитель» был первосвященником. Если бы в результате преследований со сто­роны «нечестивого жреца» и «человека лжи» «праведный учи­тель» был лишен сана первосвященника, то это не могло бы не найти отражения в Комментарии к Аввакуму.

Некоторые исследователи находят историческую основу Ком­ментария к Аввакуму в событиях эпохи Маккавейской (Хасмонейской) династии. Они обнаруживают в них ряд ситуаций и лиц, могущих быть использованными для решения поставленной проблемы. Так, Кросс утверждает, что «нечестивого жреца» следует отождествить с Симоном, братом Иуды Маккавея. По мнению Аллегро, Молина и некоторых других историков, под «нечестивым жрецом» следует разуметь Александра Янная. Клаузнер придерживался другой точки зрения по данному во­просу. Он обращал внимание на тот факт, что Александр Яннай был не только священником, но и первосвященником и царем. Поэтому, писал Клаузнер, если бы в Комментарии к Аввакуму речь действительно шла об Александре Яннае, то трудно допу­стить, чтобы в нем не было никакого намека на то, что он был и царем. Клаузнер полагал, что «праведным учителем» следу­ет считать Симона сына Гиоры.

Дюпон-Соммэ вначале защищал тезис о том, что «нечестиво­го жреца» можно отождествить либо с Аристобулом II, либо с Гирканом II. Однако впоследствии французский историк стал утверждать, что его следует идентифицировать с одним лишь Гирканом II. Гаррисон допускает, что «нечестивого жреца» можно отождествить либо с Александром Яннаем, либо с Ари­стобулом II. Робертсон идентифицирует «нечестивого жреца» с Аристобулом II.

По мнению Рота, историческим фоном для Комментария к Аввакуму являлись события Иудейской войны 66—73 гг. Он полагает, что во время этой войны существовала республика Масада — Кумран, которая держалась независимо по отноше­нию к центральному правительству в Иерусалиме и даже боро­лась с ним. Рот утверждает, что под «праведным учителем» следует разуметь либо Менахема сына Иуды, либо Элеазара сына Яира. «Нечестивым жрецом» был Элеазар сын Анания,, занимавший в 66 г. н. э. должность начальника стражи Иеруса­лимского храма. «Человеком лжи» считался Симон сын Гиоры. Он был одним из вождей зелотов, но его религиозные и со­циальные идеи отличались от идей Элеазара сына Яира и обита­телей Кумрана. Рот считает, что под «домом Авесалома» автор Комментария к Аввакуму имел в виду одного человека, которого звали Авесаломом. Авесалом, как утверждает Рот, возглавлял одну из группировок внутри партии зелотов. Его политические и религиозные взгляды были близки, но не тождественны взгля­дам Менахема.

Дель Медико, как и Рот, утверждает, что в Комментарии к Аввакуму отражены события Иудейской войны 66—73 гг. По его мнению, «праведного учителя» следует отождествить с Мена­хемом, «нечестивого жреца» — с Ананием, а «человека лжи» — с Агриппой II.

* * *

Рассмотрение приведенных теорий показывает, что дебаты все же не привели к надежным выводам. Ни один священник, упоминаемый в источниках, не соответствует вполне точно «нече­стивому жрецу», фигурирующему в Комментарии к Аввакуму. Еще труднее найти такую историческую личность, которую можно было бы идентифицировать с «праведным учителем».

Глава VI. ХОЗЯЙСТВО, ОБЩЕСТВЕННЫЙ УКЛАД И БЫТ ЧЛЕНОВ КУМРАНСКОЙ ОБЩИНЫ

Прежде чем перейти к освещению организационной структуры и хозяйственной жизни кумранской общины, необходимо иметь представление о ее численности. По данному вопросу уче­ными высказываются самые различные точки зрения. Флуссер полагает, что сектанты жили не только в Иудейской пустыне, но и в других местах Палестины. Ссылаясь на одно место из Уста­ва общины (II, 21—22), он утверждает, что члены секты исчис­лялись тысячами. По мнению Гастера, число сектантов превы­шало четыре тысячи человек. Он при этом отождествляет их с ессеями, так как ссылается на Иосифа Флавия, приводившего данные о численности ессеев. Гастер утверждает, что сектанты жили в лагерях, один из которых находился в Кумране. В нем жило около 200 человек.

Сходные мысли по рассматриваемому вопросу высказал Эвинг. По его мнению, в 1 в. до н. э. в различных городах и деревнях Иудеи проживало более четырех тысяч сектантов, но к ним следует присоединить членов их семей, насчитывавших свыше десяти тысяч человек. Как утверждает Аллегро, кумранская община включала в свой состав приблизительно 500 чело­век. И. Д. Амусин считает, что в период своего расцвета она на­считывала не более 200—300 членов. Барроус полагает, что об­щее число членов кумранской общины достигало немногим бо­лее 200 человек.