Проклятие Энтаны
Шрифт:
Я поглядела на остальных и по их лицам поняла, что биение теневого сердца ощущали все.
– Но почему? С чем это связано? – спросила Кьяра.
– Тени… будто на что-то отзываются, – вполголоса сказала Тайли.
– Отзываются? – переспросила сестра. – На что?
Тайли лишь пожала плечами.
– В Квартале ничего подобного не было, – задумчиво проговорил Нейт. – Значит, дело в Энтане. Недаром же Тени пришли именно отсюда. По одной из версий, где-то здесь есть расщелина, откуда они и появились.
За столом повисло неуютное молчание, которое нарушил хмурый Ферн:
–
Спорить с ним никто не стал.
До заката оставалось чуть меньше часа, и Кьяра, изнывающая от вынужденного безделья, предложила выдвинуться к Храму Энтаны. Никто, кроме Донни, не высказал должного энтузиазма – сказывалась теневая лихорадка.
Но когда они решили отправиться вдвоем, я всё же сказала:
– Я пойду с вами.
Пусть меня мучали слабость и головокружение, но уж лучше выйти на свежий воздух, чем сидеть взаперти с мрачным Ферном.
В итоге договорились, что остальные присоединятся к нам уже в теневой форме – так им будет легче передвигаться.
Мы вышли на набережную Иммры и где-то через полчаса ступили в тенистую Аллею раздумий, где росли старые высокие липы. От реки умиротворяюще веяло легкой прохладой.
– Почему это Аллея раздумий? – спросил неожиданно Донни.
– А ты не помнишь? Мы, кажется, об этом говорили, – заметила Кьяра.
– Я прослушал, – без капли стыда признался он.
Сестра с сожалением покачала головой и сказала:
– Больше всего энтанцы ценят… ценили, – поправила она себя, – середину осени, когда опадают листья и сквозь оголившиеся ветви становится видно небо. – Она подняла голову кверху, где сейчас смыкались зеленые кроны лип. – Тогда было принято приходить на Аллею раздумий, чтобы поразмышлять об увядании и смерти, о сути всего сущего и о бренности бытия.
Несколько секунд Донни смотрела на Кьяру, вытаращив глаза, потом пробормотал:
– Знаете что? Эти энтанцы о-очень странные, – и торопливо пошел вперед, явно потеряв желание задавать дальнейшие вопросы.
Мы с Кьярой обменялись улыбками. И пусть на миг, но я почувствовала единение с сестрой, и от этого на душе у меня стало тепло.
Наконец деревья справа расступились. Дорога здесь сворачивала – вдоль короткой можжевеловой аллеи к корпусам Академии и Гильдии камневидцев, – проходила под крытым переходом между ними и дальше поднималась к Храму Энтаны.
И Академия, и Гильдия были выстроены в едином стиле – из азонита, плавно меняющего свой цвет: от темного, почти черного, снизу до белого с серыми прожилками сверху. Это символизировало девиз энтанской Академии – «От тьмы неведения к свету познания», который позднее позаимствовали и остальные Академии.
Главные входы в оба здания находились друг напротив друга, как раз под крытым переходом. Я с интересом рассмотрела над темными массивными дверями одинаковые рельефные изображения – знак энтанской Гильдии камневидцев: в центре камень-сердце, а от него отходят шесть лучей, камни на концах которых обозначали важные для энтанских камневидцев качества: самопознание, мудрость, созерцательность, справедливость,
Донни, влекомый любопытством, уже убежал вперед, и мы с Кьярой последовали за ним – по дороге между жилыми корпусами для наставников и студентов. В конце пришлось подниматься всё выше и выше по истертым от времени азонитовым ступеням. Когда мы наконец оказались на площадке перед Храмом Энтаны, мои ноги дрожали от напряжения, а дыхание сбилось. Зато открывшийся вид возместил все усилия.
Прямо под нами раскинулся город. За зданиями Академии и Гильдии камневидцев сверкала в закатном свете Иммра, а на том берегу вытянулась площадь с Храмом Первых и торговыми рядами. Впереди, на востоке, зеленели деревья староэнтанского кладбища – среди их густых крон блестела крыша Храма Прародителей, где находилась усыпальница Серры и Иалона. Квартал развлечений с театрами, концертными залами и картинной галереей располагался на юге, подальше от суровой сдержанности старой Энтаны.
Стоя здесь, наверху, можно было легко представить, как город шумит, кричит, радуется, и лишь Храм Энтаны светло-серым монолитом возвышается над царящей внизу суетой, призывая к углублению в себя и безмолвному созерцанию.
Сейчас же тишину нарушал только ветер.
– Смотрите! – с восторгом позвал нас Донни.
Перед храмом на широком уступе стояла круглая беседка из белого лассника, сплошь увитая диким виноградом. Донни уже успел не только побывать в беседке, но и подобраться к краю уступа, где росли невысокие искривленные сосны. Получив строгий выговор от Кьяры, он сморщил нос и отпросился сбегать к Храму.
– Будь осторожнее! Смотри, не свались никуда! – крикнула она ему вдогонку.
Вместе с сестрой мы не сговариваясь зашли в беседку. Как утверждали, ее возвели еще при жизни Энтаны, и Первая проводила здесь много времени в размышлении и молитве.
Отсюда была хорошо видна гавань. По левую руку на небольшом островке высился заброшенный маяк, справа на рейде чернел «Дартеллий», а прямо, за искрящейся в закатных лучах солнца гладью, темнел пролив между Северными островами.
Чем дольше я глядела на гавань, тем быстрее билось мое теневое сердце. И хотя пора было приступать к поискам в храме, я никак не могла заставить себя оторваться от этого вида. Кьяра тоже не спешила – положив руки на балюстраду, она погрузилась в задумчивость. Неожиданно я осознала, что впервые за долгое время мы оказались наедине, и, не давая себе передумать, произнесла:
– Мама не знала о своей беременности, когда покидала Альвион.
Кьяра слегка вздрогнула и молча повернулась ко мне. Я опустила взгляд на отполированный поручень и продолжила:
– Имрок Дейн признался, что в последние месяцы перед тем, как мама ушла, у них не было близости, а последний раз случился накануне ее ухода. Якобы так она хотела усыпить его бдительность и украсть осколки.
– Зачем ты мне об этом говоришь? – сухо спросила Кьяра.
– Она не хотела заводить новую семью и тем более, – я посмотрела сестре в глаза, – не искала замену тебе. – Ее лицо застыло, а я тихо продолжила: – Она любила тебя. И на самом деле хотела к тебе вернуться. Но обстоятельства…