Проклятие Осириса
Шрифт:
Мрачные посетители, не задавая никаких вопросов, прямиком проследовали в кабинет, который избрал своей постоянной резиденцией Михаил Аркадьевич Муфлонский.
Мишель в это время разговаривал с приятным голубоглазым юношей. Поглаживая его по руке, Муфлонский рассказывал, как одинок в нашем жестоком мире по-настоящему творческий человек. Эти слова, кажется, находили глубокий отзвук в сердце юноши, поэтому, когда дверь распахнулась и на пороге появились «двое из ларца», Муфлонский очень рассердился.
Он привстал, изобразил на лице неудовольствие, переходящее в гнев,
– Кто пустил?
Однако мрачные посетители не обратили на его гнев ни малейшего внимания. Один моргнул на голубоглазого юношу, причем тот оказался очень понятливым и в ту же секунду раз и навсегда исчез из кабинета Муфлонского и из его жизни.
Второй же пришелец обошел стол Мишеля и проговорил голосом, не терпящим возражений:
– Тебя ждет Штабель.
Услышав страшное имя, Муфлонский последовательно побледнел, покраснел и снова побледнел. Он расслабил узел своего неизменного шейного платка, застегнул пиджак и поднялся.
– Я… сейчас… только наведу здесь порядок…
– Потом наведешь! – ответил грозный гость, подтолкнув Мишеля к двери.
От этого толчка Муфлонский долетел до двери своего кабинета в долю секунды.
Правда, прозвучавшее в устах гостя слово «потом» вызвало у него надежду на то, что какое-то «потом» будет, то есть он еще вернется в свой уютный кабинет. Правда, люди вроде этих двоих запросто могут и соврать. Или просто ошибаться насчет планов своего начальства.
Во всяком случае, никаких вариантов у Мишеля не оставалось, и он проследовал через главный торговый зал «Модерна» между двумя мрачными сопровождающими.
Его подвели к черной машине с тонированными стеклами и втолкнули на заднее сиденье.
За рулем обнаружился еще один тип, такой же мрачный и облаченный в точно такой же похоронный костюм.
Сопровождающие сели с двух сторон от Муфлонского, полностью обездвижив его, и машина тронулась в неизвестность.
Впрочем, довольно скоро Мишель понял, что его везут на Петроградскую сторону, где в просторном помещении бильярдной располагался оперативный штаб господина Шустова.
Штабель ждал Муфлонского, сидя в глубоком кресле черного дерева.
«Семнадцатый век!» – машинально отметил Мишель, который даже в такой драматической ситуации не утратил навыков антиквара.
Шустов был еще более мрачен, чем его посланцы. Он был худ, костляв, длиннорук, но его худое жилистое тело дышало силой и угрозой.
Сбоку от его кресла, как придворный возле королевского трона, маячил кругленький лысенький веснушчатый человечек совершенно безобидной наружности, в котором Мишель узнал Семена Борисовича Эрлиха, с которым его не раз сталкивала трудная судьба коллекционера.
– Здравствуй, Мишель! – приветствовал Муфлонского старый знакомый. – Ты извини, что мы с Сережей так невежливо тебя вызвали…
– Ничего страшного! – проблеял Муфлонский, гадая, отпустят ли его живым.
– Ничего страшного! – как эхо, повторил за ним Штабель и громко расхохотался.
Затем он повернулся к Семену и проговорил:
– Да он юморист! Прямо Петросян!
Мгновенно помрачнев, Штабель снова развернулся к Муфлонскому и окинул его пристальным изучающим взглядом холодных, глубоко посаженных глаз.
– У нас к тебе просьба, – проговорил он наконец, когда Мишель уже готов был упасть в обморок.
– Конечно! – пробормотал Муфлонский. – Все, что в моих силах…
– Объясни ему, Семен! – бросил Штабель своему подручному.
Эрлих откашлялся, потер руки, поросшие рыжими волосками, и чрезвычайно вежливо сообщил, что они со Штабелем «очень бы просили» господина Муфлонского устроить для одной хорошей девушки уроки французского языка.
– Понимаешь, Мишель, девушке нужно ехать в Канаду, а у нее произношение не очень…
Муфлонский удивленно заморгал глазами.
Само то, что два таких серьезных человека беспокоятся о французском произношении какой-то девицы, было, конечно, странно, но могло найти разумное объяснение. Девица могла быть внебрачной дочерью одного из них или еще какого-нибудь серьезного человека, в котором эти двое заинтересованы. Она могла быть не дочерью, а любимой племянницей или, скажем, троюродной сестрой. Всякое бывает. Но вот то, что его, Муфлонского, привозят с охраной в резиденцию Штабеля, чтобы он нашел для этой девицы французскую учительницу, – не укладывалось ни в какие рамки!
– Семен Борисович! – воскликнул Муфлонский, умоляюще сложив ухоженные руки. – Да этих французских учителей полная телефонная книга! Я не понимаю…
– Он не понимает, – проговорил Штабель мрачным скрипучим голосом, повернувшись к Эрлиху.
От звуков этого голоса Муфлонский похолодел, сердце его провалилось в пятки. Он подумал, что недаром, ох недаром подручные Штабеля одеты, как для похорон. В случае чего им не придется переодеваться.
– Ты не понимаешь, Мишель! – недовольно процедил Эрлих. – Нам не нужен такой учитель, которых полно в справочнике. В справочнике вообще ничего хорошего не найдешь. Нам не нужен абы какой преподаватель. Нам, Мишель, нужен очень хороший… точнее, очень хорошая. Нам нужно, чтобы ты эту девушку устроил позаниматься к Леониде Васильевне Симагиной.
– К кому? – удивленно переспросил Муфлонский. – К Леониде как? Я не понимаю…
– Он опять не понимает, – грустно вздохнул Штабель. – Семен, ты же говорил, что он понятливый!
– Он понятливый, Сережа, он понятливый! – заверил шефа Эрлих. – Он просто нервничает. Его твои орлы напугали.
– Мало напугали! – прохрипел Штабель. – Мало напугали, если он еще вопросы задает!
– Мишель, ты не понимаешь, – ласково и убедительно, как опытный учитель неуспевающему ученику, сообщил Эрлих Муфлонскому. – Но тебе и не надо ничего понимать. Даже лучше будет, если ты ничего не поймешь. Спать будешь спокойнее. Тебе надо только сделать то, о чем тебя просят. Ты ведь много интеллигентных старушек знаешь, так? Ты ведь у них всю жизнь антиквариат за гроши скупал! Ты на этих старушках состояние сделал! Так что покрутись, дорогой, пошустри и найди выход на эту Леониду Васильевну! Мы с Сережей очень тебя просим, а все остальное неважно, правда?