Происхождение видов
Шрифт:
Тора ничего не ответила. Ход мысли ей был понятен, но мозги шевелились со скрипом.
– Скрипят шестеренки-то?:), – Словно отвечая на ее мысли произнес с улыбкой Нортон. – Мы в ужасной заднице, Тора. Мы благополучно сменили объект обладания. И разница налицо. Целая пропасть разделяет нас от людей прошлого, тухнущих в негативных эмоциях, тупости, без радостных желаний. Но впереди еще одна пропасть.
– Я сегодня…, - начала Тора, и Нортон умолк, - …да, я как раз сегодня проснулась, хожу и не понимаю ничего – вроде бы все так, как должно быть - тот же дом, комп, окно, плеск волн, ветерок, пальмы… так почему я как будто чужая здесь, как будто я всегда жила где-то в другом месте? Потом вдруг вспомнила, что совсем недавно испытывала что-то очень привлекательное. Что-то. А осталось только это воспоминание, только воспоминание о том, что «что-то было», что там была тяга, магнетичность, и что там мне очень нравилось. Словно я спала, и во сне испытывала ОзВ. А сейчас я проснулась и забыла, что жила другой жизнью.
– Да. Мы потеряли пульс. Мы отвлеклись. Мы рвались к свободе и теперь погрязли по уши в атрибутах свободы вместо того, чтобы стремиться к ней напрямую.
– Если я сейчас думаю о том, что буду лишь час-два в день реализовывать свое желание строить базу дайверов, сразу… сразу возникает… вот дьявольщина… ведь возникает озабоченность… это же прямое свидетельство механичности желания, но если возникает ясность в том, что желание это по большей части механическое, от этого оно само по себе не исчезает, но это и понятно – оно конечно не исчезает, но испытывать и реализовывать механическое желание не имея ясности и имея ее – это огромная разница. В первом случае – это означает быть засосанным в болото – вечный, непрекращающийся кошмар самоотравления. Во втором случае – сама по себе ясность является катализатором изменений, притягивает вспышки ОзВ, да, это ясно… но… я не понимаю, Нортон! – Тора села на коленки, выпятив попу и чуть раскачиваясь в стороны. – Я ничего не понимаю… ну хорошо, я глупая девочка, но…
– А они все, конечно, умные мальчики, - рассмеялся Нортон. – Большие умные мальчики?
– Они что – не понимают всего этого? Я сейчас понимаю скорее рассудочно, ясности у меня мало, но другие – коммандос, дайверы, Менгес… Хельдстрём… Тарден… они-то как?
– Они-то как? – переспросил Нортон? – Решила спросить у взрослого дяди?
– Да… просто не могу понять…
– Разбирайся, будешь понимать.
– Буду разбираться, - Тора прикусила губу и взяла в руку кусок халькопирита, лежащий рядом с матрацем. Голубовато-зеленые искорки так и заметались у нее в руке. – Морды Земли… у меня в коттедже тоже есть, и если будет возможность притащить туда еще один – я пойду и притащу. Я буду на него пялиться, лапать, это озаренный фактор, я буду испытывать ОзВ… да, несомненно я буду испытывать ОзВ, черт возьми, но… !
– Страшно произнести вслух?:) – рассмеялся Нортон?
– Ну… скорее непривычно… то есть вопрос можно поставить так – прекрасно, у меня есть кристалл аметиста в норе, и еще я могу пойти в горы и принести целеститовую жеоду, и я буду испытывать восторг и прочие ОзВ… но разве… я… не могу… испытывать… те же ОзВ… без него?? О… - Тора села попой на пятки и так и осталась сидеть с полуоткрытым ртом.
– Что возникает?
– Возникает… страх потери смысла жизни, конечно…
– Еще?
– Еще… ясность, что погоня за озаренными факторами стала самоцелью… ведь все наши поселения, контакты с дельфинами, минералы, книги, интеграция восприятий, курсы для малолеток… это ведь все в значительной степени представляет собой ожесточенную погоню за озаренными факторами.
– Ожесточенную? Да, вполне подходящий эпитет. А беспокойство за нашу культуру, за наше развитие – возникает?
– Да… если, к примеру, Кремер отменит сегодняшние занятия с щенами, они… собственно – что они? Начнут скучать? Расстроятся? Что именно то будет…, а? – то ли себя, то ли Нортона спросила Тора. – Получается – типичная забота? Мамашесть? Как бы сыночку скучно не стало? Все ведь так очевидно, но остановиться в этой погоне… - Тора снова прикусила губу и замолчала.
– Остановиться сложно – особенно когда все вокруг тебя сутки напролет только и заняты ею.
– Интересно – я всегда где-то в тихом внутреннем диалоге считала тебя зазнайкой, ну или каким-то слегка чужим, отчужденным человеком, потому что ты держишься отстраненно, лекций не читаешь, курсов не ведешь, ну как бы не отдаешь себя… и когда увидела тебя, сегодня, в первый момент, когда открыла глаза… что поразило – близость, открытость, которая мгновенно возникла к тебе. Вот дерьмо-то… значит – все мы в дерьме, вот дела… - Тора встала и подошла к окну, занимавшему пол стены, выходящей на полянку, за которой в просветах между пальмами просвечивал океан.
– Оказывается, я боюсь скуки… боюсь не помочь, боюсь… я же живу в страхе, Нортон… я так срослась с ним, что вообще не замечала его, я только отдавала себе отчет в том, что почему-то мало ОзВ, а экстатических ОзВ и вовсе кот наплакал… ну я объясняла себе это – я не воспитывалась у коммандос, жила в детстве в обычной семье, я не слишком-то способная, и все это был самообман. Во бля! – Тора прижалась лбом к стеклу, слова куда-то подевались. – Ведь я и сейчас неискренна, Нортон, - обернулась она, - прямо сейчас я продолжаю потреблять, хватать, заглатывать, еще и еще, давайте мне еще Нортона, еще полкило, еще минутку, мало мне, еще давай!
Неожиданно Тора зарычала, как зверь, сжав кулаки, и это рычание превратилось в вой, наращивая силу и высоту, страстно, отчаянно, словно просила она что-то у кого-то, или требовала, разрывала себя, как зверь, рвущийся из капкана – любой ценой, только б выжить.
Глава 25.
–
– Почти все уже здесь, - Тарден прилетит сегодня ночью, и мы будем полностью готовы.
Повисла пауза. Никто не шевелился.
– Тарден, кстати, тут письмо прислал.
И снова мертвая тишина. Неспроста это все. Нарочито будничная интонация голоса Нортона вряд ли кого-то обманула.
– Хочу прочесть. – Нортон включил инфокристалл.
– Нортон…
Этого человека Тора не знала – кажется, кто-то из Совета.
– А ты уверен..?
– Что хочу прочесть? – Вопрос человека из Совета словно отмел какие-то сомнения, если они и были. – Конечно хочу.
«Снова она пришла – теперь уже я знаю ее, и она знает меня. Разные места, разные люди вокруг, но одинаковое в том, что я брожу или бегаю по берегу моря, и вдруг из него поднимается огромная волна - метров тридцать в высоту. Такая красивая, охренительных оттенков синего и голубого, громадная. Я не мог поверить, что это происходит. Но теперь мне уже даже не страшно. Где-то глубоко что-то как будто падает в пропасть, но уже не страшно. Я пялюсь на нее. Она мне очень нравится. Прежде я чуть не начинал паниковать и пытаться убегать. Ну, собственно в самый первый раз – это было на Гавайях - я был просто парализован – я не мог ни двигаться, ни думать, ни дышать, я просто смотрел на нее с открытым ртом, я словно отдался ей – весь, без остатка, этого не описать – ты наверняка знаешь тот восторг и восхищение, которые возникают, когда мимо тебя проплывает голубой кит – огромный, живой, он знает тебя, он может одним ударом хвоста тебя уничтожить, но он очень аккуратен, он почти нежен, черт возьми, и возникает преданность. Громадная живая морда. Так вот когда приходит волна – это еще сильнее, это не описать. Один раз такая волна даже обрушилась! Позавчера она смыла все к чертовой матери вокруг меня – водоросли, песок, камни, сухие стволы пальм, все мелькало в бешеных водоворотах, стало темно, но меня – нет, меня не смыло, меня она не тронула. Я не знаю, как так получилось. Я не понимаю – как такое возможно. Я и не хочу понимать. Это просто невозможно, и понимать тут нечего. Если бы это был сон, если бы я был в мире осознанных сновидений! Я сейчас пишу это тебе и понимаю – ты мне не поверишь. Я и сам бы не поверил. Но ты уж постарайся – поверь – хотя бы ради Эксперимента. Это происходит. Мы… о, Нортон, мы полные кретины, мы идиоты! Я только сейчас начинаю понимать… мы были идиоты, мы культивировали, сами того не понимая, абстрактную концепцию, состоящую в том, что мир «внутри нас» и мир «вне нас» - нечто, разделенное такое… ну как раньше несли всякую чушь про «материю» и «дух». Мы сейчас чушь не несем, но на самом деле продолжаем верить в нее – на словах мы вроде как понимаем, что нет «мертвой природы», но это понимание куцее, а… Нортон, в конце концов это не важно – мы будем идти куда идем и рано или поздно привыкнем к тому, что нет никакой «мертвой природы». Мертвая природа – у мертвых людей, это точно. Сейчас мы начали оживать, и обнаруживается такое, что приходится постоянно кусать себя за палец – не сплю ли я? Я не сплю, пора и остальным просыпаться. У нас на носу – Эксперимент, завтра утром. Сегодня я отправлю это письмо и сразу вылетаю. Завтра эксперимент, и я хочу, чтобы у вас было хотя бы еще два часа лишнего времени на то, чтобы понять – мы не готовы. Мы настолько не готовы к нему, что я предлагаю… вовсе бросить готовиться. Ты будешь читать это письмо вслух, посмотри на лица вокруг тебя – что они обо мне сейчас думают? Но вы подумайте – к чему вообще «готовиться»? Что мы понимаем под этим словом? Разве надо «готовиться», когда ты искренен? Если ты идешь на встречу к любимой девочке – ты «готовишься»? Только мудаки и лжецы готовятся. Готовятся ко встрече с противником, с чем-то чужим. А кто тут чужой? Морды Земли? Они что ли чужие? Для агрессивных и тупых людей враги везде – море их затапливает, микробы их убивают, животные их кусают, весь мир – враждебен и опасен. Я не хочу готовиться. Я не хочу играть в эти игры – кого мы хотим перехитрить? Ну кого?! Я не хочу хитрить с ней, пойми, Нортон… я сейчас даже с вами не хочу хитрить… когда она нависала надо мной – заслоняя небо, ты можешь себе это представить?? Она заслоняла небо, Нортон!! С кем тут хитрить?? Когда есть торжество и преданность, отрешенность и блаженство – где тут место для хитрости? Во мне этого места нет. А когда преданности, торжества, отрешенности и устремленности нет – о чем вообще можно говорить? О чем еще можно думать? Если их нет – ты в жопе, ты враг сам себе, ты самоубийца. Я говорю тебе, Нортон, я плевать хотел на все наши игры, планы, хитросплетения интересов. А эта война, которую ребята затеяли с вертикально-ориентированными мирами? Ты что – сейчас наверное удивился слову «война»? А как иначе это назвать? Мы исследуем эти миры, словно в каждую минуту боимся умереть. Ну а зачем тогда туда соваться со своими страхами? Как испытывающий негативные эмоции человек воюет с микробами, не понимая, что это заведомо проигранная война, так и мы, преисполненные страхами и отчуждением, боимся путешествий сознания. Ребята, мы идиоты. Все намного проще.