Происхождение видов
Шрифт:
Жжение в лопатках, слезы.
Холодок перешел на внутреннюю поверхность ляжек и грудь.
Что испытываю к Бодху?
Хочу сделать свою практику практикой порождения ОзВ.
Хочу читать «творчество» и выписывать, какие ОзВ испытываю, как я их ощущаю.
Что такого знакомого в этом дереве? Почему я его воспринимаю как часть серого мира?
Почему не воспринимаю как часть таинственного?
Стала порождать уверенность, что вижу все в первый раз, что не видела этого мира. Сначала ничего не происходило, потом повернула голову и увидела, что тропинка сворачивает куда-то между моренными валами, и появилась уверенность, что если я пойду туда, то уже не вернусь обратно, в знакомый мир.
Захотелось обвешать все логово плакатами с озаренными факторами, фотками, посадить, приклеить, повесить везде их, чтобы никогда не забывать, ни на секунду, желание порождать и испытывать ОзВ.
Я приду сейчас в логово, пойду валяться в ванной
Остановилась, стала глазеть на небо, в сумерках над вершинами были видны облака – чуть более плотные, чем само небо, еле видные, насыщенно-серые. Я представила, что огромные горы разрезают эти облака и тянутся куда-то еще выше, дальше. Стояла, смотрела на эти горы. Представляла, что я сейчас в каком-то незнакомом месте, вот коттеджи, в них - существа, которые сейчас заняты творчеством – лепят, строят, читают, учатся, играют друг с другом, исследуют, получая от этого непрерывное удовольствие, наслаждение, и я могу с ними поиграть, а потом уйти дальше, к горам. Тора сейчас у океана, с ней дайверы, коммандос, щены, они испытывают ОзВ, плещутся в волнах, лапают черепах и пялятся на небо, играют и тискаются с дельфинами и осьминогами.
Возникла уверенность, что мне осталось всего несколько лет провести здесь – а потом я уйду - к горам, к озерам, к этим облакам - просто так получилось, что несколько лет я еще проведу здесь.»
Лицо Нортона сложно зажглось изнутри, он отклонился буквально на пару сантиметров назад, но этого оказалось достаточно, чтобы создалось впечатление стремительности, и взгляд – прямо в упор, насквозь, туда, где живет искренность и открытость.
– Эксперименты, тренировки, это все прекрасно, прекрасно. Это здорово, не так ли? – его голос был таким же, как и лицо – из мягкого камня. – Это здорово? – повторил он.
– Это здорово.
– Мы в полной жопе.
– ? – Удивления не возникло. Тора словно этого и ожидала.
– Все мы. Ты, я, они все. Только я это понимаю, а ты – нет.
– Мы строим новый мир, - произнесла Тора.
– Да, строим. Мы строим новый мир, но не можем, не хотим оторваться от мира старого. Посмотри – чем мы заняты? Ну чем мы все заняты?
– ?
– Мы строим, собираем, улучшаем, узнаем и запоминаем. Мы украшаем тюрьму вокруг себя. Мы постоянно размениваемся на мелочи – желания соскальзывают в компенсацию тех желаний обладания, которые были подавлены и в итоге стали культивироваться как некая безусловная ценность. Мы повязаны по рукам и ногам выдуманными ценностями. Время идет, а мы ведем себя как кретины. Собираем и пишем книги и музыку, создаем библиотеки файлов, строим поселения и базы дайверов, тренируем ежей, щенов, коммандос и дайверов, мы путешествуем, восстанавливаем живую природу, исследуем новые миры, совершенствуем наши навыки. Это прекрасно. Но это лишь приправа – вкусная, но лишь приправа к блюду – главному блюду, которого так и не подают. Я уже обожрался пряностями и рассолами, соусами и гарнирами – а где же главное блюдо? Где он – рождественский жареный поросенок? – Нортон замолчал, словно не будучи уверенным в том, что Тора понимает – о чем он говорит.
– Мне очень хочется содействовать – тем же щенам, той же Пурне…
– «Содействовать!» - перебил ее Нортон. – А когда ты будешь действовать, а не «содействовать»? Когда ты будешь жить?
– Это жизнь!
– Это? И только? Не потому ли ты с таким усердием посвящаешь кучу своего времени «содействию», что боишься сама действовать? Не потому ли так упорно изучаешь и запоминаешь, что не хочешь сама меняться? Шестнадцать часов посвятить действию, и два – содействию – вот так было бы понятно. А мы? Команды, которые трудятся на восстановлении природы – они работают над собой по шестнадцать часов? Вот…. Пурна – она шестнадцать часов занята своим путешествием, исследованиями СВОИХ восприятий – и пару часов занята всем остальным?
– Так мы же ничего не сможем…
– … построить, конечно. Мы ничего не успеем, - Нортон выгнул спину чуть назад, уперевшись ладонями в пол. – А тебе не приходило в голову, что может и нет такой необходимости - все это успевать? Вот, к примеру, дельфины – скажи, ты видела когда-нибудь дельфиньи компьютеры и коттеджи? У них ВООБЩЕ нет того, что мы называем материальной культурой, но в том, что касается переживаний, что касается нерва, интенсивности и глубины жизни – кто из нас впереди, а кто позади? Это большой вопрос, Тора… и судя по всему тому, что сейчас нам становится постепенно о них известно, ответ на этот вопрос отнюдь не в нашу пользу… нет, - он остановил готовый сорваться вопрос с губ Торы, - нет, я не предлагаю вообще прекратить строить материальную культуру, мы все-таки не дельфины – мы люди, и у нас другой набор восприятий, и желание строить то, что мы строим, в самом деле радостное, живое… но пойми – ты ведь изучала историю, и конечно –
– Но я… я не могу сказать, что я что-то такое подавляла…
– Мы выросли не на пустом месте – мы наследники прошлого, как бы далеко мы от него ни оторвались, и все еще несем в своих абстрактных концепциях многое из того, что, казалось бы, давно уже умерло.
– Желание строить?
– Да, представь себе - желание строить, желание делать что-то своими руками, желание обладать информацией, желание обладать разнообразными видами животных и растений, населяющих планету… а то она без нас не справится! Она справится – она и до нас справлялась. Просто мы хотим прямо сейчас, быстрее, сразу, чтобы самим успеть получить новые озаренные факторы, как будто у нас их не хватает! Желание обладания незаметно оплетает липкой паутиной наши радостные желания. Человечество слишком долго подавляло и разрушало все живое, слишком долго все было запрещено – мышление, секс, впечатления, радость, беззаботность, и мы теперь погрязли в гиперкомпенсации. Мы заложники понятия «эффективной деятельности». Только эффективность эту мы понимаем не как достаточность для порождения озаренных восприятий, для осуществления путешествия сознания, которое является единственным, что дает чувство полноты и глубины жизни. Мы понимаем эффективность абстрактно – замкнутую саму на себя. Ну вот возьмем тех людей, что восстанавливают почву. Они могли бы посвящать этой работе час-два в день, а остальное время заниматься своим путешествием. Но если заниматься этим час-два – то пройдут тысячи лет, прежде чем мы восстановим Землю… и само собой, подспудно их начинают грызть мысли – «тысячи лет – это долго», «а вот сейчас я мог бы восстановить еще метр»… так радостные желания опутываются, облепляются, и успешно идут на дно, а человек остается у разбитого корыта. Но он не замечает этого, вернее – не хочет замечать, он успешно все вытесняет, сравнивая себя с тем – как жили люди раньше. Конечно – раньше люди ВООБЩЕ никогда не испытывали радостных желаний, отсюда простой вывод – мы счастливы, правильно? Неправильно. Мы счастливы тогда, когда испытываем чувство полноты жизни на 8-10. Ты живешь с полнотой на 8? Ты переживаешь такую полноту жизни, от которой загорается наслаждение в теле, от которой искрами разлетаются озаренные восприятия?
– Я? – Тора покачала головой, - нет, я нет…
– А разве не это – самое, самое главное? – вопрос повис в воздухе. Тора облизнула губы, и кончик ее языка замер между уголков губ.
– Остановись, просто останови эту гонку. Ты хочешь содействовать людям, ты хочешь тратить на это кучу своего времени и усилий – будешь вот строить базу для новой группы дайверов. Тебе что – жить негде? Да нет, есть где тебе жить. Просто тобой управляет перфекционизм. Тебе именно базу подавай, со всеми технологическими примочками, чтобы все было совершенно, удобно, красиво, вписывалось в ландшафт и прочее. Это так заманчиво – строить что-то для мира людей, стремящихся к свободе, полноте жизни, ОзВ. Вот и получается парадоксальная ситуация – мы делаем много друг для друга, в то же самое время упуская время, не делая того, что сделает нас интересными для самих себя и для тебя! Какого черта нам нужно все это? К чему такое странное «содействие»? И, кстати, на предыдущем витке развития цивилизации все это уже было – люди клали свои жизни на то, чтобы строить фабрики, «города-сады», поднимать промышленность и сельское хозяйство – ради будущего, ради потомков, жертвуя своим удовольствием прямо сейчас. Цель казалась благородной. А результат оказался катастрофическим – ни себе, ни потомкам.
Тора растерянно оглянулась, словно ища – за что зацепиться взглядом. То, что казалось незыблемым, стало неопределенным.
– Вот этот эксперимент, - продолжал Нортон, - ты посмотри – ведь каждого несет в свой огород. Кто чего только ни хочет. Пройдет несколько часов, мы все влезем в это дело, и начнется бардак. Одним подавай доступ к мордам, дракончикам и к Бодху. Другим – интеграцию восприятий морд Земли. Третьим – колонизацию миров, четвертым еще всякую хрень… вот ты научилась погружениям, ты умеешь интегрировать восприятия, ты побывала в вертикально-ориентированных мирах… нет еще? Ну не важно, в фессоновских мирах точно побывала. И что? Вот ты ответь мне – ну и что??
– …в каком смысле… в каком смысле – что? В смысле – стала ли моя жизнь…
– Да, вот именно – стала ли твоя жизнь больше похожа на жизнь? – Нортон вздохнул и заговорил медленнее и тише. – Раньше люди хотели обладать сексом, деньгами, машинами и книгами, реже – знаниями, информацией и навыками. И жизнь их была отвратительна. Дилемма «быть или иметь» стояла перед ними с ужасающей остротой. Они так спазматично стремились к обладанию, что забывали жить, и проживали свою жизнь и умирали в полном маразме, в полной тупости. Ну вот теперь-то, наверное, мы живем иначе? А?