Проклятая шахта. Разгневанная гора
Шрифт:
– Пожалуйста, Фаррел, сядь и успокойся.
Я взял бокал и опустился в кресло. Если я хочу выбраться отсюда живым, он должен быть уверен, что я считаю его подлинным Ширером.
– Прекрасно. – сказал я. – Всего лишь несколько дней назад я узнал, что вы с Рисом живы. Администрация госпиталя тогда заявила, что вы погибли при попытке к бегству.
Он засмеялся:
– Да, мы действительно чуть не погибли. Санитарная машина, в которой мы бежали, сломалась, и нам пришлось брести по холмам. Ты случайно не встречал Риса? Я думал, ты и его сестра…
– Она порвала со мной.
Он удивленно поднял брови. Ширер никогда так не выражал удивление. Сейчас он стал удивительно похож на доктора.
– Она поступила очень нехорошо. – заметила Джина Валле и добавила, обращаясь к Ширеру: – Я все еще жду свой бокал, Вальтер.
Он подал ей бокал и пошел к бару, чтобы налить себе. Джина слезла с кресла и подошла ко мне.
– По-моему, вам не везло в любви, синьор, – сказала она.
Я ничего не ответил. Она поставила бокал на стол рядом с моим:
– Может, вам везет в карты?
– Я не играю в карты. Она засмеялась:
– Я всегда пытаюсь проверить на практике известную поговорку. И убеждаюсь, что она не оправдывается. – Она зевнула. – Вальтер, я хочу спать.
Он взглянул па часы:
– Еще только половина двенадцатого.
– Да, но мне завтра рано вставать. Вы проводите меня, мистер Фаррел?
Эта ее фраза была спасительной для меня, и я поспешил ответить:
– Конечно.
Ширер нажал кнопку звонка и, когда у меня за спиной открылась дверь, сказал;
– Пьетро, вызови такси.
Джина вернулась к своему креслу. Я хотел взять свой бокал, но его не было там. Его взяла Джина, оставив мне свой. Я хотел сказать ей об этом, но что-то в выражении ее липа остановило меня. Впрочем, она уже выпила его содержимое.
Тем временем появился Пьетро и сообщил, что такси у подъезда.
Я помог ей с меховой накидкой.
– Сколько ты еще пробудешь В Милане, Вальтер? – спросила она.
– Не могу сказать. Не беспокойся. Я сделаю то, что ты хочешь. Фаррел, ты не допил свой бокал. – Он протянул мне стакан. – Шотландское виски слишком дорого ценится в эти дни, чтобы выливать его в раковину.
Пока я пил, он наблюдал за мной, как доктор, желающий убедиться, что пациент в точности выполняет его предписания. А потом заметил, что Джина смотрит на него как-то странно. Ширер взял у меня бокал и поставил его на краешек стола. Потом проводил нас до лифта.
– Я рад был тебя видеть, Фаррел, – сказал он, пожимая мне руку, и я ощутил дрожь, пробежавшую у меня по спине. Прикосновение его нежных пальцев вызвало у меня желание схватить его и разорвать на мелкие кусочки. Рука, которую я пожал, не могла быть рукой шахтера. Я быстро прервал рукопожатие, как будто в этом была смертельная опасность. – Надеюсь, ты не сердишься за вчерашнее, – сказал он улыбаясь.
Двери лифта закрылись, и мы стали спускаться вниз. Мне запомнились глаза провожавшего нас Ширера: они были похожи на черные ягоды терновника.
В такси Джина Балле наклонилась ко мне, взяв меня за руку:
– Вы не любите Вальтера, да?
Я ничего не ответил, и она добавила:
– Вы его ненавидите. Почему?
Я не знал, что ответить, и, пытаясь сменить тему разговора, шутливо заметил:
– А знаете, вы по ошибке взяли мой бокал.
– Знаю, конечно. Как вы думаете, почему я вылезла из кресла, где мне было так удобно?
– Вы хотите сказать, что сделали это сознательно? Но почему?
Она засмеялась:
– Потому что мне казалось, что вам не следует это пить. Скажите, почему Вальтер был сегодня таким странным? И кто такой Сансевино? Когда ему сообщили, что друг доктора Сансевино хочет видеть его, он ужасно побледнел. А когда вы вошли, в какой-то момент мне показалось, что он боится вас. Он действительно вас боится?
– Он боится меня?
Эта фраза отозвалась в моем сознании, как звон колокола. Боится меня! Сансевино боится меня! Я вдруг вдохновился, я ликовал. Он у меня в руках! Я знал его тайну, я мог сыграть с ним в ту же игру, в какую он играл со мной. Я ощущал вкус мести.
– Да, боится!
– Возможно.
– Почему?
– Когда-нибудь, когда я получше вас узнаю, я, может быть, расскажу вам.
– Это касается того, что сделали с вами? Что он сделал с вами? – вопрошала она с горячностью, словно хотела тем самым изъявить мне свою солидарность.
– Почему вас это так интересует? – спросил я. – Вы не любите его?
Такси резко затормозило. Она повернулась ко мне, и я увидел ее горящий взгляд.
– Я ненавижу его, – выдохнула она. – Затем дверца распахнулась, и она вышла. – Если будете в Неаполе, я живу на вилле «Карлотта», Не забудьте.
– Нет, не забуду. Доброй ночи.
– Спокойной ночи. – Она послала мне воздушный поцелуй и исчезла в подъезде большого многоквартирного дома.
– Куда, синьор?
– Отель «Эксельсиор».
Такси повернуло на Корсо Буэнос-Айрес, и я смотрел в окно на уличные фонари и думал о том Сансевино, который жив и находится в моей власти. Я вернулся в отель в приподнятом настроении и был слишком возбужден, чтобы ложиться спать.
Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, мое тогдашнее состояние было весьма странным. Я был возбужден, напуган, и у меня чрезмерно разыгралось воображение. В течение целого года я пребывал в постоянном страхе, не зная, чего ждать от этого человека. И вдруг выясняется, что он жив. Если я не ослеп и не сошел с ума, то этот человек – Сансевино. От одной этой мысли можно было свихнуться.
Но невзирая на испытанное мною сильное нервное потрясение, я вернулся в отель и приподнятом настроении, без конца повторяя про себя: «Сансевино жив. Он у меня в руках. На сей раз он у меня в руках».
Как мне следует поступить? – размышлял я. Идти в полицию? Нет-нет. Это было бы слишком банально. Пусть он узнает, что значит жить в страхе. Ведь именно это сказала Джина Балле: «Я думаю, он вас боится». Боится! Я считал это главным для себя. Сансевино боится меня. Он будет пребывать в страхе до конца своих дней.